– Гриш, как всегда. Только чуть болеё боевой, – сообщил Поленову Михаил.
– Думаешь, пошлет подальше с такими просьбами? – продолжал задавать вопросы Григорий.
– Я не знаю. Честно, не знаю. Мне вот новое дело выдал, теперь мой черед искать черную кошку в темной комнате, – вспомнив удачное выражение, поделился Михаил.
– Ты в любимчиках, … это да, – усмехнулся Поленов.
– В смысле, в любимчиках? – удивился Михаил Иванович.
– Если бы ты пошел просить, то тебе бы точно дали эти пару дней, – с завистью в голосе сказал Поленов. – У тебя же раскрываемость и «все-такоемость».
– Гриша, я тебе вот что скажу и повторять не буду: я не любимчиках, я честно работаю, пашу как трактор в борозде и как белка в колесе. Я ни разу не попросил какого-то особого отношения. Не знаю, почему у тебя сложилось обо мне какое-то превратное мнение, что я на особом счету. А чтоб была раскрываемость в сроки, то нужно работать, даже больше, пахать, Гриша, надо. Только пахать. Преступления сами себя не раскроют и преступник сам к нам не придет. Не расследуется ничего само по себе. Вот тебе и «все-такоемость». Слово же ещё откуда-то взял дурацкое.
– Воу-воу, не злись, мой серьезный друг и лучший из лучших следователей. Я ничего такого, если что. Хочется иногда иметь такую же интуицию-радар как у тебя, – замахав руками в сдающемся жесте, сдался Поленов.
– Гриша, ты дошутишься… по грани ходишь. Я тебя предупредил, – серьезно ответил Михаил, не приняв легкого тона Григория. Ему было неприятно, что все его достижения сейчас приписали к какому-то особому отношению и привилегиям.
Михаил Иванович демонстративно пододвинул к себе материалы дела и начал изучать. Разговор увял сам собой.
Пролистав часть материалов, он остановился на первых попавшихся фотографиях с места обнаружения первого обезглавленного тела, разглядывая их. Что сказать, тело нашли в лесополосе, недалеко от дороги случайные грибники. Тело мужчины, подвергнутого жестокой расправе, пролежало под открытым небом длительное время, и вследствие этого дикие звери, оставившие на нём свои следы, нанесли телу значительный ущерб. Одежда так же была повреждена, на ней имелись разрывы, местами куски ткани были просто вырваны. Голова так и не была найдена.
Пролистнув ещё часть страниц, Михаил Иванович стал разглядывать следующие фотографии. Там уже было мумифицированное обезглавленное тело женщины, обнаруженное в сарае на одной из заброшенных дач. Одежда особых повреждений не имела, но и головы тоже не нашли.
Было ещё кое-что общеё у этих тел: были обнаружены следы проникающего удара в переднюю стенку грудной клетки колюще-режущим предметом. Имелись дырчатые переломы костей плоских костей и трещины. Удар наносился единожды, но достаточно сильный.
На этом Михаил Иванович закрыл папку и заполнил необходимые бланки, в том числе и приеме дела к собственному производству. Теперь это его головная боль. Хуже всего было то, что почти все тела оказались невостребованными, их никто не искал, заявлений не подавал, личности не установлены. Как будто они и не жили нигде и ни с кем. Как лишние люди.
Михаил Иванович задумался. Работа предстояла кропотливая. Объем информации, которую нужно было обработать, был большим. Однако Михаил Иванович знал, что каждая деталь может оказаться ключевой. Нужно будет выехать на места обнаружения тел. И воззвать к мертвым тут не получится. Только сам. Разве что, вновь найдут тело, но этого не хотелось бы. Но в глубине души Михаил Иванович понимал, что если такие тела находят последние семь лет, то есть очень большая вероятность обнаружения нового тела. Затем он погрузился во внимательное чтение всех переданных ему материалов дела. Это заняло у него время до самого вечера. Даже на обед не пошел. Сидел и читал.
Михаил Иванович посмотрел на время только тогда, когда его сосед Григорий засобирался домой.
– Ты снова задержишься? – задал вопрос Григорий. – Горишь на работе, неужели дома тебя не теряют?
Этими случайными словами Григорий нечаянно задел за живое Михаила.
– Гриш, ты пошел? Вот и иди! Мы с моей семьей сами разберемся, – недовольно пробурчал Михаил Иванович. Семья – это сейчас больная тема для него. И, даже, просто упоминание о ней очень сильно портило настроение.
– Ну, привет семье, а я пошел, – снова пошутил Григорий уходя.
Михаил Иванович молча кивнул, его излишне резкая реакция на юмор Григория была бы неоправданна. Григорий не только не знал о том, что у Михаила проблемы в семье, но и обидного, в общем-то, ничего не сказал. Поэтому криво ухмыльнувшись, Михаил Иванович прощально махнул Григорию рукой.
Оставшись в кабинете один, Михаил Иванович откинулся на спинку компьютерного кресла и посмотрел на потолочные светильники.
– Надо идти домой, – подумал Михаил Иванович, массируя одной рукой себе шею. – Домой. Но там Мила, которая наверняка продолжит то, что начала сутки назад. Снова будет обливать меня презрением и упрекать.
Закончив разминать уставшую шею, Михаил облокотился на стол, положив голову на руки.
– Идти нужно все равно. Разговор с ней нужен, – продолжал размышлять он. – Мила может делать что угодно, она взрослый человек и удержать её я не смогу, если она твердо захочет уйти. Но с детьми я хочу сохранить контакт. Как минимум, договориться с ней по детям, если уж её от развода не отговорю.
Михаил Иванович убрал все документы по делу в сейф. Оделся и поехал домой. Открывая дверь, он даже не успел снять обувь, как на пороге его встретил сын Данька. Мальчик влетел словно вихрь, окружив отца радостными объятиями. За ним к отцу подбежала Маша. Их глаза сияли восторгом от встречи, и Михаил почувствовал, как усталость отступает, заменяясь радостью.Пока он обнимался и тормошил детей, а они его в ответ, из комнаты на секунду вышла его жена, посмотрела и тут же зашла обратно.
– Папа-папа, а я сегодня две пятерки получил, – громко рассказывал Даня.
– А я с классом в цирк ходила, знаешь какое там представление было? – перебивая сына, рассказывала дочь.
Михаил Иванович на секунду задумался: вот увезет от него жена детей, захочет ли он тогда приходить в этот пустой дом? Где его никто не будет ждать?
– Дайте я сейчас переоденусь, и выслушаю все ваши новости, – попросил Михаил Иванович.
– Папа, ты переодевайся, а мы с Машей накроем тебе на стол. Ты же не ужинал ещё? – спросил очень по-взрослому его сын.
– Нет, Даня, не ужинал. А вы поели с Машей? – в свою очередь спросил Михаил у детей.
Те в ответ утвердительно покивали головами.
– Ну что, тогда переодеваюсь и вы мне все расскажете, – произнес Михаил. Дети радостно убежали на кухню и загремели там посудой, захлопал холодильник, и, с писком включившись, загудела микроволновка.
Михаил Иванович прошел в комнату, где была его жена. Она сидела на кровати и что-то внимательно разглядывала на планшете, который держала в руках.
– Привет, Мила, – произнес он входя.
Она подняла голову и равнодушно пострела на него, затем, не сказав ни слова, снова уткнулась в планшет.
«Вот и поговорили, – подумал, разозлившись, Михаил».
– И что? Так и будешь молчать? Или все же есть что сказать? – уже вслух обратился к жене Михаил.
– Что надо? – отложив планшет, спросила Мила.
– Давай поговорим, – продолжил Михаил.
– Не о чем. И не хочу. Избавь меня от этих дешевых мелодраматических сцен. Раньше нужно было говорить и делать выводы, – грубо ответила Мила.
– Никогда не поздно говорить и выяснять проблему, чтобы её исправить, – стараясь держать себя в руках, проговорил Михаил.
– Тебе надо ты и выясняй с кем хочешь и что хочешь. Но не со мной. Я приняла решение. Оставь меня в покое. У нас с тобой теперь разные жизни, – грубо ответила ему жена и демонстративно уткнулась в планшет.
Михаил усилием воли сдержал себя от резких слов в ответ. Он переоделся и вышел из комнаты, напоследок хлопнув дверью. Его на кухне ждут дети, и он не должен показать им что что-то не в порядке.
Придя на кухню, он увидел, что стол уже накрыт: согрет суп и картошка с мясом. Шумел, закипая электрический чайник.
Михаил Иванович очень остро сейчас почувствовал любовь детей к себе. Погладил обоих по головам и сел ужинать. Сидя за ужином, он внимательно слушал рассказы своих детей. Они наперебой делились событиями, каждое из которых казалось им невероятно важным. Для Михаила каждый их рассказ звучал особенно.
После ужина Михаил помог сыну разобраться с математическим уравнением, предложив несколько простых объяснений и вдохновляя на самостоятельное решение.
С дочерью Михаил отправился в творческое путешествие. Вместе они рисовали: Михаил подсказывал идеи и помогал, в то время как дочь, уверенно вела кистью по бумаге. Рисунок оживал на глазах, и Михаил не мог не гордиться талантами своей маленькой художницы.
Мила несколько раз заходила к ним, что-то спрашивала у детей, а потом уходила. Михаила она игнорировала. В десять часов он уложил детей. Сначала дочь, а затем пришел в комнату к сыну.