Горизонтальная война. Снимая маски

– Ммм. – Моё горло горит, каждый звук рождается на пределе возможностей.

– Говори.

– Сдохни… тварь. Умри. – Я открываю глаза и не мигая смотрю в синюю бездну.

– Неправильный ответ.

Он бьёт наотмашь. Ему плевать на синяки и оставленные раны, потому что вечером зайдёт доктор и наложит мази. А я больше не плачу. Внутри пусто, если я буду послушной куклой, он перестанет меня бить?

Стена справа вся исчерчена полосами оторванных обоев. Это уже третья комната, которой потребуется ремонт. Но ему всё равно. Он лишь подписывает чек, платя за комфорт и молчание.

Глеб терзает меня каждый день, каждую ночь, словно ненасытное животное, чудовище без совести и чести. Мой самый страшный кошмар, то от чего я бежала, но не смогла спрятаться.

– Посмотри на меня, – рычит он, хватая за волосы.

Молчу.

– Посмотри. – Глеб с силой дёргает голову, заставляя повернуться. – Ты всё равно это скажешь. Я очень терпеливый, девочка моя. – Его улыбка похожа на оскал сумасшедшего. Даже зрачки сузились до точек, оставив лишь ненавистный синий океан, в глубине которого плещется безумие и жажда. А ещё ненависть. И всё это он прячет за красивой улыбкой и ласковыми речами, чтобы в один момент ужалить ядом, как ядовитая оса.

Я знаю эту жажду. Он хочет меня сломать.

– Я никогда этого не скажу, – шепчу из последних сил, слизывая с губы кровь. – Лучше умру.

– О, нет, милая. У меня на тебя другие планы. Ну же. – Глеб припадает ко мне, как к источнику в пустыне, жадно впиваясь в рот. От него несёт алкоголем. – Одно слово и всё закончится. – Оторвавшись, он смотрит мне в глаза, ища один ему известный ответ.

– Я ненавижу тебя. – Поднявшись на локтях, сплёвываю слюну и хрипло смеюсь. – Ты не заставишь меня сказать обратное.

– Упрямая сука! – кричит он, придавливая к матрасу. – Ну ничего, – и тут же смеётся приглушённо, – я всё равно получу то, что хочу. Скоро не только твоё тело, но и душа будут принадлежать мне. Ты сама виновата. – Некогда красивые губы уродует садистская усмешка. – Сама. Я же просил тебя быть послушной, посмотри, что ты наделала. – Он разводит руками, намекая на наручники и цепь на ногах.

– Никогда.

Молча встав, он достаёт из кармана телефон и подносит к моим воспалённым глазам. Я отворачиваюсь, но он давит на скулы, поворачивая голову.

– Смотри.

Не хочу, но глаза сами выхватывают знакомые черты из общей массы пятен. Моя Лиза… а рядом Домогаров.

– Не смей, – кричу, захлёбываясь страхом. – Не смей её трогать, падаль! Убью, убью же, мразь. – Волна ненависти поднимает меня над подушкой, но я вновь падаю на скользкое бельё, и кусаю губы от боли.

– Какие отвратительные слова появляются из твоего рта, – кривится Глеб. – Ты сама доводишь меня до неизбежного, чего теперь орёшь? – удивляется он и пролистывает картинки на экране одну за другой. \

Лиза… Лиза… везде Лиза с матерью или Домогаровыми. Они держат её своими грязными руками, касаются нежных щёк прогнившими губами. Она им доверяет.

– Она же ребёнок! – срываюсь на кашель. – Твой ребёнок! Неужели, в тебе ничего человеческого не осталось?!

– Тебе должно быть стыдно, моя девочка. Ты втянула такую кроху в наши дела из-за собственного эгоизма. За всё надо платить, Мелания… – Глеб будто не слышит и продолжает говорить, любовно поглаживая смартфон.

Глеб сошёл с ума, вынуждено признаю и сжимаю зубы. Как он смог скрывать это от общества? Неужели, его отец знал? Знал и всё равно отдал «Штэрн».

– Только тронь мою дочь. – Я дёргаю руки, и плевать, что прикована. Убью. – Если Лиза пострадает, я уничтожу тебя, Домогаров.

– Ты не в том положении, чтобы угрожать, – смеётся он. – Ты знаешь, чего я хочу. Думаю, это малая плата за безопасность нашей дочурки. Ты же знаешь, – он скользнул языком по своим губам, обнажая зубы, – насколько я алчен.

Не могу. Я повисла на наручниках, опустив голову. Больше не могу. Видит бог, я держалась изо всех сил. Прости меня, Лиза… Прости свою непутёвую мать.

– Что? – Он театрально приложил руку к уху и наклонился. – Ты хочешь что-то сказать?

– Люблю, – выдавливаю сквозь зубы, ненавидя себя за это.

– Не слышу, – ухмыляется Глеб.

– Я люблю тебя.

– И это всё?

– Я… ненавижу Никиту Лебедева. И никогда его не любила.

– Мне мало. – Глеб хватает меня за затылок и поднимает голову. – Я хочу услышать больше. – Его дыхание прерывистое, будто он захлёбывается.

– Я сказала то, что ты просил, – скривилась я, проклиная свою жизнь.

Зачем я родилась? Чтобы жить вот так? Говорят, что человеку даётся по силам. Враньё. Меня уже выпили до сухого остатка. Меня нет, больше ничего нет, только эта комната, призванная служить золотой клеткой для игрушки хозяина.

– Это было до того, как ты пожелала мне смерти. Пожалуй, я поверю тебе, если ты скажешь ему это лично. Не забудь сказать, чтобы вернул Лизу твоей матери. Девочке не стоит жить с чужим человеком. – Его язык заскользил по моей шее, заставляя съёживаться от отчаяния. – Этому ребёнку нет места в нашей с тобой новой жизни. Отдай её Марии. Отдай, иначе пожалеешь, что не сделала аборт, – шепчет он, наслаждаясь моим страхом.

Нет.

– Давай же. – Набрав номер, Глеб прижимает телефон к моему уху.

Раз гудок, два… три…

– Алло.

– Это я, – сглотнув комок, отзываюсь.

– Мел?! Где ты?!

– Я… это неважно, Ник. Я хочу, чтобы ты отвёз Лизу к моей маме. – Я должна защитить дочь любой ценой. Если её жизнь и счастье Глеб меняет на моё – я согласна.

Я же доверила её тебе, Ник… так почему? Слеза скатывается по щеке и падает на руку Глеба.

– Что происходит? Почему ты исчезла почти на две недели?! – закричал он зло. – Мелания, скажи мне адрес, я приеду, и мы со всем разберёмся!

– Нет, – улыбаюсь сквозь слёзы. – Мы ни с чем не будем разбираться. Прощай, Ник. Ключи от квартиры оставь в почтовом ящике.

– Я люблю тебя, Мел. Я сделаю всё, чтобы вернуть тебя домой, – в его голосе я слышу не то страх, не то отчаяние, и от этого ещё больнее.

– Я не люблю тебя. И никогда не любила. Просто исчезни.