Под толщей бетона

Человек был ещё жив, искусан, изранен, но жив. Он стонал, скоблил руками и ногами снег, пытаясь отползти от нападавшего монстра. Но тот не торопился добивать, он ждал чего-то, пристально смотря на раненого. Затем, он издал какой-то звук, что-то похожее на сочетание нескольких согласных подряд. Что-то вроде «грдрб», и в отдалении появилась ещё одна фигура, которая мелкими прыжками направилась к оборотню. Только когда она приблизилась к монстру, Вадик понял, что это тоже оборотень, но маленький, ростом в треть нападавшего на людей.

«Да это же детёныш», – мелькнуло в голове у Вадика, – «Но как? Это же невозможно».

Он никогда не видел детёнышей оборотней, более того не слышал, ни от деда, ни от Палыча, ни от кого-то ещё, чтобы эти твари могли размножаться. Все знали, что они появляются, не естественным путём, от мамы и папы, а в результате заражения человека, каким-то вирусом. Конечно это мог быть ребёнок заражённый, но дети никогда не выживали после укуса. Они либо были разорваны тварями, либо просто умирали в мучениях. А тут детёныш, живой.

Между тем, мелкий оборотень приблизился к взрослому и встал у него за спиной. Взрослый подошёл к корчившемуся на снегу человеку и толкнул его лапой. Человек вскрикнул и выставил перед собой руки. Ветер уже начал заносить снегом, лежащих неподалёку, его товарищей, скрывал пятна крови на снегу и только вокруг последнего живого, всё ещё разлетались кровавые комья. Оборотень же обошёл раненого, и, зайдя с головы, наступил на руку человека. Тот протянул вторую, пытаясь спихнуть тварь с руки. Но оборотень не отскочил, а наоборот, прижал вторую другой ногой. Затем он склонился над головой человека и оскалился.

Вадик лежал не шелохнувшись. Ветер дул от оборотней к нему и потому, твари не могли учуять его запах. Он не хотел смотреть на тот ужас, что творился, но и отвернуться был не в силах. Тошнота подкатывала к горлу, и он судорожно хватал ртом снег, пытаясь сбить её обратно. Приступы рвоты могли его выдать.

Но взрослый оборотень не спешил убивать. Он снова издал какой-то звук из нескольких согласных, но теперь иной, не похожий на первый. Сочетание звуков было другим и, казалось, что примешалась ещё какая-то гласная буква. Маленький при этом что-то заворчал, заскулил и попятился. Тогда большой снова повторил то же сочетание звуков, и при этом оскалился, зарычал. И маленький прыгнул. В три прыжка он оседлал человека сверху и впился в его плечо зубами. Тот заорал от страха и боли. Задёргал ногами и завертелся, пытаясь сбросить с себя мелкую тварь. Но старший держал руки крепко. Мелкий вырвал кусок плоти из человека и, задрав морду кверху, начал глотать. Струйки крови текли у него по морде и капали на снег. Человек уже не прекращал орать, переходя временами на хрип, и дёргаться. Хоть между Вадиком и местом побоища было метров пятьдесят, но парень явно ощущал металлический запах крови, и его внутренности скрутило в рвотном позыве. Блевать было нечем, он давно уже не ел, и он зажал себе рот рукой, чтобы не издать никакого звука, не переставая наблюдать. Но оборотни, казалось, не заметили. Старший снова рыкнул и мелкий впился в горло человеку. Какое-то время тот продолжал хрипеть и дёргать ногам, но вскоре затих.

«Отмучился», – подумал Вадик.

Он ткнулся лицом в снег и беззвучно заплакал. А когда он снова смог поднять голову, то на том месте где был загрызен последний человек никого не было. Только красные пятна напоминали, о только что произошедшей кровавой бойне. Вадик чуть приподнялся, выглядывая из-за мешавшего осмотреться сугроба, и заметил удаляющиеся фигуры. Одну маленькую, издали похожую на ребёнка и высокую, что-то тащащую за собой. Они забрали с собой труп человека. Добычу, свой корм.

Три жизни. Целых три человеческие жизни отделили Вадика от смерти. Если бы они не окликнули его, и не вышли из своих укрытий, то сейчас оборотень тащил бы его, Вадика, тело, чтобы сожрать у себя в логове. Потрясение было таким, что он отключился, потерял сознание, а когда пришёл в себя, было уже совсем темно. Ночь накрыла Землю своим одеялом. Пришлось зарыться поглубже в снег и остаться тут на ночёвку. Всю ночь над сугробом, в котором лежал Вадик, завывал ветер, а парню казалось, что это сама природа оплакивает погибших. Он не сомкнул глаз и лежал не шевелясь. Сколько прошло времени не известно. Час, два, день или больше, Вадик не понимал. Его трясло от страха, злости и конечно от холода.

Надо было возвращаться, но хотелось только одного, чтобы его оставил этот мир в полном покое. Парню пришлось сделать над собой громадное усилие, заставить себя начать двигаться, убедить себя, что если он сейчас не встанет, то смерти тех, троих, людей будут напрасны. Он с большим трудом выбрался из-под слоя снега, руки и ноги отказывались слушаться, всё тело ныло, от вчерашних перегрузок и долго лежания без движения. Похоже был уже день, темнота не была такой густой, как ночью. Не сразу, но он нашёл свою метку, красную полоску ткани, привязанную к торчащей из снега ветке. Медленно, шаг за шагом он побрёл от метки к метке. Он шёл практически на инстинктах, не осознавая, что делает. Если бы кто-то спросил спустя день или два, после этого события, как он добрался до бункера, он бы не ответил, просто не смог бы вспомнить. Да и как он попал в каморку Палыча, он тоже не вспомнит.