Горизонтальная война. Снимая маски

Глеб забирает телефон и поднеся руку к лицу, слизывает солёные капли. А я… я надеюсь, что умру раньше, чем он придумает очередную игру.

– Давление падает.

– Ты можешь что-нибудь сделать?!

– Могу, если вы не будете мешать. От ваших криков и злости ей лучше не станет. Посмотрите, в каком состоянии её тело.

Не могу дышать, воздуха…

– Смотрите, ваша подруга очнулась.

– Мелания! Не трогай трубки, сейчас всё отключат, подожди!

Из горла вынимают длинный шланг, раздирая стенки гортани. Больно.

Вдох.

Выдох.

– Дыши. – Чья-то тёплая рука ложится на мой лоб.

Мои глаза всё ещё закрыты, но я отчётливо услышала, как хлопнула дверь и кто-то вошёл.

– Роман Владимирович, это последние показатели. В её крови немного наркотиков и большое количество транквилизаторов. Я удивлён, что она вообще очнулась после такой лошадиной дозы. Видимо, стресс от аварии и выброс адреналина помогли. Мы уже чистим кровь, но судя по всему, ей несколько дней придётся лежать под капельницами. Ах да, это результаты рентгена, лучевые кости обеих рук треснуты, четвертое и пятое ребро справа сломаны, нам повезло, что осколки не повредили лёгкое. Присутствует сотрясение мозга, так что возможна потеря памяти. Сопутствующие травмы после изнасилования, повреждения внутренних органов и мягких тканей. Порезы, ссадины и синяки я даже считать не берусь. Роман Владимирович, у этой девушки есть родственники?

– Послушайте! – возмутилась какая-то женщина. – Вам не кажется, что подобные разговоры не для её ушей?!

– Нет. Она должна знать, что с ней происходит. И нет, у неё нет родственников.

– Это значит, что за оплату лечения будете отвечать… вы?

– Да. Все счета направляйте на моё имя.

– Я понял. Пройдёмте в мой кабинет, вам надо подписать документы и разрешение на хирургическое вмешательство.

Дверь снова хлопнула. С трудом открыв глаза, я повернула голову и наткнулась на внимательный взгляд.

– Марина?.. Где я? – даже шёпот причинял боль.

– Прости. – Из глаз сестры Ника полились слёзы. Шмыгнув носом, она прижала платок к глазам и снова разрыдалась. – Прости, Мелания. Я не знала, что всё так… я была уверена, что вы встречаетесь. Прости…

– О чём вы говорите? – нащупав её руку, я легонько сжала дрожащие пальцы. – Никита, он не сильно пострадал?

– Нет, слава богу. Перелом ключицы и сотрясение. – Она растёрла влажную дорожку на щеке и уронила голову, шепча: – Как же так… я… я тебе столько гадостей наговорила, прости.

– Всё в порядке, я тоже не ромашка, – я попыталась улыбнуться, но вышло слишком кисло. – Марина, вы говорили о Глебе Домогарове? Кажется… Ник сказал, что я жила с ним, но я не помню этого. – Подняв правую руку, я уставилась на катетер. – Это просто невозможно, понимаете, Марина? Невозможно. Я ненавижу его всем сердцем, я просто не могла согласиться на это. Не могла… – повторила эхом и вздрогнула. Перед глазами встало перекошенное лицо Домогарова.

– Ты не помнишь? Да нет, не может быть. – Сестра Ника вцепилась в поручень кровати и нагнулась. – Врач, конечно, предупреждал, что из-за аварии ты можешь что-то забыть, но…

– Помню, как ругалась с матерью, – продолжила я и закашлялась, пытаясь подняться. Она приехала с Борисом, чтобы предложить денег, в обмен на отказ от доли в наследстве. – Потом… – Я наморщила лоб, силясь вспомнить. – Кажется мы с Меркуловым смотрели видеозаписи с пятницы.

– Зачем? – так же шёпотом спросила Марина.

– Кто-то проник в кабинет генерального директора на выходных.

В голове вспыхнула золотая брошка на кофте. Мама. Это она украла завещание, по которому мне доставалась одна треть наследства. Но говорить об этом правой руке Глеба я не собиралась. В конце концов, я до сих пор не знаю, каким образом оказалась здесь и что произошло после того, как я покинула «Мерис». Кажется я ехала домой и разговаривала с кем-то, а что потом?..

– Марин, Никита тоже здесь, в этой больнице?

– Он… да. – Она запнулась и прокашлялась.

– Понятно. – Я закрыла глаза, смаргивая слёзы. – Марина, я понимаю, что не нравлюсь вам, но пожалуйста, передайте вашему брату, что я хочу поговорить. Мне необходимо объяснить ему, что…

– Боюсь, что в ближайшее время он не сможет тебя посещать. – Марина встала и сжала руки в кулаки. – Мне жаль, Мелания.

– Вы мне солгали? Он пострадал сильнее, чем вы сказали, да?! Марина?! – я попыталась подняться и застонала.

– Мелания, успокойся. – Она мягко надавила на плечи, заставляя снова лечь. – С Никитой всё в порядке. Просто он… не может сейчас прийти. Это не в его силах. Доступ к тебе закрыт для всех, кроме меня и лечащего врача с медсестрой.

Только ей можно меня навещать? Но ведь она правая рука Глеба… при мысли об этом сердце зашлось в глухих ударах.

– Лиза где? Она же с ним, да? – В голове всё смешалось. Ещё вспыхивали остатки сна, от которого кровь стыла в жилах, и образ исчезающей дочери настойчиво стоял перед глазами.

– Н-нет. – Марина отвела взгляд и начала мять пальцами одеяло. – Лиза с твоей матерью в Париже. Насколько я знаю, она хочет оформить опекунство над твоей дочерью.

– Нет! – закричала я в ужасе. – Нет! Почему?! Мне надо лететь, – слова спутались и язык заплёлся точно у пьяной. – Моя девочка, как же так…

– Тебе нельзя сейчас никуда лететь. К тому же, Мелания Звягинцева пропала без вести после автокатастрофы. Все думают, что ты умерла. И Никита в этом вопросе не сможет тебе помочь.

– Да пошли вы все, – с ненавистью ответила я, выдирая из вены иглу от капельницы и срывая с груди датчики. – Я сама всё сделаю. Значит, я нужна была ему пока имела деньги, связи и красоту. Как только это было потеряно – меня выбросили. А ведь я доверила ему дочь, Марина. Я доверила вашему брату самое ценное, что у меня было, а он не может помочь?! Как так вышло? Уж не сам ли он отдал Лизу моей матери, а? – Гнев нарастал, подавляя остатки страхов.

– Что ты творишь, дурная! – крикнула она, с ужасом смотря на мои действия.

– Нахрен вас всех. – Пошатнувшись, я взялась за штатив капельницы и используя его как опору, двинулась в сторону выхода. – Я должна вернуть дочь любой ценой.

– Не всё так просто, Мел, пожалуйста. – Марина встала в дверях, мешая пройти. – Лиза сейчас в Париже, твой дом продан, как и квартира. «Мерис» принадлежит Глебу. Да пойми же, сейчас ты ничего не сможешь сделать!

– Я пойду в полицию и напишу заявление. Я всё ещё дочь своего отца, Мелания Звягинцева, и имею какой никакой, но вес в обществе. Я не могу прохлаждаться в больнице, пока моя дочь с этой психопаткой, – прорычала я, из последних сил держась вертикально. Перед глазами всё плыло и лёгкие раздирало от невыносимой боли.

– Это бесполезно. – Тёмные волосы взметнулись вверх, когда Марина вскинула голову. – За это время многое изменилось, Мелания. Сейчас ты никто. Пустое место. Придя в полицию, ты лишь поможешь им себя добить.

– В этом мире всё ещё есть закон, – прошептала я, уронив голову. – Даже если у меня нет денег, я гражданка этого государства и исправно платила налоги, они обязаны мне помочь.

– Как? Мария не чужой человек, она бабушка Лизы. К тому же, сейчас у неё есть то, чего нет у тебя.

– Чего же? – вяло уточнила я, уже зная ответ.

– Деньги и связи. Во всём мире это – ключ от всех дверей, даже тех, что обычно скрыты от глаз.