– Павлины.
– Павлины?
– На той улице держат.
– Зачем?
– Не знаю. Наверное, перья продают.
– Каково им в клетке?
– Мы все в клетке. А когда подрастаем, у нас выдирают перья и продают.
– А мне кажется другое, – сказал я.
– Ну, и что ты придумал?
– Я недавно прочитал, как младенец в утробе матери съел своего брата. И я понял, что пожирание – наш основной инстинкт, ведь он проявляется даже тогда, когда человек ничего не знает о жизни. Чтобы жить, мы должны кого-то сжирать. Все подчиняется этому: нет закона эволюции, а есть закон пожирания.
Юля посмотрела лукаво в глаза и вдруг засмеялась:
– Ну, а сейчас кто кого пожирает?
– Наверное, я… Я же хочу на тебе жениться.
Она снова захохотала, а потом вдруг затихла и чуть слышно сказала:
– Ты же знаешь все…
Я спрыгнул на землю, побежал по саду, расцарапал чем-то руку и ударился о штакетину забора. Ее треск показался мне грохотом.
3
Я, конечно, знал все. Я помню тот школьный коридор, гудящий, как вечерний улей, когда за окнами гуляет весна, цветут вишни, слепит солнце и дорога домой становится длиннее.
Юля мелькала из класса в класс – наверное, собирала комсомольские взносы, хотя многие мальчики на переменах убегали на футбольное поле, а девочки стояли у окон пестрыми стайками или прогуливались на площадке перед высоким школьным крыльцом.
Лавсан появился в конце коридора и пошел прямо по центру, поглядывая вокруг с самоуверенной ухмылкой. Он напоминал большого судака, неожиданно заплывшего в стаю верховодок. Кто-то уже шмыгнул за Юлей, и она выпорхнула из класса, зардевшись так, что видно было за много шагов.
Они отошли к окну, и он что-то стал говорить, опершись на подоконник. А она стояла, как ученица, скрестив пальцы, послушно кивая головой, и вся светилась от счастья. И мне вдруг показалось, будто я дал ей это счастье… Странное чувство!
Мне же в том классе нравилась Леночка Глазунова – чистенькая, аккуратная, с тугими колечками косичек, затянутых в белые банты…
А потом наступило лето. Мы разбежались, кто куда, и должны были встретиться в девятом классе в другой школе – кто, конечно, хотел учиться дальше.
Как-то вечером, возвращаясь домой после тренировки с сумкой, в которой болтались кеды и мокрая футболка, я увидел Юлю. Она прогуливалась в компании «золотой молодежи» с какой-то девицей, держа ее под руку… У нее даже походка стала другой – взрослой, что ли…
А в конце лета я зашел к Мишке и случайно встретил там Лавсана – Мишкин брат был его приятелем. Они сидели на лавочке под огромным кленом и плюхали семечки, а мы возились с велосипедом.
Нам было интересно слушать их треп.
Они обсуждали вчерашние похождения в городском парке. У Лавсана была новая пассия с осиной талией, которую, наверное, из-за этого называли Лорен. Жора слушал молча, и только его крупные глаза еще больше округлились на добродушном белобрысом лице. Интересно, что Мишка был абсолютным брюнетом со смолистыми кудряшками.
У Лавсана был шелестящий голос и глубоко запрятанная улыбка – казалось, обо всем он говорил с иронией. Мне ужасно хотелось быть таким же уверенным!
– Нет, – говорил он, – Бамбук нас нашел в «Голубом Дунае». Он же сделал круг, потому что засек дружинников, а у него еще с того раза не высохло…
Жора хмыкнул:
– Это когда рабочие постричь хотели?
– Да, он же тогда через заводской забор прыгнул и клеши порвал. Гнались с ножницами! А он, вместо того, чтоб к речке, перескочил прямо на территорию! Те орут: «Поймаем – паяльной лампой обрежем!» Говорит, на электрокаре удирал… Представляешь, Бамбук несется на каре по главной аллее с развевающейся гривой и орет: «Врешь – не возьмешь!» А те – с паяльной лампой: «Оле – оле – оле!»
Жора хмыкнул, закашлялся и смачно сплюнул.
Мы с Мишкой открутили колесо и стали снимать покрышку.
– Короче, заходит в «Голубой Дунай» и говорит: «А я вас ищу!» Как будто мы в другом месте могли быть!.. Говорит: «Мне надо на танцплощадку, а на входе «дуракам нечего делать». Короче, хочет, чтоб мы его прикрыли.
– А вас сколько рыл было? – спросил Жора.
– Да в том-то и дело, что мало, да еще чувих двое! А там менты… Ну, стали варианты предлагать. Русик говорит: «Ты ж через забор прыгал – давай мы тебя подсадим!» Порох предложил надеть повязку дружинника и спросить, как пройти в библиотеку… Короче, ржуха… Лисюта говорит: поменяйся одеждой с Лорен – тебя сзади не отличить…
– А он свечку держал? – ляпнул Мишка.
– Заткнись, дебил! – рявкнул на него брат и сверкнул глазами.
– Пошли вы в ж…! – огрызнулся Мишка и так крутанул гайку, что та слетела с резьбы.
– Я тебе сказал: не отремонтируешь до вечера – на лайбу не сядешь, – повторил свой приговор Жора, и мы отправились искать в сарае новую гайку.
– Ниче, – протянул Мишка, – не боись: их время заканчивается, а наше только начинается!
Когда мы вернулись, Лавсан уже прощался с Жорой:
– Надо забежать на работу, а то я с утра «в горкоме»…
Он работал комсоргом на небольшом предприятии и учился на вечернем отделении института. Почти вся их компания училась там. Жора тоже. Просто в нашем городе больше негде было.
А в сентябре началась школа. Мы попали в один класс: и я, и Мишка, и Леночка Глазунова, и Юля. Из окон виднелся обгоревший пустырь, огромное глинище и одинокие деревья, стоявшие, как распятия, вдоль уходившей за горизонт дороги. На окнах сидели причудливые насекомые – с малым тельцем и длинными, как веер, крыльями, совсем безобидные и беспомощные. Они переползали по стеклу или прижимались к раме, ловя последние лучи осеннего солнца.
Я выбрал парту в конце, а передо мной оказались Леночка и Юля. Почему, я не знаю. Но теперь я мог целыми днями наблюдать Юлю перед собою, слышать ее шепот и иногда случайно касаться ногою ее ног. Леночка изредка вопросительно поглядывала на меня, вертела аккуратными хвостиками с блестящими заколками и успевала зарабатывать «пятерки». Я, видимо, задал задачу, потому что еще несколько месяцев назад писал ей записки с предложением о дружбе (на которые, правда, так и не дождался ответа) и хранил фотографию, содранную со школьной доски почета. Сейчас бы так не сделал – что-то произошло со мною: все изменилось, все стало другим.
4
А вскоре состоялся туристический слет.
Было только начало октября, но осень уже напоминала о себе каждым атомом. После уроков мы собрались у школы, экипированные для похода, и направились в ближайший лесок – километрах в десяти отсюда. Субботние улицы провожали нас удивленно-ленивыми взглядами и прозрачной тишиной.