Итен замешкался перед зеркалом, разглядывая собственные острые плечи и веснушки: в эльфа или ведьмака? Ну какой из него грозный колдун – с веснушками-то? Хотя если ведьмачий хвостик на заднице отрастёт, то, наверное, и рыжие пятнышки на морде пропадут?
А если в эльфа – то бабуля станет гордиться внезапно проявившимися способностями внука и устроит ему протекцию в Светлый Круг. И Итен, наконец, предложит милой Иликке выйти за него – даже она не сможет отказать красавцу-эльфу, каким он станет. А ведьмачий хвост Иликке, наверное, не понравится – хотя кто их, девчонок, разберёт? Всё-таки, ведьмак – это круто!
Скорчив злобную надменную рожу и разлохматив только что зачёсанные волосы, Итен влез в тёплые домашние штаны и походкой мачо потопал на кухню.
Он не включал свет, и потому проблесковые маячки выруливших во двор полицейских заметил сразу. Не раздумывая, метнулся в коридор, впрыгнул в ботинки и парку, сунул философский камень в красный мешок с костями и вылетел в подъезд.
Внизу хлопнула дверь, послышались голоса – хобгоблинши-консьержки и незнакомые, мужские. Итен бесшумно прикрыл дверь и помчался вверх. Ужас плеснул тёмной волной и рассеялся, перетравился в желание жить. Это за ним!
Ночной ветер резнул влажный затылок морозом, Итен натянул капюшон, вытолкал мешок наружу и вылез сам. Куда бежать с крыши, он себе не представлял, потому просто запер за собой на щеколду люк и огляделся.
На плоской крыше многоэтажки возвышались две подъездные будки, в одной из которых находился Итен, и ракушки вентиляций. Угловые горгульи спали, очевидно, хорошо накормленные в районным бестиологическом центре. Слетаются в окрестности как проклятые. Нет чтобы эпидемку с дудочками вызвать и вывести тварей из города – их ещё и прививают!
Итен постарался ступать тихо, подобрался к краю крыши, лёг на живот и глянул вниз. Вряд ли полицейские во дворе заметят на фоне ночного неба его силуэт.
Как они его нашли? Итен с сомнением поглядел на мешок. Могли ли серебряные кости фонить? Ох он и дурак! Ну конечно же, останки могущественного и великого существа, которым являлся убиенный Дед Мороз, должны излучать столько магии, что мешок для детекторов, небось, светил фонарём.
Возникло желание швырнуть мешок вниз. Страшно подумать, что с Итеном сделают за убийство специалиста с той стороны. Бессмертного и могущественного.
Нельзя швырять, в нём камень.
Итен подался назад и пополз прочь от края, оскальзываясь на ледяных корочках черепицы.
Надо было, конечно, выкинуть опасный трофей ещё раньше, не нести его в дом.
Порыв ветра скользнул царапучей лапой под парку, над шпилями города заплясали рваные тени.
Нога во что-то упёрлась, Итен обернулся и судорожно перевернулся на спину.
Над ним нависала туша горгульи: жёлтые любопытные глаза разглядывали добычу между когтистых лап, а огромный клюв-топор нацелился Итену в пупок.
– Курлык! – сказал монстр.
– Хорошая птичка, – голос охрип и сломался. – Ты же не голодная, птичка?
Рука нырнула в жёсткий от замёрзшей жидкости мешок и нащупала берцовую кость:
– Не ешь меня, – сказал Итен. – На вот, угощайся.
Он ткнул костью в наглую морду и взвизгнул:
– Хорошая птичка!
Кость рассеялась голубым искристым дымом, туша горгульи схлопнулась, и на живот Итена с душераздирающим квохтаньем упала пёстрая курица.
– Ничего себе! – выдохнул он, таращась на бывшую горгулью, стряхнул её. Та скатилась и погуляла прочь, поклёвывая трещины черепицы. Итен с ошеломлением разглядывал собственную ладонь. От серебряной кости не осталось и следа.
Итен знал, что Синдикат человеческой магии специализируется на трансмутациях, но не представлял, что кости дедов морозов могут превращать горгулий в кур, как волшебные палочки.
Он сел, распутал горловину мешка, достал ещё одну оплывшую кость и провозгласил:
– Пусть полицейские убираются прочь и забудут обо мне навсегда! – он помахал «волшебной косточкой», потыкал ею в звёздное небо и, на всякий случай, в сторону края крыши. Ничего не произошло.
– Пусть катастрофы не случалось, и нет причин меня искать, – сказал Итен, с сожалением прощаясь с философским камнем в мешке. Он понял, что готов отказаться от внезапно свалившихся исполнений желаний ради того, чтоб всё стало как раньше.
Снова ничего не вышло. Со стороны подъездной будки застучал отодвигаемый засов. Они здесь.
– Ладно, раз можно только превращать одно существо в другое… – Итен огорчённо вздохнул. Сейчас бы превратиться в ведьмака и зачаровать их всех. Но ведь всё равно повяжут за убийство. И контрафакцию. И контрабанду. И… Он с тоской поглядел на звёздное небо, отмечая пару стремительных силуэтов, дёргающихся с грацией рваных зонтов. – Мне срочно нужны крылья!
Голубые искры ссыпались с ладони, завернулись в спираль и растаяли. Под паркой распёрло и зашевелилось, плечи вывернуло, словно под руками профессионального массажиста, дыхание сорвалось – Итен успел только натужно крякнуть. Слёзы брызнули, пахнуло холодом – кожистые тонкие крылья оказались чертовски нежными. Итен прижал к себе мешок, и его сорвало с крыши обжигающим ветром.
Ветер гудел, переворачивал, крутил волчком, звёзды размазывались в бесконечные запятые.
Итен обезумел. Он метался пьяным вампиром, проваливался в ямы, выворачивал крылья, стремясь подняться. Он чуть не врезался в конус башенки городской ратуши – вцепился в кованый флюгер и сложил дрожащие крылья. Фонари просвечивали сквозь их кожу, делали пергаментно-жёлтыми, пронизанными тёмной сетью вен.
Осторожно цепляясь скрюченными пальцами за завитки, Итен переместился к служебному люку. Замок оказался слабым, и дверь, скрипнув под ударами ноги, вдавилась, жалобно клацнула и повисла на одной петле. Итен ввалился внутрь в полуобмороке.
«Надо вернуть всё обратно, – думал он. – Найти способ, доказать… Стоп!»
Чувствовать себя идиотом, похоже, становится привычкой. Он может воскресить Деда Мороза при помощи философского камня. Лечение, улучшение, бессмертие… и оживление!
Он может использовать артефакт, чтобы исправить хоть что-то, затереть свою самую большую ошибку.
Камень и ему нужен, чтобы осуществить мечту. Эти нелепые крылья… Что скажет Иликка? А бабушка Синдарель? Она же его проклянёт – шутка ли, у внука крылья, как у вампира. Кстати, ранка на руке-то зажила… Но Иликка, конечно, не захочет за него замуж – она необыкновенная, экзотичная, впечатлительная, а он – уродливый человек. Серебряные кости превратили его во что-то, чего не было в его генах… А ведь могли и в курицу, кудахтал бы теперь желания в полицейском участке.
Итен завозился в полутёмной каморке, задел подошвой жестяной отражатель фонаря, тот задребезжал.
Ну, ничего, до следующего Нового года можно походить и так, с крыльями. Придётся Иликке всё рассказать, а к бабуле пока не ездить. Итен хотел, чтобы его любили сильнее, потому что стал бы другим, но стал бы он лучше?
Череп загрохотал по полу, когда Итен вытряхнул мешок. Зазвенели оплывающие кусочки серебряных костей, отчего-то покрасневший философский камень и немного золотого песка. Итен вздохнул и принялся собирать установку для воскрешения Деда Мороза. Почти то же самое, что зеркало трансмутаций дома. Почти.
Жестяные отражатели маяковых фонарей, открученные от стойки, образовали рефлектор. Центр композиции заняли череп с кучкой костей и философский камень. Итен не изучал трактаты по оживлению, но вскользь запомнил, что это очень похоже на изменение живого организма плюс сильная эмоция.
Какую эмоцию он мог отдать? В памяти вспыхнули раскосые глаза Иликки, изящное ушко и лукавая улыбка. Нет, любовь – нет. Итен понял, что смертельно устал и замёрз – на душе не осталось ни страха, ни радости, и, кроме светлой нежности любви, в ней теплилось лишь заветное желание.
Крылья сморщились и сжались, стараясь сохранить тепло. В мире не осталось ни капли жара. Итен нажал на выключатель, и магичество побежало по волокнам рефлектора.
Итен вытолкнул из себя заветное желание, выдирая его из сознания с корешками, без остатка. Он его жертвовал, отрекался от него навсегда. Слёзы текли по щекам, и магический круг наполнялся красным и серебряным светом. По стеклянным окнам побежали малиновые сполохи.
Пространство раздвинулось, исказилось, витражные стёкла башенки, в которой сидел Итен, вытянулись, чтобы стены могли вместить огромное могущественное существо. Воскрешение завершилось.
– Ты помешал Синдикату исполнить условия новогоднего договора, – мягким низким голосом сказал Дед Мороз, его белая борода растеклась по щеголеватому алому пальто. – Ты уничтожил материальные ценности. Занимался незаконным изготовлением артефактов.
Итен кивнул. Он не мог сказать ни слова. Ветер задувал в прорехи парки на спине и животе, мир пошатывался, и в душе зияла непривычная пустота, словно Итен лишился чего-то важного.
– Я могу что-нибудь для тебя сделать? – спросил Дед Мороз. – Решай скорее, по твоей милости нужно уладить кучу формальностей с полицией и начальством.
– У меня больше нет заветного желания. Я хочу домой, – сказал Итен и обхватил себя руками. – Просто домой.