Непростые истории 4: Печальные звёзды, счастливые звёзды

Лена открыла рот, закрыла, махнула рукой и отвернулась. Тело подрагивало от напряжения, она никак не могла подобрать нужных слов и зло пыхтела. Вова ждал. Руки ныли и норовили опуститься, но он упрямо закусил губу и терпел. Наконец Лена не выдержала.

– Знаешь что, мистер Всезнайка?! Иди и наряжай сам, ты же всегда лучше всех знаешь, как надо! Плюёшь на мнение остальных, ведь есть только ты. Ты – и больше никого!

Вова зажмурился. Ленка то хрипела, то срывалась на визг, выплёскивая всё, что накопилось не за неделю – за очень долгое время. Видимо, польза от шарика всё же была: он содрал корочки с ранок, и все вырвалось наружу. Вова действительно заслужил все эти нехорошие слова: эгоизмом, мелочностью и обидами. Дождался, когда Ленка выдохнется и, опустив голову, произнёс:

– Прости. – В ответ обрушилась оглушающая тишина. Вова открыл глаза и посмотрел на сестру. – Прости. Я был не прав. Я правда хотел вместе с тобой украсить ёлку, но не смог нормально объяснить. Не хотел, чтобы оно всё так получилось. – Вова сглотнул. – Это шари… Это я виноват, я не думал о тебе. Прости. Прости…

В конце голос всё же дрогнул. На душе стало чуточку легче. Лена удивлённо моргнула, криво улыбнулась. Вова неуверенно опустил руки, несколько дождиков дотянулись до пола и зазмеились по нему. В ярком свете люстры они переливались всеми цветами радуги, пытались добавить волшебства. Вова вздохнул: хватит с него чудес, ему сначала надо поумнеть и научиться ответственности. Ленка вдруг сорвалась с места и обняла его, прижала крепко.

– И ты меня, – глухо проговорила она. – На самом деле и сейчас красиво.

– Но как-то не так, – слабо улыбнулся Вова. Лена задумалась.

– Не так, – кивнула она и отпустила его.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом рассмеялись: искренне, громко – как не смеялись уже давно. Вова наигранно вытер пот со лба и тут же ойкнул из-за подзатыльника. Ему ещё много чего надо исправить: купить на накопленные карманные деньги маме конфет, извиниться перед Колькой и пробежать хоть раз вместе со всеми вокруг дома, рассказать в стенгазете о Мишке и Серёже – как бы ничего не забыть. Но первый шаг уже сделан, и Вова чувствовал невероятный прилив сил. Он сможет.

– Пойдём мудрить, – улыбнулась Ленка.

– Вместе.

Где-то далеко, на Северном полюсе, улыбнулась Снегурочка и добавила ещё одно имя в список хороших детей.

Тим Яланский

Совладелец литературного сайта, автор-составитель сборника «Странники» (2018, «АСТ»). Рассказы опубликованы в сборнике «Синяя Книга» (2014, «Дятловы горы»), неоднократно становились победителями в сетевых конкурсах.

Пишу прозу, преимущественно, фантастику и фэнтези, статьи. Любимые темы – приключения, о дружбе и любви.

Почитать можно здесь: https://ficwriter.info/polzovateli/userprofile/Thinnad.html (https://ficwriter.info/polzovateli/userprofile/Thinnad.html)

И больше ни-ни

Цыплята василисков внутри медного чана скребли когтями и скрипели. Их писк терялся во мраке. Итен зажмурился и полоснул себя скальпелем по руке. Густая кровь хлюпнула, прочертила дорожки на коже, закапала в мерный стакан. Надо было всё же использовать иглу.

Итен подумал о том, как втыкает в вену толстую заострённую трубку, и его замутило. Нет уж, лучше так. Он пошевелил пальцами, чтобы поскорее всё закончилось.

Огонь под чаном с молодыми петушками потрескивал, лизал закопченную медь, цыплята верещали – сквозь щели выстреливали змеистые кончики хвостов – но выбраться из-под тяжёлой крышки не могли.

Совсем скоро.

Уровень крови в стакане достиг отметки в десять унций, Итен с облегчением обтёр рану влажной губкой и прижал пластырь. Тот сразу похолодел – заживляющая магия принялась за дело.

Через отверстия в крышке чана полыхнуло сиреневое пламя, визг оборвался на инфернально-высокой ноте. Итен метнулся и стянул посудину на край, стараясь игнорировать боль в руке, приподнял крышку и заглянул внутрь.

Отличные контрабандные василиски из Несветлоземелья превратились в мягкий серо-зелёный пепел. Итен взял ещё тёплый стакан собственной крови и вылил в горячую пыль с торчащими головками цыплячьих косточек. Зашипело, взметнулся пар. Смесь задрожала, теряя цвет, и Итен подвинул чан обратно на печку. Его кровь – кровь рыжего человека – оказалась подходящей.

В венах Итена, кроме человеческой, струилась и кровь старших народов – похоже, она делу не помешала. Пусть философский камень окажется менее долговечным, чем даже нелегальные, но Итену много не надо. Даже одной ночи хватит для осуществления желания. Ведь философский камень может улучшать тело, активизируя латентные способности, лечить и дарить бессмертие.

Итен пошаркал в угол комнаты. Дальше от печки нежилое помещение дышало бетонным холодом, ветер из тёмных окон посвистывал и кусал за пальцы. Снаружи что-то неслось во тьме небес – огромное и сверхъестественное, выпущенное из неведомых пространств в Новогоднюю ночь. Совсем низко над остовом его заброшки.

Пакет с медной стружкой был тяжёлым. Когда Итен подволок его к импровизированной печке, футболка под паркой взмокла: человек не сильно-то крепок для таких дел. А Итен вообще худоват, росту выше среднечеловеческого – сказались бабкины эльфийские гены. И рыжий, огненно-рыжий, как феаноринг – так с умилением говаривала бабуля Синдарель. Кроме рыжины, способностей старших народов Итену не досталось – даже завалящего умения очаровать девушку, а уж от итеновского пения водопроводные ундины начинали выть в резонанс и биться головами о трубы. Сейчас это даже хорошо – философский камень получится лишь из человеческой крови.

Итен крякнул и бухнул пакет на край печи. Рука отозвалась раздирающей болью. Ну ничего, как только артефакт получится, можно будет исправить всё! Повреждения мигом заживут.

Итен безжалостно вылил в смесь полбутылки брюта, предварительно хлебнув из горла и закашлявшись, и снова прихлопнул крышкой. Теперь отмерить двадцать шесть унций меди.

Плотный край лопнул под ножом, пакет накренился, и металлическая стружка посыпалась на печь. Порыв ветра из окна взметнул облако медной пыли. Итен в долю секунды успел удивиться, когда тонкая взвесь сдетонировала, и его отшвырнуло от печи. Размётанный первым взрывом пакет исходил клубами медной пыли, огненный смерч взревел и выплюнул Итена через проём в ночь.

Снег хрустнул под затылком, Итена на мгновение оглушило. Клубы огня с гудением вырывались из окон заброшки, рядом с головой в наст врезалась дымящаяся дверца от цыплячьей клетки. Раздался жуткий вой, и что-то, объятое пламенем, упало с небес, сотрясая землю. Пустой панельный дом зашатался, охнул и развалился, звёзды заволокло тучей цементной пыли.

Вставать было тяжко – ломило спину и болели кости, включая ту, что между ушами.

«Нифига себе бабахнуло, – бормотал Итен. – Наверное, из-за той штуки в кастрюле. Или брют оказался порошковым».

Он понимал, что задумка провалилась, и чтобы получить философский камень, придётся ждать следующего Нового года, но уйти и не поглядеть на итоги трудов – не мог.

А это что?

Огромная обгоревшая конструкция, похожая на сани, постреливала угольками. Итен попинал её ногой, и на покрытый сажей лёд выкатился обгорелый череп, похожий на человеческий, но почему-то серебряного цвета.

– Ох ты! – сделал шаг назад Итен, по спине разбежались ледяные мурашки. Неужели он кого-то нечаянно убил? Он слышал, как над крышами что-то безмолвно носилось… Страшно захотелось бросить всё и бежать. Сейчас сюда заявятся копы и обнаружат эту красоту.

Итен всхлипнул и начал пробираться к эпицентру взрыва между бетонных блоков и узловатых прутьев арматуры.

Конечно, крышку сорвало и унесло, и чан развернулся грязными медными лепестками, являя миру тускло-фиолетовый камень, покрытый узорной сетью трещин. Сердце Итена бухнуло, и он прижал руки к груди, чтобы угомонить его. Камень получился!

Он был тёплым, похожим на яйцо размером с два кулака, и прекрасно поместился под паркой. Итен поковырял ботинком остатки печки и плюнул: мало ли несчастных случаев устраивают бездомные на вот таких заброшках? Пора убираться.

Он спрыгнул с бетонного блока бывшей стены и снова содрогнулся. Серебряный череп с укоризной смотрел на него тёмными провалами глаз.

Его можно спрятать, и никто разбираться в произошедшем не станет.

Итен поднял погнутую металлическую арматурину и потыкал в упавшую с неба конструкцию, потом вздохнул и полез туда руками. Поиски принесли добычу – отчего-то не сгоревший алый мешок из плотного шёлка и набор похожих на человеческие серебряных костей. Остро воняло гарью, в голове мутилось, но Итен механически собрал всё, что нашёл. Измазанными в саже руками Итен сложил странно лёгкие кости в красный мешок, потом подошёл к черепу. Даже рёбра было не так страшно трогать – они походили на произведения искусства, а вот череп казался живым.

Вдали послышался ленивый вой полицейских сирен. Итен наклонился, схватил череп и быстро затолкал его в мешок, потом, оскальзываясь, подворачивая ноги и придерживая тёплый камень на животе, дал дёру.

Новогодняя ночь изумлённо таращилась на него звёздами-пуговицами.

«В связи с исчезновением Деда Мороза новогодняя ночь продлится ещё сорок восемь часов, – вещала хорошенькая ведущая с экрана палантрона. – Министерство соцмагии выделило тринадцать миллионов на проведение торжеств…»

Итен выключил палик и поплёлся в ванную. В тёмном коридоре шелковисто поблёскивал мешок со зловещим содержимым – теперь ясно, что останками Деда Мороза. По полу растеклась лужа, и он вступил в неё, поскользнулся, стукнулся о стену. В слабом свете бра проявилось тёмное нутро мешка и оплывающие косточки. Мелкие растаяли совсем, а крупные ещё сохраняли форму.

«Вот же дерьмо», – покачал головой Итен и сморщился. Поставил сочащийся мешок в раковину, на груду грязных тарелок, и скрылся в ванной.

«Мои последние минуты в образе неудачника», – думал Итен, намыливая шевелюру. Струйки грязной пены бежали по животу, склеивали волоски вокруг пупка и щекотали рёбра. Итен как следует потёр за ушами, прошёлся мочалкой по шее и с наслаждением смыл  остатки копоти с подбородка.

«В зеркале трансмутаций я хочу выглядеть собой», – отметил он, зачёсывая влажные рыжие волосы наискосок. Он изменится, вытянет наружу гены бабушки-эльфийки или прадеда-ведьмака, получит магические способности, станет тем, кем мог бы быть, а не жалким человечком-неудачником.