Собрать пазл

– А может подумаешь ещё? Неужели ты так легко можешь отказаться от нашей семьи? – немного просяще ответил Михаил.

– Миша, а о чем думать? Я устала. И думать устала. И ждать устала. Все устала делать. Я живу одна. Тебя нет. Мы с детьми не вписываемся в твою жизнь. Отпусти нас и всем будет проще. Закрепим существующую ситуацию юридически, – резко ответила супруга.

– Какую ситуацию? – недоуменно переспросил Михаил.

Мила, ожидая такого вопроса, ответила:

– Что каждый сам по себе: я с детьми отдельно, а ты со своей работой отдельно. Живем и не пересекаемся. В течение двух месяцев я съеду вместе с детьми. Как раз закончится косметический ремонт в квартире, которую получила в наследство от бабушки. А пока потерпим друг друга.

Каждое её слово звучало как приговор для Михаила.

– Я не понимаю. Мила, как можно так резко и легко рвать? Я ведь люблю тебя и детей, – начал было Михаил.

– Не любишь. Ты нас не замечаешь. И твердишь только о себе сейчас: я да я. Ты не думаешь ни обо мне ни о детях. Я отвыкла от тебя, ты всегда где-то, но не рядом. Подсчитай, сколько ты времени провел со мной и детьми, а сколько на работе. Этот разговор у нас не первый раз. И от разговоров я тоже устала, – резко оборвала его жена и, не дожидаясь ответа, повесила трубку.

Тяжело вздохнув, Михаил посмотрел на телефон, вдруг ударил руками по рулю. В этот момент клаксон издал резкий, громкий и протяжный сигнал, нарушив тишину улицы. Словно, это не машина, а сам Михаил Иванович кричал от бессилия и злости на ситуацию. Он вспомнил, как считал себя уравновешенным человеком, решающим любые проблемы с холодной головой, но сейчас все эти представления начали рассыпаться.

Сначала он хотел перезвонить, но потом подумал, что так поругается ещё сильнеё и решил отложить разговор до личной встречи. Как говорится, хочешь, чтоб тебе отказали – позвони по телефону. Что он, собственно, и сделал, итог разговора подтвердил это правило.

Глава 3

Михаил Иванович завел машину, но поехал не в контору, а к своей тетке по отцу – Валентине Михайловне. Она одна из немногих его родственников поддерживала с ним общение, а с работы, если что случится, то наберут. Телефон и машина рядом, поэтому он быстро приедет. Ему нужно было хоть немного положительных эмоций на сегодня, а тетка ему всегда радовалась, как и всякий одинокий в возрасте человек. Кроме того, у тетки была бессонница, и она почти не спала ночью, так что он её не разбудит. Но, на всякий случай, Михаил Иванович все же позвонил тетке и поинтересовался, может ли он к ней заехать. Как и предполагалось, тетка не спала и была бы рада его увидеть.

Заехав по дороге в круглосуточный супермаркет, взяв продукты, он поехал к Валентине Михайловне.

– Ну, зачем же ты опять столько всего накупил, Мишутка, – такими словами встретила его тетка, когда Михаил Иванович переступил порог её уютного дома. В воздухе витал легкий запах корицы от только что испеченного пирога, который она оставила на кухне.

От этого «Мишутка» повеяло такой ностальгией, что Михаил на мгновение закрыл глаза, представив себя снова ребёнком: беззаботным и полным надежд, который не знает ни тревог, ни забот. Отложив свои пакеты с покупками, обнял тётку крепко-крепко, так, словно боялся, что эта встреча может оказаться последней. Он понимал, что когда тётка уйдёт из этой жизни, больше никто не назовёт его «Мишуткой». Это имя было для него не просто ласковым прозвищем, а связующим звеном с детством, с теми яркими моментами, когда мир казался простым и понятным. Сейчас, оглядываясь вокруг, Михаил понял, что в этом доме сохраняется особая атмосфера, которой не существует нигде больше. Он вспомнил, как тётка всегда готовила его любимые блюда и поддерживала его.

– Видела бы тебя твоя мать, какой ты стал, – в унисон его мыслям произнесла тетка, легко поглаживая его по спине. Михаил вздохнул и уткнулся носом ещё глубже в пушистые волосы тетки, чувствуя себя словно в детстве, когда её объятия были спасительным укрытием от всех бед. Потом, с неохотой разомкнув руки, он отстранился от тетки. Взглянув ей в глаза, Михаил уловил в них понимание и спокойствие.

– Ну, что, пойдем, кормить тебя буду, – позвала его Валентина Михайловна на кухню.

– Теть Валечка, а можно я на кухне немного один посижу. День тяжелый выдался, – попросил Михаил Иванович.

Тетка проницательно взглянула на него.

– Если вдруг понадобятся свечи, то я они в верхнем правом шкафчике, у окна, – произнесла она, её голос был полон заботы. Тётка ещё раз погладила Михаила по спине, словно давала ему понять, что всегда рядом, и вышла из комнаты, оставив ему немного уединения.

Михаил Иванович глубоко вздохнул, особенно остро ощутив бег времени. Тётка всегда знала, как поддержать его в трудные моменты. Она всегда принимала его, обнимала, говорила душевные слова. Но она уже не молода. И сколько ей ещё отпущено в этом мире – кто знает. А что для неё сделал он? И сможет ли он дать в ответ ей такой объем заботы и внимания, чтобы потом не чувствовать себя сволочью, не ценившим её тепла и добра. Чтобы не корить себя потом. Сложный вопрос. Михаил провел ладонями по лицу, сбрасывая тяжелый день и усталость. Затем подошел к кухонному шкафу и открыл его.

Оттуда он достал не только свечи. Заодно и большую миску. Он налил в неё холодной воды из-под крана. Затем он поставил миску на стол рядом со свечой.

После этого Михаил достал два зиппакета. Он положил содержимое одного из них в воду. Вода забурлила, как будто кипела. Он опустил обе руки в воду, и начал шептать слова, которые он знал с детства.

Внезапно фитиль свечи начал ярко пылать, и огонь от неё вытянулся в узкую полосу вверх. Этот столб огня начал становиться всё шире и шире, заполняя собой все пространство, и казалось, будто само время замирает. Наконец, Михаил Иванович увидел то, ради чего все это затеял.

Перед глазами распахнулись огненные ворота, словно вырванные из сверхъестественной реальности, раскрылись с оглушительным треском и мгновенно исчезли, оставив только тонкие огненные полосы по периметру. В этом проеме он увидел через несколько секунд человека, внешне похожего на фото из паспорта, найденного на железнодорожных путях. Сейчас этот мужчина был как будто в легкой светящейся дымке, некая потусторонняя материя заменила ему обычную одежду, подчеркивая неёстественную природу его облика. Вместо глаз у него были темные провалы, будто поглощающие свет вокруг себя и уносящие в бесконечную темноту. Это был дух покойного Романа Губарева. Михаил Иванович всматривался в эту слегка святящуюся фигуру. Затем, внутренне собравшись с силой и сосредоточившись ещё сильнеё, Михаил Иванович произнес:

– Губарев Роман Андреёвич, иди ко мне. Гроб без окон, гроб без дверей, среди людей и среди нелюдей. Отпустите его силы сна хоть на полчаса, хоть на минуточку.

В эту секунду то, что было духом Романа Губарева, бросилось с воем на Михаила Ивановича, но столкнулось с прозрачным препятствием. Дух не мог преодолеть этой тонкой прозрачной границы, по периметру которой горел тонкий огонек. В тот момент, когда дух врезался в границу, то огонь засиял чуть сильнеё, ярче и загудел. Дух снова разогнался и бросился вперед, пытаясь добраться до Кулдышова.

Однако граница была создана из силы, неподвластной духу. Она вибрировала, сияя, но оставалась непроницаемой, удерживая смертельную злобу потустороннего создания. У Михаила Ивановича был только один шанс задать вопрос. Потом дух, скореё всего, не придет, а если и объявится, то справиться с ним будет гораздо сложнеё.

Поняв бессмысленность своих попыток, дух остановился непосредственно перед границей, увеличился в размерах, так что его лицо, или то, что когда-то было лицом, почти целиком заполнило собой пространство в рамке между мирами. Михаил Иванович почувствовал, что темные провалы глаз духа сфокусировались и смотрят прямо на него, пытаясь поймать его взгляд.

Это был опасный момент. Ему необходимо избегать прямого зрительного контакта, иначе существо могло утащить его через барьер, перетянув к себе в мертвый мир.

Михаил Иванович хорошо понимал, что страх сейчас – его наихудший враг, и отлично знал множество уловок, которые духи используют, чтобы выбить людей из равновесия. Годы опыта в общении с духами научили его сохранять хладнокровие даже в самых напряженных ситуациях. Плавно, едва заметно, он сменил фокус взгляда, не следя за самим духом, а словно заглядывая сквозь него вглубь пустоты. Этот взгляд помогал ему сосредоточиться на главном – получить необходимую информацию, прежде чем тень прошлого исчезнет.

Долгие секунды растянулись в вечность, казалось, комната наполнилась мерцающим, холодным светом. Дух подчинялся своим собственным законам, и теперь от Михаила Ивановича требовалась только выдержка и терпение.

Наконец, наступил момент задать тот самый вопрос. Сдержанный, серьезный голос Михаила Ивановича разрезал застоявшийся воздух:

– Кто тебя убил?

Реакция духа была прогнозируемо бурной – очередная яростная попытка прорваться сквозь невидимый барьер, и раздался затравленный вой: «меертв, неет».

Когда дух, наконец, выговорил слова: «он» и «ищи», Михаил Иванович постарался уловить все возможные детали. Это была ключевая информация, обрывки которой важно было собирать вместе, словно фрагменты сложной мозаики. Его взгляд вдруг захлестнул поток изображений: возникал облик большого паука, переродился в нечто золотистое, и в последний момент промелькнул леденящий душу образ куклы.

Три объекта – паук, золото, кукла. Эти символы требовали дальнейшего анализа, но Михаил Иванович уже знал из опыта, что дух больше ничего не добавит к сказанному. Все, что он мог сделать, – это завершить сеанс.

– Уходи, откуда пришел, мертвое к мертвым, – произнес он.

Как только эти слова были произнесены, огненная граница стала сужаться, как будто ворота вновь закрывались. Дух опять попытался прорвать барьер, но появившиеся несколько фигур за спиной духа, быстро приблизившись, схватили духа и потащили прочь от закрывающейся границы. Дух Губарева пытался вырваться, но у фигур, оттаскивающих его от границы, появились длинные когти. Этими длинными когтями они проткнули призрачное тело духа насквозь. Дух Губарева завизжал как от боли, а ещё у нескольких фигур появились кнуты, которыми они стали хлестать его. Дух взвыл ещё отчаяннеё и страшнеё, в этом звуке не осталось ничего, что напоминало бы звуки человеческого голоса.

Михаил Иванович вынул одну руку из все ещё бурлящей воды, потянулся к свече и потушил её. После этого все исчезло. Его движения были отточены многими годами: встал и вылил воду из миски в раковину и выбросил потухшую свечу и снова сел на стул, на то же место. Ему нужно было немного отдохнуть. Сегодня у него ещё одна встреча с миром мертвых. Ведь у него было два пакетика с содержимым. Губарев был первым. Ещё нужно узнать, что произошло с Ириной Котовой.

Сейчас он вспоминал, что сказал и показал ему дух Губарева. Во-первых, было сказано «он». Значит, Губарев умер не сам. Ему помогли уйти на тот свет. И помог этот таинственный «он». Из списка виновных можно вычеркнуть половину подозреваемых – всех женщин. Потом были показаны паук, кукла и что-то золотое. Духи мыслят не так, как люди и не нельзя понимать их буквально. Бывает, что первоначальное толкование совершенно неверное. Первый из них – огромный черный паук, символ чего-то зловещего, вероятно, ассоциировался с кем-то или чем-то, связанным с темной стороной жизни. Второй образ – старая, потрепанная кукла с головой, склоненной влево, и безжизненно вывернутыми руками и ногами. Кукла могла означать манипуляции или марионеток в чужих руках. Или же затрагивает тему детства, забытых или испорченных воспоминаний, или связаться с кем-то более конкретным, отсылая к определенным людям или объектам в жизни Губарева. Третий образ – нечто золотистое, пока что ассоциаций не приходило в голову.

«Надо бы записать, – подумал Михаил. – Вдруг, что-нибудь перепутаю. Надо записать, заодно и приметы, что паук был большой и черный, кукла старая, потрепанная, с головой, склоненной влево, и вывернутыми ручками и ножками, а что-то золотистое напоминало свернутый жгут или толстую цепь».

Михаил Иванович достал смартфон и начал записывать в заметки то, что увидел и услышал. Не все ему может пригодиться, потому что эти дела не всегда отписывались ему. Но это было что-то похожеё на личный ритуал: если он выезжал на осмотр места происшествия, где была смерть, то он всегда брал с собой что-то, что могло ему помочь узнать: сам человек ушел за грань или нет. Кровь была сущностью самого человека и служила той путеводной нитью, которая могла соединить его с духом покинувшего этот мир. Михаил Иванович знал, что покойники, чьи жизни оборвали насильственной смертью, были куда более беспокойны. Их души жаждали мести или, по крайней мере, справедливости. И тут уже нужна была сила его рода.

На службе никто не знал о том, что он так может, и считали, что у Михаила Ивановича просто бешеная интуиция по раскрытия убийств. Говорили, что у него невероятное чутье. И одни из самых лучших показателей. Частично причина крылась и в том, что у Михаила Ивановича был дар, который ему помогал. Он мог говорить с мертвыми. Дед ему рассказывал, что когда-то в его роду были те, кто не только мог говорить, но и заставлял повиноваться мертвых, даже, возвращал в жизнь. Но за это платилась очень высокая цена. Жизнь в обмен на жизнь. Поэтому это могли сделать только ради очень важного человека. Например, своего ребенка. Истории о предках, которые когда-либо прибегали к таким жертвенным шагам, обрастали страшноватыми легендами. Михаил Иванович знал: его дар – опасное благо, и его следует использовать с предельной осторожностью.

Свой дар он получил по роду, от деда. Его отцу не досталось ничего, а к нему, Михаилу, дар пришел. Не в тех объемах, что был у деда, но и этого было достаточно, чтобы он мог говорить с мертвыми. Они всегда откликались на его зов. Информацию выдавали, правда, своеобразно. Тем не менеё, шарады Михаил Иванович наловчился разгадывать. Помогала интуиция. Эта самая невероятная интуиция. Которую он считал ещё большим даром. Хотя работала она только на рабочие вопросы и если ему грозила личная опасность. А именно, опасность его жизни. В остальных случаях интуиция крепко спала.

Он бы, может, и хотел, как дед, уметь лечить. А его дед был легендарным знахарем, о нем слава вышла далеко за пределы их города и, даже области. Он умел переносить болезни на неодушевленные предметы. Это мог быть даже камень. Но, чем страшнеё болезнь, тем сложнеё от неё было избавиться. Чаще всего в таких случая дед перекидывал чужие недуги на деревья. Можно было бы и на животных, помогало бы быстреё. Но тут дед принципиально так не поступал. Он был в твердом убеждении, что ни одна болезнь просто так не возникает. И если она есть, то дается для чего-то человеку. Что-то нужно переосмыслить в себе, изменить свою жизнь и свои взгляды. Перенос болезни на дерево делало случай излечимым, но выздоровление медленным. Обычно, хватало времени, чтобы урок был усвоен. Человек успевал прочувствовать все, от безнадежности до невероятной надежды. И менялся. А дерево, принявшеё на себя болезнь, оно умирало. Как медленно человек выздоравливал, так отмирало постепенно дерево. Поэтому подходили не все деревья, а только те, которые были старше двадцати лет, сильные и мощные.

Но некоторым людям дед отказывал сразу. Хотя и мог помочь. Он видел душу. А поскольку после каждого такого обряда дед отлеживался не меньше двух недель, то соглашался страдать далеко не за каждого. И это тоже было его правом и выбором, за которые он понес ответственность.

В отличие от деда, который берег свой дар и использовал его лишь в крайних случаях, отец Михаила, Иван Забродов, выбрал совершенно иной путь. Лишенный истинного дара, он, тем не менее, сумел извлечь выгоду из наследия семьи. Прожив немало лет, наблюдая за работой своего отца, Иван решил использовать своё обаяние и опыт наблюдения, чтобы создать иллюзию экстрасенсорного дара.

Обосновавшись в столице, Иван открыл эзотерический салон. Для неопытного зрителя его представления казались поистине магическими. Иван использовал различные трюки и спецэффекты, чтобы создать атмосферу загадочности.

Его уму и смекалке можно было позавидовать: каждый элемент его «шоу» был тщательно продуман и рассчитан на впечатлительных посетителей, которые готовы были платить значительные суммы денег за «общение» с миром духов. Наивные и доверчивые люди приходили в его салон, стремясь получить ответы на свои вопросы или утешение в горе от утраты близких. Они видели то, что хотели видеть, а Иван прекрасно знал, как играть на их ожиданиях и эмоциях.