– Устами детей глаголит истина, так говорит Марь Иванна, – сказала Маша.
– Это нам казалось, что это есть. Это воспоминание, прошедшее, – сказала Нюша. И куда оно делось…
Если было – прошло, ушло. Куда? В душу что ли? А если оно там есть, что это такое? Оно материально что ли? А почему его не видно, и из чего оно состоит?
И ты перенесешься через двенадцать часов в другой мир. Ты то, ты, а мир другой. Нет первопрестольный, есть другой мир. А первопрестольный только в душе. А может и в душе не будет, так новый мир захватит красотами, заботами.
– Опоздал! – сказал Елисей.
– Опоздааал, бессовестный. Рева не хотелось видеть. А мы и не ревели. И наши слезы, наши споли, нам за шиворот не капали. – сказала Маша.
Получила подзатыльник.
– Я к ним скоро прилечу, – сказал Елисей.
– С женой, – сказала Маша.
– Какой?
– Ну с Лилией, – сказала Маша.
– Маша!
– Это колдовство моё. Я колдунья. А я чё?
– Маша! – воскликнула Лилия.
– А как сбудется! Тогда мороженного! Везде и много. Во, все завидовать будут! – сказала Маша.
– Прими наш скромный подарок, – и она сняла упаковку.
На большом цветном фото, была хорошенькая попа, в красивых трусиках и длинные ножки… на мусорном баке. И всё.
Вот и последний вагон едва виден. Поезд уходил в золотистый свет солнца.
Они медленно повернулись… что-то белое было перед ними. Они промокнули заплаканные глазки… Перед ними стоял бугай, что был в театре. С громадным, ярким букетом.
– Опоздал, не повезло, – сказал он.
– Зато нам даже очень, – сказала Марь Иванна.
– Что ты говоришь! – сказала Лилия.
Елисей держал букет.
– Букет из цветов и конфет. Не пропадать же добру, пусть лучше брюхо лопнет.
– Маша, вас этому в саду учат?
– Нет, сама допёрла.
– Маша! Простите, глупенькая она ещё, – сказал бугай.
– Как сказать. Меня Марь Иванна зовут, как нашу воспитательницу. Можно Маша.
И она подала ручку.
– Елисей.
Бугай встал на колено и поцеловал ей ручку.
– Лилия.
– Эка, молодежь пошла. Кто так ручку подает! Как плеть. Надо как положено.
Лилия вспыхнула, толкнула Машу, и она красиво, как учила Марь Иванна – подала руку.
Елисей поцеловал руку Лилии.
И опять время остановилось или замедлилось. Так долго и сладко длился поцелуй. Это Марь Иванна остановила время, чтоб придумать, как с пользой распорядиться таким красивым и вкусным букетом.
Поэтому она и не спешила запускать время. Пусть целует пока ручку, а там посмотрим.
Но ничего путного, что делать с таким богатством, она придумать не могла и решила: время – свет, нет времени – тьма. Свое она не упустит. Немножко сладкого можно. И она запустила время. Но оно было уже каким-то другим, что-то появилось. Что? Даже Марь Иванна не знала. Но что-то хорошее.
Они стали предлагать прохожим взять из букета цветок или конфетку.
И все улыбались, потому что хорошо было.
– Лёг – встал. Лёг – встал. Лёг – встал. Лёг и не встал.
– Почему? – спросила Лилия.
– Помер и закопали. Вот так и живет человек, – говорит Маша.
– Какое глубокое замечание. Надо записать, а ручки нет – я запомню. А когда же жить? – спросила Лилия.
– Какая ты! Между «встал и лёг», ёжику понятно, – говорит Маша.
Лилия обняла сестрёнку.
– Замуж тебе пора девка, – сказала Маша.
– Зачем?
– Чтоб не заморачивалась о жизни. Вон ты как на Елисея глядела. Я так думаю, – сказала Маша.
– Ну, если ты так думаешь, – сказала Лилия.