Лес на семи холмах. Сборник рассказов и пьес

– Да, -согласился мэр, -это и вправду хорошее предложение. Ах, если бы мэр знал, чем обернется для него это согласие.

Вечером, снарядив небольшую повозку, новоявленные друзья выехали из дворика, по брусчатому уличному настилу зацокали копыта Ланцелота. Серые копытца сверкали в вечерней темноте, а на дрожках сидели два силуэта в мешковатых рабочих костюмах и в длинных вязаных шапках.

По улицам проезжали только редкие повозки зеленщиков, которые торопились после рабочего дня отвезти свой товар домой, прохожие, которые в основном направлялись в вечерние пабы города также не обращали особого внимания на двух рабочих, которые подстегивая серого ослика уже выбрались из подворотни и вели свой путь в даль длинной замощенной улицы. Фонари ярко освещали повозку, так что грабителей сейчас опасаться не стоило, и всё-же второй путник периодически оборачивался, и охватывал взглядом темные закоулки.

Наконец серая спина ослика очутилась около строгой металической ограды на отшибе делового района, по всему периоду участка, окруженного густыми яблочными ветвями. Вдалеке, на опушке, горел притушенный свет дворовых фонарей, мэр незаметно, втихомолку пожал руку второму извозчику, которым на самом деле была Айна, спрятавшая свои густые волосы под монмутскую шапочку, но при ближайшем рассмотрении густые копны волос свисали то тут, то там из-под шапочной окаемки.

– Спасибо за то, что помогли мне в трудной ситуации! – уже подходя к кованой ограде,

Мэр выразил свою благодарность девушке.

– Не за что, мы всегда помогаем нуждающимся… – заметила девушка, сверкнув из-под шапочки своими черными глазами

– Я надеюсь на вашу благодарность- чуть погодя добавила она.

Уже удаляющийся крадущимся шагом чиновник не заметил, как на лице девушки проскользнула тень ехидной улыбки.

Не задерживаясь ни секунды, девушка повела Ланцелота вдаль, вперед, свернув в тихую ночную улочку, где её ожидал уже знакомый нам китаец. Запрыгнув на повозку, тот сказал ей пару слов на китайском, и они отправились в путь. Через три квартала группа силуэтов приблизилась к повозке, все они были в странных черных накидках. Как только они поравнялись с колесами телеги, самый внушительный силуэт откинул свой черный капюшон, и под черной шелковой тканью обнаружилась немного угловатая покрытая шрамами физиономия.

– Наконец-то, мы ждем уже давно, наши люди тебя потеряли по дороге…

– Ну так на то я и професссионал, -ухмыльнувшись заметил китаец.

– Да уж, сноровки тебе не отнять, бок до сих пор болит… Да и скулу всю перекосило. Хорошо, что Айна сделала мне спиртовый компресс – незнакомец в плаще потер ладонью мощную скулу. Ну и вовнутрь конечно-же досталось. Хорошая у нас хозяйка.

– Не без этого. А драка это у нас в крови. Всё-таки восточные племена живут дружными общинами, а чем больше врагов, тем и община дружнее. Вот приходится всё время попадать в переплет, поэтому и учимся боевым искуствам.

– Ну и отлично, а как тебе моя сестренка? – незнакомец поднял свой тяжелый взгляд на возницу, и обнажил желтые клыки, которые в ночи ещё больше походили на зубы какого-то монстра из сказок.

– Ну местами ты был настолько грозен, что я начинал подозревать, что и вправду между вами что-то есть.

– Ну и ты хорошо сыграл. Местами очень уверенно, – скривился собеседник китайца и подпер рукой бок, который видимо ещё болел, – можно было и полегче.

– Ну ради общего дела можно и потерпеть- виновато улыбнулся Мексун.

– А теперь, как и договаривались, пошли к г-же Манте, я передам ей собранные гульдены, и она выделит тебе соломы для скота.

– Да, было бы не плохо. Ланцелот поэтому так долго до вас хромал, что давно не кушал сытно.

В это время Ланселот, как бы подтверждая слова своего хозяина, подгреб длинным языком полу платья Джуфаха, и притянув к себе начал с упоением жувать.

– Ах ты негодяй! Ну-ка усмири своего ишака!

– Лансик, прекращай, есть вещи и повкуснее грязной дешевой ткани… – По раскрасневшейся физии и вздымающимся ноздрям Джуфаха было видно, что этот разговор ему совсем не по нраву. Мексун же, казалось, только и ждал, чтобы начать новый раунд потасовки.

Как бы то не было, в споре, как это часто бывает, победил осел. Он издал громкий призывный крик, и оба собеседника поняли, что если не дать ему насладиться обещанным сеном, то безжалостно зажевана будет не только одежда Джуфаха, но и шляпа Мексуна.

Поэтому они побрели, оставив толпу помошников с факелами, удаляясь в осеннюю тьму. Большая неуклюжая фигура громилы, и маленькая, но жилистая фигурка китайца.

Глава 2.

Как лодочник потерял свою вторую лодку, а сеть рыбака не напрасно, но безнадежно порвалась.

На горизонте вовсю занимался рассвет, тени прибрежных ив скрывали от безудержных лучей восходящего солнца выцветшие, покрытые тканью, деревянные остовы лодочек, которые, словно стадо барашков скопились у берега.

Лучи солнца пытливо проникали даже в самые отдаленные уголки Ландрии. Сегодня Ангрин, местный лодочник, который занимался тем, что резвлекал немногих странников, которые путешествовали по восточной части страны в паломничество предлагая им всевозможные маршруты по морским просторам, проснулся раньше именно из-за лучика солнца, который скользнул по его лицу, потом поежился в постели, кинул страстный взгляд на свою молодую жену, спустил ноги с кровати, и сидел так ещё минуты три, пытаясь продлить хоть на немножко состояние сонной неги.

Сегодня особенных задержек на работе не должно было быть, и именно поэтому Ангрин, перед тем как закрыть за собой дверь спальни, ещё раз повернулся, и улыбнулся, когда взгляд его упал на распаренное от сна тело женушки, в полудреме, потревоженная уходом мужа, она переворачивалась, пытаясь найти самую оптимальную позу, чтобы вернуться в объятия Морфея…

Прошло уже немало времени с того момента, когда мэр занял свой пост, и вот уже второй раз занимал почетное кресло городского головы, пользуясь популизмом и первоначальной растерянностью горожан после смерти Сатарпа первого. В ход пошли специально нанятые политики из разных лагерей, ведущие хитрые паучьи схватки, хотя финансировались они из одного источника. Играя на тонких чувствах привязанности горожан к привычному порядку вещей, через городской листок люди мэра пугали народ страшными последствиями, развязыванием войны с соседними графствами. Другие обличали этих писак, объясняя, насколько абсурдны их речи, при этом завоевывая популярность плебса, и в нужный момент начинали агитировать, не напрямую, конечно, исподволь. Естественно, пришлось нанять обширнейший штат бумагомарателей, в том числе многие были выписаны из-за границы. С учетом специфики работать на мэра пошли люди из того сословия, что в любом приличном обществе называется сволочным. Не стесняясь в выражениях те принялись клеймить конкурентов.

Ангрин, конечно же никогда не верил подобным «подмастерьям от пера». Одно время, он, как неглупый горожанин, даже пытался найти выходы на новоизбранного мэра, чтобы доказать тому, что по разветвленной сети каналов доставлять королевскую почту намного удобнее, чем конные омнибусы, и уж куда надежнее, чем обычные фельдъегеря, которых хлебом не корми, дай только в кабак заглянуть, потрогать за неприличные места местных приличных девушек и выпить хмельного пива, или испанского вина. Частенько бывало, что под действием хмельного напитка у солдатов короля пробуждалась невиданная залихватская удаль, в каждом углу начинали видеться враги империи и гнусные шпионы, направленные в империю с одной лишь целью. Вредить императору. Причем градация и злонамеренность недружелюбных действий подлецов варьировалась в зависимости от степени подпития бравых охранителей, в большую или в меньшую сторону. Ломать королевскую утварь, скрипеть половичком, натравливать на лошадей глашатая местных дворовых собак, всё это для егерей в крайней степени «нагруженности» отдавало не просто пакостью, а изменой идеалам, личным покушением на монаршею власть, и гнусным проявлением реваншизма. Хотя были у такого поведения королевских послов и положительные стороны. Так, местные полицмейстеры, лишь завидев очередную тушу в зеленых штанах (а именно так одевались царские глашатаи), которая медленно заваливалась на бок, в ритме конской иноходи, периодически разрождаясь матерными куплетами, разносящимися по сонным улочкам, понимала, что скоро придёт их час. Сообразительные слуги порядка, быстро сообразив куда дует ветер, следили за такими наездниками, и лишь только очередной горожанин умудрялся (а уж это, поверьте, было дело плевое) попасть под их горячую руку, тотчас же возникали, как будто из-под земли, тут же, словно отдавая должное слугам короля, препроводили «провинившихся» за угол.

Вначале они серьёзно брали с них штраф, просто за то, что мешали осуществлению царской службы, а позже уже стали просто в наглую брать побор с постояльцев местных кабаков «за защиту от царских слуг». Они ведь, хоть и пьяные, всё равно при исполнении, и могут за шашку схватиться. Причем безнаказанно. Вот с этими поборами, постоянный постоялец местных кабаков, а по совместительству владелец пары лодок, Ангрин, и боролся. Боролся путем предложенной королю реформы егерской службы. Мол, попроще надо быть, да и подальше от злого населения.

Но, к сожалению, план не выгорел. Мэр понял, куда дует ветер, и распорядился создать особую службу, которая занималась доставкой пиццы и бумаги королю, подвозила местным глашатаям королевские указы, и так далее. Но, через полгода с лишним, возникла проблема, кучера стали жаловаться, что красивые кареты, заказанные местным дорогим подмастерьям- краснодеревщикам, начали стихийно и массово ломаться. Мэр выслал специальную делегацию, из Угра Круглоглазого, Милены Дружелюбной и Остряка Эга Снежного, чтобы проверить дело на месте.

На площадке для карет несколько пошарпанных экземпляров ожидали отправления в путь,

Остальные, видимо были в разъезде. На одну из карет длинноногий верзила-кучер уже затягивал закутанного в разноцветные одежки паренька, второй уже сидел сверху, на крыше кареты, активно раскачивая свои пухлые ножки в длинных носочках, периодически отправляя свои деревянные каблуки в металлический остов кареты, из-за чего по всей площади разносились звуки ударов.

– Эй, Арвид, ты чем там занимаешься, – Угр узнал в длинноногом кучере первого секретаря высшего ордена заморской подвязки, кавалера местной философской ложи Арвида Опорного.

Арвид посадил мальчонку на дрожки, и развернулся в сторону путников.

– Приветствую вас! А я… тут детей катаю. Так сказать, поднимаю уровень доверия к власти среди подрастающего поколения. После этих слов с крыши кареты показалась измазанная детская мордашка, в воздухе послышался свист, и Угр краем глаза увидел, как небольшой камень летит прямо в плечо Эга. С крыши кареты послышались восторженные вскрики. Малыш забил в ладоши, и поспешил слезть обратно на дрожки, понимая, что пора спасаться бегством от неминуемого наказания.

И вовремя, потому как рассерженный Эг уже подбежал к повозке, и потирая подбитое плечо громко выругался. Ему ничего не оставалось, как наблюдать за сверканием удалявшихся по полю мальчишеских пяток.

– …Вот же сукин сын, – Эг оперся о поручень повозки, ибо никак не мог отдышаться. Собственно, его работа и не предполагала каких-либо значительных физических нагрузок, он занимался в королевском ведомстве лишь перенесением на бумагу и переписывание в нужном объеме королевских уставов и петиций, которые позже отправлялись в дипломатические миссии и посольства. Иногда он, правда, осуществлял ещё одну миссию, но уже негласную. Но об этом потом.

Сейчас же Эг, сплюну на серый булыжник, подозвал двух гвардейцев охранения, и приказал им тотчас же проследовать за сорванцом с рогаткой, если он не оставил следов, то путем розыска среди горожан, проследить за ним и привести тотчас для искупления повинности. Гвардеец, наряженный в зеленый камзол, с золотистыми эполетами, в длинных, начищенных крагах, вызвал фуррор среди толпы спешащих по улицам с тазами бледнолицых полных прачек и торговок, разухабистых и сдобных, как и сами пирожки, которые они навязчиво предлагали прохожим. Толпа мешала солдатам искать глазами ускользающий силуэт мальчика, толпа сбивала их с ног, и в итоге, они остановились уже почти на берегу обрыва, отграничивающего старую, величественную городскую часть, с её коричневыми, серьёзными, словно лица присяжных судей, особняками. Здесь не жила всяческая шантропа, здесь обитали солидные горожане, которые никуда не спешили, поэтому улицы были свободны от зевак, торговок, зазывал. Именно на это видимо, рассчитывал мальчишка, устремившийся на эти безлюдные улицы в поисках спасения. Но подобная смекалка сослужила ему плохую службу. Дело в том, что, как мы упоминали раньше, эта часть города располагалась у каменистого обрыва, слойного, как пирог знаменитой в городе г-жи Мэри, бывшей жены крупного городского чиновника, а теперь просто рестораторши. Так вот, лишь только оборванец, следуя спасительному инстинкту свернул на одну из боковых улиц, он понял, что это улица с одной стороны упирается в большой, выкрашенный белым забор, за которым его не ожидает ничего хорошего, кроме троицы черных как смоль белозубых, ощетинившихся в кровожадной ухмылке крупных псов. С другой стороны, следовала лишь узкая тропка, взбирающаяся таким крутым образом на утес, что в торопях можно было легко сверзиться и сломать шею.

Решаться стоило прямо сейчас, не теряя ни минуты, ибо он уже чевствовал за собой чеканный шаг солдатских сапог. И парень решился. Зацепившись за ветку близлежащей яблони, он принялся раскачиваться, чтобы перепрыгнуть на дорожку, ведущую в горы. В доме, прилегающем к саду, уже послышались шаркающие шаги грубых гвардейских сапог. Ещё пару минут, и они настигнут беглеца.

Мальчишка ухватился покрепче и принялся раскачиваться с таким остервенением, что ветка начала хрустеть, в любую минуту грозя неудачливому сорванцу болезненным падением, а также тумаками, а то и вовсе заключением под стражу.

Краем глаза парень увидел уже раскрасневшиеся от погони лица преследователей, которые уже перемахивали через оконную раму, в надежде схватить наглеца и надавать ему по первое число.

Он начал раскачиваться ещё усиленнее и через минуты три уже летел в сторону горного утеса. Немного не долетев, он сумел-таки зацепиться за ребристый край скалы, но, вслед за осознанием того, что он вырвался их рук преследователей, пришло понимание того, что скала больно режет руки, и если он не сможет забраться на гладкую поверхность в течении трех-четырех минут, то имеет все шансы упасть на каменистую землю с высоты 20—25 метров, что будет грозить уже не просто ушибами и синяками, а разбитыми и поломанными суставами, если даже не смертью от камня, по воле провидения попавшего прямо под самый висок.

Как бы больно не впивались острые края камня в пальцы, мальчишка напрягал уже ослабленные мышцы, пытаясь обхватить тяжелую каменную глыбу. И з последних усилий он подтянул ноги к скале, и, казалось, уже нога оперлась на твердое основание, но тут же нога снова сорвалась вниз. Однако этих мгновений хватило ему, чтобы он, влекомый инстинктом выживания, смог закинуть одну руку, обхватив каменный уступ. Чуть позже он понял, что эта новая поза едва ли дает ему больше преимуществ в борьбе против земного притяжения, однако он смог отдышаться.

После минутного отдыха он повторил попытку закинуть ногу на один из горных уступов, что ему удалось, хотя и не без труда. Теперь оставалось всего лишь закинуть ногу на поверхность горного склона и выбраться на дорогу. Однако это оказалось непросто. Впрочем, помощь пришла оттуда, откуда её совсем не ждали.

Внезапно сверху послышался мотив известной песенки из водевиля, который уже месяца два с успехом проходил в основных столичных мюзик-холлах. Сверху показалось спокойное уверенное лицо. Человек протягивал руку мальчику. Естественно, что ни сил, ни желания отказываться от помощи у мальчика не оставалось. Слишком он был напуган погоней, слишком устал висеть над коварной пропастью.

– Уважаемый, если вы не против, я мог бы вам помочь выбраться наверх, – прозвучал спокойный, неторопливый баритон незнакомца, – впрочем, я не настаиваю, если вам нравится тут висеть, я могу вас оставить в том положении, в котором застал.