История моей жизни, или Полено для преисподней

Несколько маминых сослуживцев, тут же отдыхавших, надумали дать дёру. Были у них машина и мотоцикл с коляской. Ну, а поскольку и мне захотелось уехать прежде окончания курсовки, то я присоединился к маминым «моторизованным» сослуживцам, и рано утром вместе с ними выехал из Евпатории. Дескать, как бы мне в случае карантина не опоздать на учёбу.

Мама же решила остаться.

Места в машине для меня не нашлось. Трясся на заднем сидении мотоцикла. И до чего же это мучительно! До чего тяжело! Вцепился в ручку перед собой и держись, и не расслабляйся. Остановки редки. Когда проезжали через Днепропетровск, я взмолился: дескать, больше не могу, дальше полечу самолётом. Высадили.

Приехал в аэропорт, а билетов нет. Но я с каким-то лётчиком в буфете потолковал этак по-свойски, по-дружески, и проблема разрешилась. Довершал своё возвращение уже в комфорте. За время же мотоциклетной тряски обзавёлся парапроктитом. Это мне в наказание за то, что маму одну в холерном Евпатории оставил.

Призвание – не призвание

Чем был для меня Физтех? И вообще – физика с математикой? Ошибочно взятым направлением? Ненужной тратой времени? А может быть организующим началом всей моей дальнейшей умственной деятельности? Во всяком случае, и впредь общаясь далеко не с глупцами, я уже никогда и нигде не встречал такой высокой концентрации по-настоящему умных, добрых и благородных людей.

Давние интересы

Ещё в школе пришло мне на ум повозиться со степенными целочисленными рядами. И брал я таковой ряд, и записывал под ним разности между соседними членами. А под этим рядом – третий, состоящий из разностей между разностями. И, в конце концов, получал ряд, состоящий из одних нулей. И стал я это явление изучать и доказывать какие-то теоремы. И разнообразно манипулировать со степенными рядами, складывая их и перемножая, что-то обобщая и доказывая. И получил настолько красивые результаты, что попросил брата опубликовать их или показать профессорам, ибо он в эту пору учился на матфаке.

Брат не проникся. Ну, а я потом, уже будучи студентом МФТИ, во-первых, увидел родственную близость этих результатов формулам интегрального и дифференциального исчисления. А затем узнал о «теории конечных разностей», где выведенные мною формулы в своём простейшем выражении присутствовали буквально. Там же была обнаружен мною и результат, который я тоже получил самостоятельно в школьную пору, связанный с делимостью на простые числа. Оказалась, что он давным-давно известен, как «малая теорема Ферма».

И всё-таки весьма многих закономерностей, которые мне довелось получить, оперируя со степенными рядами, я так нигде и не нашёл. Поэтому полагаю, что удалось мне тогда в подростковом возрасте открыть и нечто большее, чем просто «велосипед». Впрочем, дело прошлое…

Забрёл на лекцию

Лекций на Физтехе я практически не посещал, а к экзаменам готовился по книгам да по чужим конспектам, которые чаще всего брал у Юры Савченко или Валеры Федирко. У обоих и почерк аккуратный, и толковое изложение – с пониманием.

Но на первом курсе иногда случалось мне и на лекцию забрести. Так, однажды, слоняясь по учебному корпусу, зашёл я в аудиторию, где читал начала математического анализа профессор Никольский, заведовавший отделом в Математическом институте имени Стеклова. На этот раз Сергей Михайлович доказывал теорему о сходимости вложенных отрезков. Но делал он это настолько сложным способом, что я очень быстро перестал его понимать.

Тогда, чувствуя, что проблема гораздо проще, чем подаётся профессором, я тут же подыскал вполне простенькое минут на пять доказательство и после лекции подошёл к Никольскому. Был он человеком весьма пожилым и традиционно рассеянным. Мог тряпку для вытирания доски в карман вместо носового платка сунуть. Вот и теперь был он весь взъерошен и основательно перепачкан мелом.

Не скажу, что сразу, но моё доказательство профессор воспринял. Вот почему через несколько дней я специально явился на следующую лекцию, чтобы посмотреть, оставит ли он студентов со своими громоздкими выкладками или воспроизведёт мои? Воспроизвёл.

Правда, самого меня не припомнил, и, указав на какого-то рыжего парня из первых рядов, сказал, что, дескать, этим студентом уже после лекции был предложен более короткий способ доказательства. Мол, давайте его и запишем. Рыжий, разумеется, отказался от незаслуженной чести.

Ну, а я, оставив аудиторию, пошёл по своим делам…

Рецидив поэзии

Поэзия ко мне возвратилась лишь на третьем курсе. Да этого я разве что иногда, баловства ради, что-то писал стихами. Послание к Светке, например. А тут весенняя сессия – труднейшая. Восемь экзаменов, в числе которых и Квантовая механика, и Теория функций комплексного переменного, и Уравнения математической физики.

Казалось бы, не продохнуть?

И вдруг начала писаться поэма! И не о чём-нибудь – о ледовом побоище! И написалась ещё до окончания сессии, и получила название – «Колокола». В тот день, когда была поставлена в поэме последняя точка, я вдруг почувствовал, что это – праздник, и пригласил своего сожителя по комнате в ресторан «Урал», правда, не вечером, а по-студенчески днём, когда цены там были вровень столовским.

Годовой курс – за полчаса

Экзамены на Физтехе выстраивались весьма разумно: сначала – те, что потруднее, а что полегче – в конце. Последним экзаменом этой сессии был годичный спецкурс по приборам СВЧ, прочитанный самим деканом, а предпоследний – история. И вот после сданной истории вхожу я в общежитие и вижу: наш староста Олег Масленников звонит по телефону, что у вахтёра, называет имя и отчество декана и говорит ему: дескать, через полчаса к вам явлюсь.

Досрочная сдача! – молнией промелькнуло в уме. Подхожу, спрашиваю. Действительно так. А в руках у Олега журнальная статья, по которой он будет через полчаса сдавать экзамен. Тут же меня посещает мысль – хорошо бы покончить с экзаменами сегодня же да уехать домой!

И прошу Олега быстренько познакомить меня со статьёй и рассказать о приборе, который в ней описан, а также о том, что было прочитано по СВЧ в течение года. Он рассказывает. А через полчаса мы уже у декана. Олега, разумеется, пропускаю вперёд, чтобы, слушая его ответ, закрепить то, что узнал несколько минут назад. Он докладывает статью и уходит со своими законными пятью баллами.

Очередь за мной. Что-то отвечаю, что-то нет. Где-то разобрался, где-то путаюсь. Декан с сокрушённым видом говорит, что больше трёх баллов за такой ответ поставить не может. Поэтому, чтобы не портить зачётку, на последней странице которой стоят исключительно пятёрки, он мне этот экзамен пока проставит лишь в ведомость. И желательно, чтобы осенью я его пересдал на более приличный балл.

Можно ли сомневаться, что предложение декана меня устроило вполне. И через три часа я уже лежал на верхней полке общего вагона и скорый поезд «Москва-Гомель» уносил меня навстречу летним каникулам. Ну, а в сентябре, по возвращении в Москву, я наведался в Ленинскую библиотеку, проработал хорошенько ту же самую статью, просмотрел конспекты Олега, и в моей зачётке к прочим отметкам присоединилась ещё одна пятёрка, выведенная рукой декана.

Подальше от практики

Заканчивался III курс. Физика меня всё больше и больше разочаровывала. А тут ещё затяжная сдача зачёта по радиотехнике. Уже экзамены полным ходом шли, а я всё паял и паял, паял и паял… Сессию сдавать меня итак допустили. Студентом я был из хороших. А вот лабораторию и экзамен по радиотехнике удалось мне сдать только осенью – в конце сентября!

Но, несмотря на это, стипендию дали. За нормальные отношения с деканатом и общественную активность – регулярно снабжал факультет абонементами в Иллюзион по коллективным заявкам от института.

А на следующую весну нужно было опять сдавать лабораторный зачёт теперь уже по волноводам. По мере приближения сроков я всё грустнел и грустнел, совсем как пушкинский поп в предвкушении щелбанов от своего работника Балды. Увы, практика мне давалась куда хуже, чем теория.

И вот за месяц до сессии надумал я… перевестись на другой факультет – на Физическую химию! И лишь потому, что там не было никаких зачётов, связанных с практической работой!

Ну, а чтобы не одному, уговорил Славу Тишина. Переводится вдвоём – оно как-то веселее. Конечно, полагается такие переводы предпринимать в начале учебного года, а не в конце, но мы убедили в разумности наших действий и ректора Олега Михайловича Белоцерковского, поставившего главную резолюцию на наших заявлениях.

Так что весеннюю сессию сдавали уже на Физхиме. И хотя на этом факультете среди зачётов и экзаменов значились и семестровые курсы, и годичные, о которых мы прежде не слыхивали, всё было усвоено в кратчайшие сроки и сдано вполне успешно. В эту пору, кажется, предложи нам сдать хоть китайский язык, мы бы уже через три дня явились на экзамен вполне подготовленными. Таково обычное самоощущение студента старших курсов.

Хочу быть теоретиком

Отныне наша учебная база находилась в Институте атомной энергии им. Курчатова. И три раза в неделю мы были обязаны её посещать. И вся наша специализация была сугубо практическая, то есть экспериментальная. А между тем в подразделении, куда мы попали, имелись и теоретики. Но это были уже сложившиеся учёные, а также один студент шестого курса и два аспиранта.

С пятого же курса – никого, хотя кое-кто из наших сверстников и предпринимал попытки туда проникнуть, но безуспешно. А занимались эти теоретики ни много ни мало проблемами устойчивости термоядерной плазмы. Ибо человечеству и по сей день мерещится управляемая термоядерная реакция, попросту говоря – приручённое солнце.

И захотелось мне попасть в эту группу. И обратился я к Рудакову с Ивановым, докторам физмат наук, заправлявшим в ней. К моей просьбе они отнеслись скептически, всё-таки пятый курс, а базовые занятия на Физтехе начинаются с третьего, то есть два года упущены.

Но попытаться позволили. Дали мне проработать обзорную статью по вопросам устойчивости высокотемпературной плазмы и решить задачу по определению скорости распространения малтеровского звука в частично ионизированной плазме. И на всё это у меня был месяц.

Чтобы разобраться в статье, пришлось покопаться в специальной литературе, а также покорпеть над весьма пространными алгебраическими формулами и громоздкими операциями из векторного анализа, которыми была нашпигована сия наука. Решил я и предложенную мне задачу.

Ну, а в заветный день и час оказался у доски перед всей теоретической командой отдела. И началась наша беседа с задачи. Для её решения предложил я оригинальный ход – забыть о существовании незаряженных частиц, но считать их «тёмными лошадками», и ввести некий фазовый множитель в выражение для скорости ионов, который бы отвечал за их столкновения с атомами.

Экзаменаторы смотрели, на меня вытаращив глаза, и ничего не понимали из моих слишком «экстравагантных» предложений. Наконец, устав препираться со мной, они спросили, как выглядит конечный результат. Я представил. Они же, сказав, что результат неверен, выгнали меня из аудитории: дескать, будем решать.

Затем, посовещавшись не более пяти минут, пригласили вернуться. И сам Рудаков объявил итоги: дескать, и курс уже пятый, и предмет вы усвоили недостаточно хорошо, и задачу не решили, но мы вас берём, потому что вы нам понравились. Тут же мне было сказано, что если я буду заниматься, то и в аспирантуре мне место обеспечено, и диссертацию защищу, и на работу в Курчатовском институте меня оставят, ибо таковы их традиции – готовить специалистов для себя.

Экзаменаторы не выдержали экзамен

И был мне назначен в руководители кандидат физмат наук Александр Гордеев. И мы с ним тут же уединились для разговора. И я его спросил об их способе решения предложенной мне задачи. Оказывается, всего-то и требовалось просто выписать электродинамические уравнения, описывающие систему, и решить их в первом приближении.

– И каков правильный ответ? – продолжал я расспрашивать Гордеева.

Он показал. И я, тут же проверив свои выкладки, нашёл в них ошибку, исправил и получил тот же результат. Гордеев посмотрел – всё верно. Уже за дверью я услышал его рокочущий бас:

– А студент, оказывается, задачу решил правильно!

И было начало ноября. И договорились мы с моим руководителем, что появлюсь я в отделе в ближайшую среду. А пришёл только… в середине мая! И то – за проставлением базового зачёта. Теоретики были в шоке. Они уже предположили, что я ещё куда-то переметнулся. А тут – на тебе!

Посетовали они на таковое моё усердие. Поняли, что светлые их предначертания в данном случае не реализуются. Но, люди добрые, зачёт поставили. И высказали пожелание на заключительный курс, чтобы я несколько чаще бывал в отделе, иначе могу остаться без диплома.