Ленинградские рассказы

– Триста. С багажом.

Вот черт. Ладно, что делать. Не ожидал, конечно. Отсчитал деньги, заплатил. Встал в проходе. И теперь так пять часов кряду. Стоял, переминаясь с ноги на ногу. Мучился, мерзли ноги. Было стыдно перед пассажирами, за свой вид, и за все в целом. Но, вроде, никто не обращал внимания.

В Морозово была большая остановка, на двадцать минут. Вышел, размял ноги. Как же затекли. И мерзли ужасно. Подумал, что заболею. В который раз уже! И снова заставил себя думать о другом. Все ли пройдет гладко? Может, в метро есть датчики? Все нюансы не предусмотришь. А на автобусах – никак.

В киоске купил энергетический напиток. Думал, может, хоть так согреюсь. Выпил поскорее, а тут и время отправляться подошло. Снова стоял, мерз, трясся. На заднем сидении женщина переговаривалась с тем самым стариком. Очень громко, тот ведь ничего не слышит. Что-то про баню, про посадки:

– Вода в бане у меня коричневая, из реки.

– Чего? А?

– Вода, говорю, из реки поступает. Коричневая вода идет, как в реке. Ржавая.

– Реке? Какой реке?

И все это так громко, так явственно, на весь салон. Пытался, чтоб отвлечься, вникнуть в суть. Ничего не понятно. Она говорит, он переспрашивает. Лучше уж вообще молчали бы, чем позориться. Ногам стало еще холоднее. И все думал о том, как доеду. Как через турникет в метро пройду. С двумя сумками, да еще весь сырой, грязный. Одно хоть, в автобус посадили. И то стоять приходится.

А в другой части салона ехала женщина с ребенком. Совсем маленьким, тот только, видно, разговаривать учился. Эти двое всю дорогу громко спорили. Сначала никто не обращал внимания. Потом начали посматривать в их сторону. Я стоял, и мне все было видно. То один посмотрит, то второй. Женщина заметила и умолкла. А ребенок продолжает в том же духе.

– Хочу сыра!

И так четко, по слогам. С необычной самоуверенностью.

– Хочу сыра! А не пойти ли искупаться?

– Тише ты, тише. Люди смотрят, неудобно, – прикрыла ему ладонью рот мать, – потише.

– Мама. Майонеза я хочу, майонеза.

Я прислушивался, стараясь не обратить на себя внимание. Неясно, понимал ребенок, что он произносит, или просто повторял где-то слышанное.

– Мама! Не надо мне подсказывать. Я сам способен справиться.

– Тише, тише.

Люди уже перешептывались, кто-то негромки выругался:

– Спокойно проехать не дадут…

Я стоял, переступая с ноги на ногу от холода, и слушал. Было очень тесно и неудобно. И душно, несмотря на холод. Буквально дышать нечем. Как такое вообще возможно?

– Есть шкала? Есть!

Автобус уже подъезжал к городу. За окном тянулись заводские заборы. Теперь небо закрыло тучами. Я опять вспомнил про свои сумки.

– Ну а вдруг дождь пойдет, что делать будем? – неожиданно громко проговорил ребенок.

– Тише! – закричала мать и грубо закрыла ему рот ладонью. Ребенок заплакал.

Конечно же, меня никто не встречал.

У Ломоносовского метро я вышел, взял сумки и, сгибаясь от усталости, пошел в универсам за продуктами. Страшно хотелось есть. И шел противный, мелкий, затяжной дождь.

Это было утром 31 декабря 2011 года.

    2012, март-июль

Теперь

В чужом городе ночью

Наши бедствия начались еще днем. Ни с того ни с сего часа в два пошел влажный снег. Сначала я даже обрадовался, подумав о том, что если снег, то и работу скоро найдем. Да вот только, меня быстро настигло разочарование. Под ногами снег тут же таял, а мои бедные кроссовки отнюдь не приспособлены для такой погоды – моментом промокли. Не прошло и получаса, как я уже насквозь промерз и чихал. Недаром говорят: в первую очередь нужно согревать голову и стопы ног. Когда ноги влажные, никакая куртка не поможет.

…А ведь идти нам было решительно некуда, и Володя пропал, как назло.

– Ну что, как поступим, – спросил я Аскара, – я совсем замерз… покушать бы, да и согреться сейчас нам.

– Не ты один проголодался… а этот кретин где, интересно, этот Володя? Ни на минуту ведь не отпустишь. Эх, попал я в вашем Питере.

– Вот я больше тебя про Вову знаю.

Володю мы потеряли еще вчера, когда нас троих выгнали из подъезда, где мы грелись. Аскар дал ему последние 50 рублей, который «стрельнул» у знакомого дворника узбека, и отправил в магазин за мало-мальскими продуктами. Вовик так и не вернулся, нам с Аскаром пришлось заночевать, сидя в подъезде одной «общаги». За всю ночь я проспал не больше часа, честное слово даю. Теперь нам обоим было так скверно, что и не описать: мы тряслись от холода, чуть не валились с ног – хотели спать и есть, и всего боялись.

– Ну, он бы нас не кинул, – в который раз усомнился я, – не из таких. Просто наверно попал в переплет. По-любому сейчас в участке. Денег наверно у него уже не осталось.

– Да я и сам заметил, что Вова парень честный, – отвечал Аскар, – да одно плохо: с головой не больно дружит. Думай лучше, что нам предпринять теперь.

И то правда. Нужно было срочно предпринять что-то дельное, но с усталости и голода на ум приходили одни глупости. Столько возможностей, и ни одной ведь не воспользуешься. Признаться, у меня на карточке оставались кое-какие финансы, но Аскару я не доверял, (как потом выяснилось, правильно делал), так что, как бы и финансов не было…

Побродив по Академическому району, мы зашли в большой теплый магазин, не помню, как он называется. Здесь, по крайней мере, было тепло и полно мест для отдыха, хороших скамеек. Любой другой порядочный гражданин мог бы просидеть здесь часа два, а то и три, не привлекая к себе ничьего внимания. Но мы – другое дело. Я был одет в самую настоящую рванину: грязные широченные джинсы, серая, изрядно запачканная и дырявая куртка и не подходящие по сезону кроссовки. К тому же еще длинные спутанные волосы, и очки. В целом, судя по отражению в зеркале я смахивал на сумасшедшего или попрошайку. Аскар не далеко ушел от меня в плане одежды, плюс еще обладал ярко выраженной нерусской внешностью, к тому же в случае чего не смог бы предъявить документы: их у него украли. А ведь с узбеком без документов в участке могут сделать что угодно, ох, много я знал таких историй. Впрочем, Аскар того наверно и заслуживал.

Но все-таки нам удалось просидеть в этом теплом местечке не меньше часа. Из продуктового отдела пахло сладким и выпечкой, и от этого у нас с Аскаром кружилась голова. Что ж делать теперь, что ж делать, что ж делать, думай, думай, думай…

– На телефоне деньги есть?

– Еще вчера проговорил все, а что?

– Нам бы квартиру снять… вернее, я хотел сказать, комнату, на троих-то. Если не будем постоянно мерзнуть, работу будет легче найти. И внешний вид приведем в порядок…

– Ай да молодец! А не подумал ли ты, что у нас не то, что за комнату, за один день в «общаге» и то заплатить нечем?

– Ну, найдем где-нибудь. Возьми вон там газетку со стола, они бесплатные…

– Что толку? Звонить не на что. Говорю же…

Я ненавидел мерзкую привычку узбека вечно тянуть одеяло на себя. Чуть что: сделай то, сделай это. Со мной еще ладно, а Володей так прямо помыкал. Видимо, заметил слабинку, и давай пользоваться. На его месте стоило быть осторожнее, честное слово. Тем более, нерусский.

От всех нескончаемых горестей и бедствий, которые выпали на нашу долю, у нас уже действительно, как говорится, «поехала крыша». Я порой самым натуральным образом грезил наяву, заговаривался, путал события. Заметив, что я в повседневном плане человек до поры до времени очень мягкий и дружелюбный, Аскар, как я уже сказал, без стеснения этим пользовался. Хорошо, у меня хватало ума не раскрывать перед ним всех карт. Конечно, это унизительно, но, думаю, читатель в некоторой степени сможет войти в мое положение. Мне не терпелось избавиться от навязчивого и наглого узбека, но теперь, когда исчез Володя, перспектива остаться совсем одному представлялась непереносимой.