Ad factum

***

– А что бы вы делали, если бы ваш клиент не увлекался акварельными рисунками? Не все носят с собой фотоаппарат, чтобы в последний миг жизни сфотографировать своего убийцу, – хитро улыбнулся инспектор Сомс, выслушав с интересом рассказ Алекса.

– Надеюсь, в будущем эту информацию научатся считывать с сетчатки глаза жертвы, и покушения на жизнь людей будут изжиты, ибо на поимку преступников потребуются считанные минуты, – парировал Алекс.

Знаешь, где теперь Элва?

История о том, как Алекс Сторджес, семейный адвокат и душеприказчик, познакомился с Найджелом Сомсом, который стал его другом и столичным инспектором, необычна и по-своему занимательна.

Корни этого знакомства уходят в далёкое прошлое, в ту пору, когда Алекс получил некоторую известность среди солидных семейств как представляющий и защищающий их интересы адвокат и его практика только начала расти и расширяться. Он служил тогда в конторе своего бывшего преподавателя и ещё даже не задумывался об открытии собственного предприятия. Но ему уже поручали довольно ответственные самостоятельные дела, некоторые были связаны с поездками за пределы Лондона, и при этом весьма непростыми поездками.

Вернувшись домой из одной такой командировки и не успев даже умыться с дороги, Алекс услышал настойчивый телефонный звонок. Алекс почувствовал некоторую досаду, но подошёл к аппарату и снял трубку. Женский голос на другом конце сообщил Алексу о том, что звонившая является сестрой его университетского однокашника Фрэнка Д. и хотела бы встретиться и переговорить с Алексом. Сестра Фрэнка готова была сразу же примчаться на такси. В этот день в контору Алекс уже не успевал, поэтому встреча произошла в кафе по соседству с домом Алекса. Молодая женщина была очень взволнованна. От неё Алекс и узнал об исчезновении своего знакомого Фрэнка, который пропал во время посещения театра несколько дней назад. Кто бы мог подумать, что в шестидесятые годы двадцатого века посреди английской столицы люди могут вот так спокойно и бесследно исчезать? Сестра тоже не могла этого понять и поэтому решила посоветоваться с приятелем Фрэнка. Алекс постарался успокоить её, попросив максимально подробно изложить суть дела.

Оказалось, Фрэнк покинул зрительный зал театра во время представления и не появился дома ни в тот день, ни на следующий. Произошло это в известном театре Олдвич, что находится в Вест-Энде, сейчас фешенебельном месте, но даже тогда не представлявшем угрозы для жителей и гостей этого района. Сестра Фрэнка, которая сидела рядом с ним на спектакле, была вынуждена возвращаться домой в одиночестве. Она, конечно же, обратилась в полицию, которая опросила всех известных ей знакомых Фрэнка, но ничего путного не выяснила. Алекс не попал в этот круг, поскольку не виделся с Фрэнком последние несколько лет. Полицейские даже побывали в доме его родителей, но те давно не имели никакой информации о своём сыне. Фрэнка не обнаружили ни среди умерших, ни среди живых пациентов лондонских больниц, находящихся в бессознательном состоянии и потерявших связь с близкими. Где ещё искать, никто не знал, и поиски на какое-то время застопорились. И тут один из однокашников Фрэнка посоветовал его сестре переговорить с Алексом, о котором солидные люди уже отзывались как об успешном юристе.

Алекс Сторджес выслушал рассказ сестры Фрэнка и задал ей несколько вопросов. Почему Фрэнк купил билеты на этот спектакль? Он никогда и никуда не ходил с сестрой. Кто-то должен был пойти вместо неё? В особенности его заинтересовала деталь, на которую следствие не обратило своего пристального внимания. В театре в тот вечер играли три одноактные пьесы, среди них пьесу Теннесси Уильямса «Предназначено на слом». Как раз после определённой реплики в этой пьесе Фрэнк поднялся со своего места и вышел из зала. Сестре он сказал, что ему немного не по себе и он скоро вернётся. Однако на своё место он так и не вернулся. Сестра ещё подумала, что Фрэнка не пустили обратно в партер и он досматривает спектакль откуда-то с галёрки. Но на выходе из театра Фрэнк перед сестрой так и не появился.

Алекса заинтересовало то место в пьесе, после которого Фрэнк покинул спектакль. Но сестра не смогла вспомнить ничего конкретного, у неё от волнения путались мысли в голове, и Алекс, попросив время на раздумье, отпустил её.

На следующий день, раздобыв томик пьес Уильямса в библиотеке, Алекс внимательно изучил текст пьесы «Предназначено на слом» и отметил, что пьеса достаточно депрессивна сама по себе, и её неслучайно поставили во второй части спектакля, чтобы к концу третьей у зрителей хотя бы немного улучшилось настроение. Он выделил в пьесе фрагмент, который мог оказать влияние на впечатлительную натуру Фрэнка и заставить его поспешно покинуть зрительный зал.

Вот это место:

«Уилли. Знаешь, где теперь Элва?

Том. В Мемфисе?

Уилли. Нет.

Том. В Нью-Орлеане?

Уилли. Нет.

Том. В Сент-Луисе?

Уилли. Всё равно ни за что не угадаешь!

Том. Где же она тогда?

Пауза.

Уилли (торжественно). Она в юдоли смерти.

Том. Где-где?

Уилли (взрываясь). В юдоли смерти, на кладбище, в могиле! Ты что, глухой, что ли?

Том. Ах вот оно что! Скверное дело».

Алекс созвонился с сестрой Фрэнка, и та наконец вспомнила, что именно после этой сценки Фрэнку и стало «не по себе».

Но почему? Чем она его так взволновала или напугала? На кого указывала фраза «Она в юдоли смерти»? На какую женщину в жизни Фрэнка? Мать Фрэнка здорова, сестре на здоровье тоже было грех жаловаться. А может, произнесённые актёрами слова натолкнули Фрэнка на какое-то решение? Сестра не знала, что и думать. Фрэнк в последнее время что-то скрывал от неё, но она не решалась принуждать его к откровенному разговору. Она уважала старшего брата и ждала, когда он сам захочет поговорить с нею.

Алекс понял, что ничего не добьётся от сестры Фрэнка на этом этапе, и решил посмотреть «злосчастный» спектакль и прочувствовать на себе его магическое действие. Он отправился в Вест-Энд, но в театре его несколько разочаровали, сообщив, что следующее представление одноактных пьес состоится только через неделю. В раздумьях Алекс обратился к афише спектакля и увидел, что роль Уилли, произносившей взволновавшую Фрэнка речь, исполняла актриса по фамилии Харлингтон. На афише так и значилось: «Уилли – Оливия Харлингтон». Может быть, актриса в курсе, куда мог подеваться Фрэнк? Алекс подошёл к охраннику с вопросом, не интересовался ли кто-либо во время или после спектакля этой актрисой. Привратник усмехнулся, ведь актрисами часто интересуются. И добавил: «А насчёт фамилии Харлингтон – у меня тут на днях спросили, с какого вокзала отходят поезда на Харлингтон. Сейчас уже не вспомню того, кто спросил – столько людей проходит перед глазами – но сам вопрос хорошо запомнил». Алекса осенило: «Да, конечно, ведь Харлингтон является также названием населённого пункта и железнодорожной станции к северу от Лондона». Примерно в часе пути от лондонского железнодорожного вокзала Виктория. А если это подсказка? Алекса часто хвалили за проницательность, а также за то, что он обращает внимание на такие обстоятельства, которые обычно никто не замечает. «Во всяком случае, попробовать можно. Потеряю полдня, в крайнем случае день», – подумал Алекс.

Он наудачу отправился в Харлингтон и, как только вышел из вагона и оказался на платформе, тут же предъявил фотографию Фрэнка местному полицейскому и дежурному по станции. Те ему сказали, что мужчина на фото, действительно, похож на того джентльмена, который сошёл с поезда на этой станции на прошлой неделе и спрашивал, где находится дом одной девушки. Алексу показали дорогу, и он тоже посетил этот дом, но хозяин его – седовласый брюзга лет пятидесяти с большими мозолистыми руками – долго не хотел открывать, а потом, всё-таки приоткрыв дверь, уверенно заявил, что никакого Фрэнка не видел, а девушка по имени Эмили (падчерица хозяина) совсем недавно покинула этот мир. У неё было слабое сердце, и она умерла прямо во сне. Собственно говоря, её уже похоронили. Никаких других родственников у Эмили не было, и на похороны никто не приезжал. Алекс засомневался в правдивости отчима, так как Фрэнк явно собирался навестить именно этот дом, не зря же он так спешил в эти места и так живо интересовался, как к нему пройти. Но отчим продолжал стоять на своём. Ничего не добившись, Алекс распрощался с отчимом Эмили и покинул дом, но решил изучить дом снаружи и территорию вокруг него в поисках хоть каких-то следов Фрэнка.

Дом находился всего в одной миле от станции, но в таком месте, где других домов не было, поэтому Алекс не спешил стучаться в другие жилища, расположенные по дороге к станции. Только старые деревья окружали дом Эмили – это скучное здание, построенное в начале века. От автомобильной трассы к нему вела дорожка из гравия, наполовину засыпанная палой листвой. На территории вокруг дома Алекс не нашёл ничего интересного для себя, но заметил, что под домом имеется подвал, дверь в который, если хорошо присмотреться, видна с боковой стороны дома. К двери спускались ступеньки, из-за чего вход в подвал был больше, чем наполовину, скрыт от посторонних глаз. Алекс подошёл к подвалу и убедился в том, что дверь его заперта на надёжный замок. Что ещё было делать в этом месте? Но Алекс привык всё тщательно проверять, прежде чем принимать то или иное решение. На всякий случай Алекс достал бумагу и ручку и написал записку, после чего просунул её через вентиляционную щель в двери и три раза постучал в дверь. В записке Алекс написал: «Фрэнки, это я – Алекс. Отзовись». Через минуту раздался ответный стук, хотя и очень глухой. Алекс помчался стрелой на станцию и вызвал наряд полицейских. Местный начальник полиции не стал терять время на расспросы и вызвался лично принять участие в операции. Вместе с полицейскими Алекс снова явился к отчиму и заставил его открыть подвал. В подвале они обнаружили обессилевшего, но живого Фрэнка, и тот рассказал им свою историю.

Оказалось, что Фрэнк познакомился с Эмили в Лондоне на каком-то вернисаже. Она приехала в столицу из ближайшей провинции (откуда именно – он не запомнил), только недавно закончила учиться на фармацевта и собиралась найти постоянную работу. Эмили была привлекательной девушкой, чуть-чуть за двадцать, скромной и начитанной. По стройности она не уступала самой Твигги – за тогдашней модой можно легко было скрыть некоторую болезненность, которая для внимательного глаза проступала в облике девушки. Фрэнк практически сразу увлёкся ею. Месяца четыре они встречались, и Фрэнк даже хотел познакомить девушку со своей сестрой. И тут Эмили неожиданно пропала. Фрэнк не знал, где её искать. По лондонскому адресу, где она снимала комнату, её уже не было. Хозяйка квартиры была совсем не в курсе того, куда могла подеваться девушка, но заметила, что почти все её вещи остались на своих местах. Как-то раз, за пару недель до описываемых событий, Фрэнк и Эмили гуляли по вечерним улицам и забрели на Друри-Лейн, в театральный квартал. Они проходили мимо театра Олдвич и обратили внимание на освещённую огнями афишу премьерного спектакля… Девушка сказала тогда, что хотела бы попасть на этот спектакль. Ну, разумеется, когда премьера выйдет. Фрэнк заказал билеты, но после того, как он потерял всякую связь с Эмили, ему пришлось на этот спектакль пойти вместе с сестрой. И там он услышал диалог, который его взволновал («Где же она тогда? – Она в юдоли смерти»), а выйдя в фойе, увидел на афише, что героиню, произнёсшую страшную фразу, зовут Оливия Харлингтон. Он тут же вспомнил, что Харлингтон – это название места, откуда приехала девушка и которое он в рассеянности позабыл.

Фрэнк, недолго думая, отправился на вокзал и ещё до наступления сумерек приехал на станцию, где ему сообщили адрес дома девушки. Полицейский даже немного проводил Фрэнка, чтобы лучше объяснить дорогу, и по пути они разговорились. Оказалось, что молодой полицейский был одно время влюблён в Эмили, но давненько её не видел из-за того, что она переехала в Лондон, а сам он служит во Флитвике, ещё дальше от Лондона, но сегодня вместо другого его поставили на дежурство в Харлингтон.

Увидев в большом опустевшем доме только одного мужчину, представившегося отчимом Эмили, Фрэнк почувствовал разочарование. Отчим ему сообщил, что девушка, действительно, приезжала, но у неё внезапно случился сердечный приступ и она скоропостижно скончалась. При этом отчим всем своим видом изображал крайнюю скорбь по этому поводу. Фрэнк побледнел и ощутил, как почва уходит у него из-под ног. Только из-за этого отчим Эмили позволил Фрэнку присесть на стул, а то был готов уже закрыть дверь у него перед носом. И всё равно, как Фрэнк ни выспрашивал, он так и не смог получить от угрюмого и неприветливого хозяина никаких сведений о состоянии и пожеланиях Эмили перед внезапной кончиной. Фрэнк попросил показать её комнату, может, она что-то оставила для своего хорошего знакомого. Отчим пробурчал в ответ, что ничего Эмили никому не оставляла, сами можете посмотреть и убедиться, только недолго. Фрэнк зашёл в комнату и поначалу ничего не обнаружил, кроме весьма скромной, почти спартанской обстановки – в комнате давно никто не жил – и хотел уже уйти, но перед уходом заглянул под стол и кровать. И в дальнем углу под кроватью он увидел клочок бумаги, который тут же достал, но развернуть не успел, так как услышал шаги отчима по коридору. Фрэнк распрощался с хозяином, вышел из дома и в безопасном месте прочёл записку. В ней было всего четыре слова: «Умираю. Отчим подменил лекарства». Тогда Фрэнк вернулся к дому и, спрятавшись за деревом, увидел, как отчим вышел из дверей во двор, чтобы смести листья с дорожек. Фрэнк не смог удержаться от того, чтобы проникнуть теперь уже в незапертый дом и снова обследовать комнату Эмили, но отчим вернулся не вовремя, и Фрэнк только успел выскользнуть в какую-то дверь в конце коридора, которая, как оказалось, вела в подвал под домом. За дверью были ступеньки, ведущие вниз в темноту. Едва Фрэнк успел спуститься, как кто-то открыл дверь у него за спиной. Фрэнк шагнул в сторону и застыл в темноте, чтобы его не услышали. Это вернувшийся некстати отчим заглянул в подвал, прислушался, посветил в темноту карманным фонариком, а потом поднял в дом складную лестницу и запер дверь.

Фрэнк оказался в ловушке. У него была с собой зажигалка, которой он осветил подвал и увидел, что кроме ящиков с инструментами (в подвале было что-то вроде мастерской) там находятся водопроводные трубы, по которым вода доставлялась в дом. Невозможно представить себе, какую смесь чувств испытывал Фрэнк, оказавшись в тёмном подвале сразу после того, как узнал о кончине своей подруги. Сначала его охватило такое горе, что просто не хотелось жить. Потом нахлынули гнев, страстное желание отомстить. Он лупил кулаками по стенам, несколько раз в день стучал в дверь подвала, ведущую во двор, но она была настолько толстая и крепкая, что из дома его никто не услышал. Фрэнк ощущал себя как в могиле и постепенно смирился с мыслью, что ему придётся встретить в подвале свою смерть. Питаться ему было нечем, кроме воды из водопроводного крана, на которой Фрэнк продержался несколько дней, постепенно теряя силы, пока его не обнаружил подоспевший Алекс с полицейскими. Припёртый к стене отчим не стал дожидаться результатов эксгумации и признался в преступлении. Как оказалось, отчим подменил лекарства, которые девушка принимала перед сном, сильно превысив допустимую дозировку. Он пошёл на это, когда узнал от внезапно приехавшей девушки, что она собирается перебраться в Лондон окончательно и требует передать причитающуюся ей часть наследства, оставшегося после смерти матери. Отчим всячески юлил, разговор затянулся допоздна, и девушка осталась на ночь. У отчима уже были проблемы с деньгами, в перспективе его ожидало банкротство, и для того, чтобы отдать причитающиеся падчерице деньги, пришлось бы продать дом. Он не был уверен в том, что падчерица пойдёт на уступки, не такие у них сложились отношения. Но и убивать её он тоже не планировал, скорее хотел выключить на время из активной жизни, отправив падчерицу для начала в больницу. Но случилось то, что случилось.

Алекс вернулся в Лондон вместе с Фрэнком откармливать и утешать своего приятеля. А за успешное раскрытие дела начальника полицейских, приехавших с Алексом на место преступления, повысили и перевели на работу в Лондон. Так Алекс и инспектор Сомс стали друзьями.

Отчима Эмили осудили на большой тюремный срок. Окончательно опустевший дом продали за долги. Фрэнк не стал его покупать – он бы не смог жить там, где погибла его возлюбленная и где стены, деревья и само небо напоминали бы о ней…

«Только ты – звезда

В небесах моих…

И сияешь лишь

Для меня!»

(Теннесси Уильямс)

Секрет гончара

Ночь опустилась на продрогшие холмы и поля, в древности составлявшие гордость среднего Уэссекса. Пустынное шоссе замерло и, отгородившись от неба моросящим дождиком, окончательно скрыло свои очертания. Одинокий путник старался держаться невидимой твёрдой дороги, уворачиваясь от гибельного падения в скользкий овраг, и упрямо шёл на мигающие огни деревенских домов, до которых оставалось идти не менее получаса, а под дождём и того больше. Вынырнувшая из темноты проезжая машина вот-вот должна была окатить и без того промокшего путника серией свежих брызг, но, передумав, затормозила и остановилась, выхватив одинокую фигуру из темноты ярким светом фар. Водитель окликнул путника и тот, подумав, подошёл к распахнутой дверце и воспользовался любезным приглашением. В просторной машине обнаружился ещё один пассажир – высокий и прямой, как палка, с саквояжем под ногами. Ему не пришлось двигаться, так как места было предостаточно, и стекающая с новичка дождевая вода никак его не беспокоила.

– Алекс Сторджес, семейный юрист, – представился высокий.

– Очень приятно. Джо Милторп к вашим услугам, – откликнулся вошедший и снял шляпу, под которой немедленно образовалась новая лужа.

– А чем вы занимаетесь, позвольте полюбопытствовать?

– О, я местный гончар, возвращаюсь домой из соседней деревни. Вон мой дом с тремя освещёнными окнами. Слева от въезда в деревню.

– Мы вас доставим к нему в целости и сохранности, – заверил гончара водитель.

– Буду премного благодарен.

Гончар прокашлялся, прикрывая рот густой бородой, и попытался разглядеть водителя, но тот ни разу не обернулся к нему за время поездки. На вопросы Алекса, касающиеся стабильности спроса на посуду в этих местах, гончар отвечал уверенно, но односложно, не вдаваясь в подробности своей профессии: «Любая посуда – товар, знаете, бьющийся, и её просто так не заменишь ни деревянной, ни металлической».