Лес на семи холмах. Сборник рассказов и пьес

– Сударь, – откликнулся мальчик, – я бы был вам премного благодарен за вашу помощь, хотя и не знаю ни вашего имени, ни отчества.

– Позже познакомимся, – хитро улыбнулся спаситель – держи руку…

Незнакомец так сильно дернул за руку, что мальчик подумал, какой же недюжинной силой обладает этот, с виду ничем не приметный седоватый господин. Не было в нём ничего пугающего, за исключением, пожалуй, глаз. Уж очень круглыми и распахнутыми казались они, буквально как царская гинея, и такими неподвижными и холодными, как пруд в городском саду.

– Ну что же, а теперь давай знакомиться… – губы незнакомца расплылись в улыбке, и только теперь мальчишка почуял в незнакомце что-то неискреннее, натянутое.

– Меня зовут Угр, я занимаюсь скупкой раритетной посуды, у меня своя лавочка в этом квартале- заявил незнакомец, и, по сути дела даже не соврал. Он действительно заправлял целой сетью антикварных магазинчиков, помимо всего, имевших налаженную связь осведомителей среди скупщиков краденого. Недавно Угр персонально открывал точку по торговле шелковыми тканями, на втором этаже престижного торгового зала, но не многие знали о её истином предназначении. Там, в клодовке, был оборудован целый цех, по приведению в порядок украденных раритетных картин, обрамлению оных, переписке копий. Как человек неглупый, Угр, подвизался в помощники министра культуры в правительстве Сатарпа, чтобы периодически посещать с инспекцией тот или иной музей города, и местные любители искуства, меценаты, уже знали, что за этим последует. После каждой такой проверки, Угр картинно закатывал скандал. «Наше государство лишают последних творений великих живописцев! Мы столько денег вложили, чтобы простые люди могли лицезреть настоящих гениев жанра, а нам подсовывают какую-то… -на этом месте он обязательно морщился, словно его заставили съесть полбоченка кислой капусты, – на подсовывают подделки уличных писак, не достойных и мизинца – Угр тут показывал свой холеный пальчик с длинным ногтем, – великих живописцев древности!

Срочно заказывалась карета дпломатической службы, и одна-две картины признанных мастеров древности, отправлялись в долгую поездку в центральную оценочную комиссию. Там все подозрения развеивались, и полотно доставляли обратно в музей. Угр сам расшаркивался перед владельцами галереи, извинялся, приговаривая:

– Вы должны меня понять, это ведь моя прямая обязанность, следить за подлинностью полотен, ну и…я же давно слежу за каждым полотном, помню каждый мазок кисти, а вы постоянно проводите реставрации, никогда нельзя точно знать…

Между тем Угр уже точно знал, что полотно, уже прошедшее тщательнейшую проверку, и так привычно расположившееся в зале очередной галереи фальшивое. Если бы кто-то проследил весь обратный путь кареты диппочты, он бы, наверняка, понял, как происходит подмена. По таинственному стечению обстоятельств, каждый раз перед оценкой, в министерстве культуры, совершенно случайно, на прекрасных атласных шторах вдруг оказывалось чернильное пятно, причем настолько заметное, что не сменить штору было бы просто не простительно. Как это не странно, оффициальным поставшиком тканей был назначен… конечно же магазинчик Угра Круглоглазого. Занавеску сворачивали в большой рулон, и, по дороге от оценщика, заносили в магазинчик тканей Тюльпан.

Которым, как раз-таки и владел Угр. Конечно же, никто и не догадывался, какое тайное «послание» хранит в себе этот рулон. После этого, минут через пять, рулон уже новой ткани выносился из магазинчика и погружался в карету. Разумеется, после этого очередное замечательное полотно уже украшало собой скромную галлерею Угра, располагавшуюся в подземном бункере его дворца, а в музей отправлялась предварительно заказанная у специально нанятого мастера копия. Как говорил Угр, «для плебса достаточно культуры плебса».

И вот, именно этот господин держал сейчас за руку мальчика, простого немного неказистого подмастерья из приморского поселка.

– Поднимайся скорее, не дай бог сорвешься ещё… -то ли шутя, то ли серъезно подбодрил мальчика Угр, и добавил – Это тебе не камешки бросать.

Тут мальчишка и понял, в какой переплёт он попал, с одной стороны за ним гнались гвардейцы, а с другой стороны, абсолютно неторопливо, прогуливаясь, можно сказать, по горной дороге за ним шел ещё один преследователь. Мальчик даже подумал, а не разжать ли руку, но оглянувшись, и увидев, что внизу, под горой порядочное уже количество камней, отчасти и им лично сваленных с уступа, решил не рисковать.

Свидетель.

Выбравшись на пыльную обочину, мальчишка решил, будь что будет, размял ноги, нашел на обочине несколько папоротников, сорвал их и приложил к разбитой во время скальных приключений коленке. Угр не спускал с него глаз, хотя и стоял чуть поотдаль, не мешая мальчику привести себя в порядок. Он знал, что психология подростка такова, что стоит лишь показать свой антагонизм, как подросток тут же станет неприступной стеной, на которую ни одно альпинистское снаряжение не поможет взабраться.

Так или иначе, он взял мальчика под локоть, и повел вниз по склону, с дороги.

Внизу их уже ждала повозка, уже не такая потрепанная и раздолбанная, как те, что стояли на стоянке у Арвида, а большая, черная, с разноцветными перьями на подвеске, с резными колесами, которые присущи всем повозкам при дворе.

Внутри повозки, завешеной белыми шторками было довольно-таки удобно, однако сами обстоятельства поездки не распологали к восторженному состоянию духа.

Угр заскочил на повозку, оглянулся, словно бы делал что-то предосудительное, и быстро дал указание вознице, после чего распахнул дверь и оказался на сиденье рядом с мальчиком. Его лицо сменило выражение с умильно-нейтрального на резко враждебное.

– Ну, сорванец, будь у меня сегодня плохое настроение духа, я бы сейчас снял бы свою треуголку, и провел бы краем шляпы по твоему горлу, а там у меня острое лезвие. Тебя бы нашли местные собиратели фиг, дней через пять, когда твое тело, облепленное мухами, кровоточащее и застывшее, словно побитый в боях, старый остов севшего на мель пиратского корабля уже сложновато будет опознать. Да и, поверь мне, никто и не удосужится пошевелиться, ради такого оборванца, как ты. – Угр картинно провел пальцем по горлу, изображая тот зловещий способ казни, который мог бы ждать ребенка.

– Кто же, неважно из взрослых или детей, смеет нападать на королевского советника? Или ты думал, что правосудие тебя минует?

– Нет, мсье… – выдавил из себя слабым голосом мальчик, понимая, что дело становится все серъезнее и серъезнее.

– Оставь, мы тут не в придворные игры играем. Лучше расскажи, кто ты, почему ты позволил себе такие вольности, да и вообще, как ты оказался на этой злополучной повозке?

Мальчишка подумал некоторое время, и понял, что отпираться уже нет смысла.

– Меня зовут Артенис, я сын Марианны, торговки пряностями на рынке, как и многие мальчишки, я обычно разношу всякую мелочь для местных купцов, а иногда я вместе с друзьями прихожу на площадь, где стоят повозки, поскольку единственное удовольствие, которое у нас есть в городе, это прокатиться с ветерком на повозке Арвида. Правда это случается не часто, раз-два в неделю, на большее моего жалования не хватает…

– Как? – глаза Угра, и так от природы круглые, как пятаки, при этом округлились ещё больше – Этот пройдоха, оказывается, позволяет вам кататься на служебных каретах, да ещё и берет за это плату? …Теперь понятно, почему служебный транспорт в таком плохом состоянии…

Казалось, Угр уже не был так зол на мальчика, он отвлекся, будто-бы в его голове негодование проделками сорванца сменила некая мысль, которую он хотел обдумать.

– Таак… -после некоторой паузы произнес он, словно встрепенувшись после полуденного сна, – а твоя мать Марианна, это та самая Марианна, о которой писали все городские газеты? Та, которая доверила Сатарпу опеку над своим сыном?

– Ну… да… -подтвердил мальчик, -Она самая.

– Понятно, значит ты в курсе всей этой истории? – продолжал выспрашивать Угр, отодвинув занавесочку и якобы рассматривая окрестности, пробегающие мимо торопящегося в город омнибуса. Знающие Угра люди сразу бы сказали, что именно в такие моменты он наиболее сосредоточен, а значит опасен.

– Ну, я знаю немного, мы живем бедно, заместо обычной стенки, в нашем домике моя мать оборудовала нечто вроде перегородки из фанеры. Я всё время жаловался, что через нее зимой задувает северный холодный ветер, но ничего другого себе позволить мы не могли. А примерно за полтора года до событий на рынке, мать стала молчаливой, замкнутой, часто брала светильник, выходила в соседнюю комнату и проводила так часами перед темным окном. Иногда она, словноукушенная дикой мухой, бежала в ванную, душилась, причесывалась, потом с дикими глазами выбегала в коридор, чистила свои единственные приличные туфли, и выбегала на улицу, кидая мне вслед «Последи за хозяйством, и никого не пускай, пока меня нет…»

Так продолжалось некоторое время, пока живот у нее не начал округляться, тогда встречи почти прекратились. Хотя раз в месяц она опять покидала наш дом. Ну а потом она слегла от неизвестной болезни, почти на месяц.

Все думали, что мой брат родится мертворожденным, однако он выжил, и, хотя был хлипким и болезненным мальчиком, успешно дожил до 12 лет. В один вечер мать попросила меня собрать урожай яблок в саду, а сама, вместе с братом взяла кое-какой товар для продажи, и пошла на рынок… Больше я ничего не знаю, синьор…

– Хорошо, я понял – отрезал Угр, словно он торопился на светский раут.

– Иди домой, – в голосе королевского советника снова прозвучали добродушные нотки, – возьми, вот этот презент от меня. И он отдал мальчику карманные часы с королевской гравировкой, за которые иные оценщики Лантивии отдали бы целое состояние.

– Возможно, я ещё попрошу тебя об услуге, а пока торопись, пока я добрый.

Через несколько секунд дверца повозки захлопнулась, оставив недоумевающего подростка, разинувшего рот, стоять посреди булыжной мостовой, почти на самой границе отделяющей город от предместий. Мальчик постоял ещё с минуту и бросился домой.

Так повелось, что, помня об участи своего предшественника, Сатарп следил за передвижениями своих родственников, почище чем иное разведывательное ведомство следит за потенциальными шпионами – иностранными дипломатами. Чаще всего, под видом горожан, пекарей, простых зевак, клоунов, выступали специально обученные лейб-гвардейцы, но с течением времени, королевской гвардии откровенно надоело заниматься ерундой, обряжаться во всякие чудные, а то и откровенно грязные и промасленные одежды, и выдавливать из себя улыбку при виде столь августейшей особы, да и опасение, что в рядах каждый год проходящей по дорожкам королевского сада военной процессии кто-то из семьи заметит знакомое лицо, вынудило Сатарпа идти на радикальные меры по обеспечению безопасности. И если взрослым ещё можно было объяснить, что кругом враги, и надо опасаться, то мальчонка мог и не внять увещеваниям. Это, кроме того было сложно сделать ещё и по той причине, что Сатарп создал культ коленопреклонения и восхищения всем, что исходит из его уст, прогрессируя на словах и в рейтингах все больше и больше, так что даже его родственники не могли и представить, что остались ещё недовольные удивительно рациональной и благой для государства политикой Сатарпа. Но в конце концов король объяснил, что люди могут просто растерзать королевского родственника просто из обожания, и для того чтобы обеспечить сохранность столь драгоценных для государства бездельников, необходима охрана. С приемным сыном была совсем другая история. Он отличался от своенравного, но тихого Сатарпа своим неуемным нравом. Постоянно влипал во всяческие истории, то ездил на лодке в сторону моря, ловить местных прибрежных змей, то сплавлялся в бочке по бурным склонам водопада на западе. Впрочем, некоторые недоброжелатели из южных земель, в основном бесследно пропавшие позже, намекали, что не так уж все просто в той истории с приемом Доменциана в семью. Дело было в том, что оффициальная версия гласила, что добрый Сатарп, во время посещения одного из захолустных городских рынков заметил нищенку с ребенком, подбирающую у продавцов подгнившие фрукты.

И вот, король, оставил свою свиту, и подбодрил женщину, подарив ей целый кошель золотых монет, чтобы она не побиралась, а после королевские посланники приехали в её деревеньку и забрали мальчика «на воспитание» во дворец. Естественно многие тут же заявили, что это было сделано только лишь для того, чтобы поднять популярность короля Тьмы. Но конкретной информации никто дать не мог.

Так что ограничились слухами и несколькими пространными публикациями на страницах желтых газет, которые обыватели пообсуждали между собой недели две, выгуливая своих дам в городских парках. О судьбе женщины, которой пришлось попрощаться со своим ребенком никто так и не вспомнил больше. А между тем особенно пытливые журналисты выяснили, что женщина покинула деревню, и теперь обитала на берегу моря, помогая местному приюту, в котором была кем-то вроде повара.

Мальчик же рос, возмужал уже настолько, что его постоянно тянуло на всяческие приключения. И именно в этот момент король схватился за голову. И не мудрено, ведь мало того, что влезть в друзья к именитому недорослю норовят не только умнейшие люди империи, но и проныры, нечистые на руку люди, и всяческий сброд.

Именно поэтому Сатарп однажды призвал на помощь своего советника Эга, который многое знал о проделках королевского пасынка, поскольку, помимо всего, в его обязанности входило также и надлежащее образование подростка. Ему приходилось периодически следить за тем, чтобы учителя мальчика исправно делали свою работу, чтобы подросток не использовал свое властное положение непредусмотрительно, чтобы не посещал всяческие увеселительные мероприятия не свойственные его кругу.

В итоге во многих обстоятельствах жизни Доменциана, королевский советник был более осведомлён, чем даже сам король. Неудивительно, что один раз король Сатарп вызвал Эга в свои покои. В то время как раз начиналась пора созревания персиков, и королевский раб принес им целую корзинку этих розовато-желтых плодов. Откусив огромный кусок, так, что капающий сок залил не только бороду Сатарпа, но и стал стекать по руке к краю его одеяния, Сатарп спросил:

– Ну, как там успехи у моего пасынка, как прогресс? Не допекают ли его учителя?

На это Эг хотел было заметить, что такой парень, как наследник Доменций сам кого хочешь скрутит в бараний рог, но решил отделаться формальностью

– Нет, он очень увлечен учебой, иногда я даже прошу его отвлечься и заняться развлечениями, и я вижу, с какой неохотой он отрывается от учебника…

– Ну да ладно, неужели уж я не понимаю, что такие как Доменциан не может и получаса усидеть на одном месте. Ей богу, когда я приметил этого мальчугана, я не думал, что он столь проворный. Ну, впрочем, хорошо, что он тянется к знаниям. Нам, знаешь ли аристократии, иногда нужно на балах блестнуть красным словцом.

– А неужели вам не интересно самим что-то узнать? У вас такая шикарная библиотека в старом городе, постоянно зарубежные купцы привозят интересные списки, философия, астрология, арифметика? – решился задать вопрос Эг.

– Ну это все конечно очень интересно, -заметил, ухмыляясь верховный правитель, и вытер руки об парчовую одежду – Но нам надо не сидеть на месте, развлекаясь всяческими исследованиями, нам не нужны сильные места в нашем управлении, нам достаточно знать слабые места в чужом. Сильно умные чиновники быстро расхолаживаются, превращаются в этакий мягкий плод в руках плебса, его легче раздавить народными настроениями…

С этими словами он раздавил пальцами зажатую виноградину, и белая мякоть упала на красную скатерть.

– Ну вот, – властная тяжелая ладонь монарха опустилась на плечо Эга – а теперь пойдем на веранду, я тебе хочу кое-что показать.