– Михалыч, ну ты чё как слон-то, мне ж теперь её ещё полчаса собирать, – сквозь смех еле смог сказать Серый.
Михалыч ещё больше завёлся:
– Ну и поделом тебе остряк хренов, будешь знать, как надо мной ржать.
Он пошёл к выходу, а Сергей его окликнул.
– Ну Михалыч, ну ты что, не обижайся, я ж пошутил. Ты что думаешь, я не верю, что ли? Верю. И рассказываешь ты все правильно. Истории твои все офигенные.
Михалыч чуть отмяк, и расправил брови.
– Вот только одного я, Михалыч, не понял, кто из вас первым по трубе лез, ты или Валерик?
– А это то тут причём? – не понял повар и озадаченно почесал пузо, – Кажись Валерик первым лез, а что?
– Ну как, если бы ты первым лез, а труба не титановая, то Валерик был бы не корефаном, а мокрым местом под твоим задом.
И Серый снова заржал, а Михалыч сдвинув брови, так что они сошлись на переносице. Он молча вышел и хлопнул дверью так, что оставшаяся на столе посуда, последовала за первой.
Эх, было время, Серый уже начал привыкать к тому, что не все люди плохие, не все такие как Вениамин, полковник Варенёв, Кромсало или Абрам Берштейн. Михалыч был другим, да и команда у него на кухне подобралась не из плохих. Сколько он там проработал, не известно, время под землёй, без солнца, идёт иначе, не видно ни дня, ни ночи, ни смены времён года, но однажды всё переменилось.
Серый только что вымыл очередную стопку тарелок и выносил её в общий зал, чтобы вновь подходящие люди, могли покушать. Едва он открыл дверь, так увидел в центре столовой стоящего человека в чёрной, кожаной куртке и шляпе. Кожаная куртка и шляпа, это было так нелепо, особенно тут, где никто не пижонил, а носил то, что имелось, зачастую не имея и комплекта на смену. А вот человек в шляпе выглядел так, как будто, он только что из магазина. И куртка, и шляпы были как новые, как будто только что купленные. Только откуда тут магазин, тут и денег то нет, правда у Михалыча под стеклом, в кабинете, лежало две зелёные купюры. Одну он ласково называл касарик, а другую баксами. Но это были скорее предметы декорации. Тут в бункере они не имели никакого веса. Тут вес имели только еда, одежда и другие предметы личного пользования. В бункере в ходу был только натуральный обмен. Так вот, этот пижон стоял посреди зала и держал в руках блокнот, в который что-то быстро записывал. Серый даже задержался в проходе, из-за чего был чуть не сбит с ног прошмыгнувшим мимо невзрачного вида человеком, с мелкой бородкой и висящими из-под шляпы, от висков, подкрученными прядями волос. Человек зацепил Серого плечом, и не оборачиваясь пробурчал:
– Расходились тут, не пройти.
Если человек в центре зала был Серому не знаком, то этого с бородкой он не мог не узнать. Он заметил бы его и узнал из тысячи. Мальчик от неожиданности вздрогнул и машинально спрятал лицо за горой посуды, что держал в руках.
«Хоть бы не заметил, хоть бы не заметил», – пронеслось в голове.
Казалось, что он и не заметил, по крайней мере Серый не увидел и намёка на это. Человек прошмыгнул и скорой походкой приблизился к тому, с блокнотом. Он ему что-то прошептал быстро на ухо и прошмыгнул в дверь столовой. Больше он не возвращался. Пижон что-то начеркал в блокноте, оглядел столовую по кругу. Серому даже показалось, на мгновение, что тот задержал на долю секунды взгляд на нём, на Сером, но потом он отмёл эту мысль. Скорее всего показалось. Человек с блокнотом подошёл к повару. Они о чём-то недолго поговорили. Затем он тоже ушёл. И только после этого Серый сумел поставить посуду на стол. Он бегом добежал до своей комнатки-посудомойни и, забившись в угол за шкафом, вжался в стену, натянув ворот рубашки на лицо. Это был тот, кого он хотел забыть, кого ненавидел, как полковника и Кромсало. Невзрачный человек, который чуть не сбил Серого был никто иной как Абрам Берштейн, его сокамерник, провокатор, подлой душонки человек. А что, если он искал именно Сергея, а что, если заметил. Мыслям не было предела, страх снова обуял мальчика, в голове пронеслись воспоминания тех дней, что он был узником в камере. Допросы, допросы, допросы. Бежать, надо бежать отсюда. Но другой голос его пытался успокаивать. Что не заметил он, и вообще он не искал Сергея, а просто осматривал столовую. Может у него тут работа такая, следить за питанием. И постепенно эта мысль победила тот истерический страх. Да и куда бежать, куда? Из бункера выхода нет, а даже если бы и был, что там на верху, после ядерного взрыва. Разрушенный, выжженный мир, полный пепла, гари и радиации. Так что надо успокоиться и продолжать жить дальше. Не его они искали, не его, иначе бы он уже не сидел тут за шкафом, а шёл, ведомый под руки, на допрос к полковнику.
Пару дней всё было спокойно, Серый начал потихоньку забывать о той мимолётной встрече с Берштейном. Всё было как обычно. С утра он вылезал из своей норки, на складе мешков, и шёл на работу в столовку, там мыл посуду, слушал байки Михалыча. Всё как обычно, если не считать, что Михалыч стал какой-то нервный. Наверное, после последнего раза, когда Серый подшутил над ним, обиделся. Ну ничего, Михалыч добрый, отойдёт.
Тот день Серый запомнил очень чётко. Закончился обед, люди разбрелись по своим рабочим местам. Он мыл посуду, зашёл Михалыч, походил взад-вперёд, шумно сопя. Затем он прошёлся вдоль стола с грязной посудой, неуклюже зацепив какую-то тарелку. Та со звоном шмякнулась на пол. Серый кинулся поднять, но Михалыч придержал его за плечо.
– Постой, парень, не надо, не сейчас.
– Почему? – не понял Серый.
– Ну это, э-э-э, я должен, э-э-э.
– Да говори прямо, я что накосячил где-то?
– Да нет, не в этом дело, работаешь ты нормально, претензий нет.
– Тогда в чём дело?
Серый напрягся, он уже понял, что Михалыч хочет что-то сказать, но не решается. И сразу в голове всплыла удаляющаяся фигура Берштейна и его «расходились тут…». Он с полминуты простоял, глядя прямо в глаза Михалычу, а тот всё время пытался отвести взгляд. Затем он подошёл к шкафу и вытащил свою потрёпанную куртку.
– Мне уже пора уходить? Сейчас?
– Да…, нет, не сейчас, ты поешь пока. Ты просто завтра не приходи.
– Обойдусь, – Серый зашагал к двери.
– Ну постой же, дай объясню, я не хотел…
– Ну да, ну да, я понял.
– Да ничего ты не понял. Это всё проверяющий, велел гнать тебя. Уж я не знаю, что ты там натворил, но он сказал, либо ты, либо я.
– Ну понятно…
И он закрыл за собой дверь.
Серый вышел из столовой, но идти в свою нору не хотелось. Тоска по прошлому навалилась с такой силой, что он не представлял, что может быть сейчас один. Он просто гулял по длинным лабиринтам коридоров. Ни с кем не общался, а просто шёл. Навстречу попадались люди, они спешили по своим делам, и никто не обращал внимания на бредущего одинокого мальчика. Но эти спешащие люди, хоть и не общались с ним, всё же не давали расслабиться и скатиться до истерики.
Он шёл и шёл. Сколько прошло времени. Час, два, пять.... Благо этим тоннелям не было конца. Бункер был не просто бункером, а целым городом под землёй. Если только в их Блоке столовались не меньше трёх сотен человек, то сколько было в других Блоках Б и В, трудно было сказать. А сколько всего было таких Блоков, Серому не ведомо. Он забрёл в какой-то коридор, в котором раньше не бывал. Серый это понял не только по тому, что место было не знакомое, скорее даже место то он и не заметил, а вот запахи тут были странные. Пахло навозом, и какими-то животными. Он остановился, оглядываясь, пытаясь понять, куда занесло, и тут его кто-то ударил по голове, сзади. Падая на пол, теряя сознание, он успел заметить, что тот, кто стоял сзади был в военной форме, а потом Серый отключился.
Когда Серый пришёл в себя, у него очень болела голова, так сильно, что казалось лопнет изнутри. С огромным трудом разлепил глаза, они почему-то слиплись, пришлось тереть пальцами. Он увидел, что находится в маленькой комнатке. В комнате никого не было, только мебель. Обставлено всё было очень просто. Мебель, хоть и старая, вся побитая, но чистая и казалась ухоженной что ли. Кровать, на которой он лежал, с панцирной сеткой, такую Сергей видел в военной части, куда они с дедом выходили по тоннелям. Посередине письменный стол, на нем не ярко светящая жёлтым светом, настольная лампа. Она кстати была единственным источником света в данном помещении. Возле стены шкаф металлический. Серый встал и тут же чуть не упал, ноги были ватными, не слушались, по телу пробежала волна слабости, закрутившись вихрем в желудке. Замутило так, что он, с трудом поборов приступ рвоты, упал обратно на кровать. Минут через пять, когда стало слегка полегче, Серый снова попытался встать. Слабость не уходила, голова по-прежнему болела и кружилась, перед глазами летали белые мухи, но тошнота была чуть слабее. Он поднялся и, держась, сначала за спинку кровати, затем за стену, дошёл до шкафа. Дверь была уже рядом, надо было только обойти шкаф. Шатало как на море во время шторма. Он взялся, сначала, за угол шкафа, затем под руку попалась ручка дверцы. Он потянул, дверца резко распахнулась. От неожиданности Серый потерял равновесие и стал падать, но дверцу из рук не выпустил. Дверца и рука вытянулись в одну линию, и он своим весом потянул шкаф на себя. И шкаф подался. Серый падал на спину, а следом падал шкаф. С полочек посыпались какие-то бутыльки, пакетики, коробочки. И быть бы ему прихлопнутым шкафом к полу, если бы в последний момент дверь не распахнулась, и чья-то рука, схватившись за угол, не оттолкнула шкаф в сторону. Серый же упал на пол и снова вырубился.
Глава 2 Палыч.
Ему казалось, что он на бескрайней поляне, сплошь поросшей зелёной травой и ромашками. Ромашек было так много, что они белым ковром уходили до горизонта. Они были настолько белыми, что ослепляли. Из-за их сияния невозможно было различить, что же там на границе поляны. Но там было что-то. Его не было видно, но оно манило, влекло за собой. Сергей встал. В ногах чувствовалась необычайная лёгкость, казалось он стал невесомым и, если он сейчас подпрыгнет, то просто взлетит. Но прыгать не хотелось, хотелось идти туда, вдаль, где было что-то, и оно манило. Сначала он пошёл медленно, затем начал ускоряться и вскоре уже бежал, а под ногами колыхалось бескрайнее море ромашек. А оно уже близко, вот-вот покажется, ещё шаг два и Сергей будет там, где безмятежность и покой, навсегда, навечно. И когда осталось сделать только один шаг, в лицо пахнуло каким-то противным, резким запахом, и внезапно пошёл дождь, хотя на небе не было ни облачка. Капли были холодными, обжигающе холодными. Он вздрогнул и зажмурился, а затем снова открыл глаза.
Ослепительный свет поляны сменился полумраком комнаты. Вместо белоснежного поля серый бетонный пол. Вместо ощущения безмятежности и покоя, слабость, тошнота и головная боль. Свет от лампы заслонял чей-то силуэт. Серый всмотрелся, но не смог различить черт лица, свет был позади человека. Лба коснулось что-то прохладное и мокрое. Серый вздрогнул и машинально отмахнувшись, отбил руку сидящего напротив человека.
– Ну-ну, не балуй, это всего лишь вода.
Человек показал руку с зажатым ней куском материи.
– Умыть тебя надо, а то вонять уже начал.
– Я сам, – Серый дёрнулся чтобы встать, но не смог.
– Ну сам, так сам. Может хоть встать помогу.
– Нет, я сам, – выпалил Серый и, немного подумав, добавил, – спасибо.
Парень ещё раз попытался привстать, и с удивлением заметил, что он не на полу, куда падал, а снова на кровати. На этот раз получилось сесть. Боль в голове резанула с новой силой, он зажмурился и потёр виски.
– Больно? – с участием в голосе проговорил человек – Может водички?
– Хорошо бы.
Человек прошёл к столу и налил, из стеклянного графина, в стакан воды. Серый жадными глотками выхлебал его за пару секунд. Голова болеть не перестала, зато хоть огонь внутри немного погасил. Затем осмотрел стакан и графин.
– Откуда такая древность? – он кивнул на графин.