Внутри

Я целую ее веки, чувствую частое моргание ее ресниц. Затем целую ее руки и говорю:

– Твои руки должны омыться его кровью. Дерево Ашеса заражено, есть лишь одна здоровая ветвь, и эта ветвь должна стать для прогнивших ветвей причиной, по которой они отваляться от дерева раз и навсегда.

Сэнди довольно улыбается – подобные метафоры приносят ей удовольствие не меньшее, чем оргазмы.

– Я согласна с тобой, – говорит моя девочка.

Смотрит на меня с любовью и добавляет:

– Ты знаешь, что делать.

Я оказываюсь внутри Сэнди. Сэнди оказывается внутри меня.

Утро следующего дня. Генри Ашес кряхтит что-то про фотографии. Мол, нужно тридцать три фотографии, по возрасту, в котором Клэр навсегда останется, неужели она, пусть глупая, но хорошо его знающая служанка, не может этого понять? Венди извиняется, говорит, что понимает, говорит, что среди всех фотографий Клэр отберет… эээ… двадцать три самые лучшие. Генри Ашес что-то кряхтит, Венди согласно кивает и поднимается на второй этаж, а Ашес поворачивается к стодвадцатиоднодюймовой плазме – над плазмой висят фотографии, десять однотипных фотографий Клэр Ашес, и на каждой – траурная лента в нижнем правом углу.

– Слишком много смертей в последнее время, не правда ли?

Генри Ашес оборачивается. Я выхожу из-за угла, где некоторое время имел удовольствие подглядывать за трауром гниды, становлюсь спиной к плазме и во весь рот улыбаюсь.

Генри Ашес что-то кряхтит, он не понимает, как его младшая дочь оказалась в его доме.

– Приехала на такси, – отвечаю я, и это чистая правда. Я поворачиваюсь к Ашесу спиной, смотрю на фото Клэр. Одну из фотографий, в крайнем левом углу, сделал я, когда мы с Клэр гуляли ветреным вечером по теплым пескам Венус-Бич – тогда я был глуп, думал, что люблю Клэр, и не знал о существовании самых прекрасных глаз на свете…

…взгляд которых сейчас пронзает родного отца, пронзает, как меч, и пронзает с откровенной ненавистью.

Генри Ашес кряхтит, хочет знать, что Сэнди нужно.

– Хочу знать, зачем ты превратил Клэр в подобие себя.

Генри Ашес кряхтит, он якобы не понимает, о чем идет речь.

– Спрошу напрямик, зачем ты превратил ее в дерьмо?

Генри Ашес недовольно кряхтит, мол, его дочь не имеет права так с ним разговаривать.

Я смеюсь заливистым смехом Сэнди.

– А ты имел право похищать меня? Пытаться продать меня в рабство? Не пытаться, а действительно продать в рабство Таю и других несчастных девушек?

Генри Ашес кряхтит, дает понять, что его дочь несет бред.

– Старый мешок с дерьмом! – повышаю я голос, но не ору. – Ты врал мне всю свою жизнь!

Генри Ашес кряхтит, дает понять, что сейчас вызовет охрану.

– Охраны нет, идиот. Убедись в этом сам.

Генри Ашес смотрит на свою дочь с потрясением и ковыляет в свой кабинет, к кнопке вызова охраны. Выйти на улицу и убедиться в моих словах он не в состоянии.

Возвращается Венди с фотографиями. Она испуганно на меня смотрит, я ей говорю:

– Не волнуйся. Бросай эти сраные фотографии и беги отсюда как можно дальше.

И чтобы дважды не повторять, я достаю пистолет и красноречиво направляю его в сторону кабинета Ашеса.

Венди кивает, аккуратно кладет фотографии на стол и семенит к двери. Как только она исчезает, появляется Генри Ашес с презрительной ухмылкой на лице. Он с безразличием смотрит на входную дверь, за которой только что скрылась Венди, и говорит:

– Ты всегда была чокнутой. Лучше бы ты умерла вместо Клэр.

Я пропускаю гной Ашеса мимо ушей. Снимаю пистолет с предохранителя.

– Ну и где твоя охрана? Не волнуешься, что она исчезла?

Лоб Ашеса покрывается испариной. Конечно, волнуется, хоть вслух об этом и не скажет.

– Тебе обо всем рассказала Тая? – спрашивает родитель Клэр и вновь спрашивает ясным голосом.

И этот факт заставляет меня отвечать вопросом на вопрос:

– Почему ты заговорил нормальным голосом? Прячешь в своем кабинете волшебные пилюли?

Спрашиваю, а про себя думаю – неужели Ин подставил меня и забрался в тело Генри Ашеса по ведомым только ему одному причинам? Согласно нашей с Ином договоренности, никаких вмешательств с его стороны в данный момент быть не должно…

– Нет, дорогая, я прячу в кабинете кое-что другое, – говорит Генри Ашес ясным, опять же, голосом и достает невесть откуда пистолет. Я не успеваю ни о чем подумать, пистолет оказывается направленным на меня. С серых губ вместе со слюнями вылетают слова:

– Прощай, нелюбимая дочь…

И затем раздается выстрел.

Пуля проходит сквозь грудь Сэнди и вылетает наружу. Пролетает как воздух и врезается в каминную решетку. Одна из фотографий Клэр падает на пол, под ноги Сэнди.

Генри Ашес смотрит на пистолет с удивлением. С не меньшим удивлением я смотрю на невредимое тело моей девочки. Пуля не причиняет мне никакой боли.

– Какого… – охает Ашес и стреляет еще раз.

Пуля проходит сквозь живот Сэнди и вылетает наружу. Результат тот же. Ни боли, ни крови, страх и шок на обрюзглом лице.

Генри Ашес выпускает в Сэнди всю обойму, выпускает с криком, причем криком молодым – да, именно молодым, уж очень он не соответствует восьмидесятилетнему пердуну. Он бросает пистолет на пол и смотрит на свою дочь, как на дьявола.

– Как это, к-к-как…

Я касаюсь рыжей половины волос Сэнди и говорю:

– Я наполовину ведьма.

И добавляю:

– А ты, Ашес? В самом ли деле ты мой Папочка?