Небесное служение. Дева

Если я расскажу Адаму о ее слабости, он воспользуется ею, возможно, будет допрашивать ее, пока она не раскроет все мои секреты. Я не могу этого допустить.

– Ты ушла именно тогда. Здесь что-то происходит. – Он гладит меня по виску, затем возвращается к моим волосам и крепко сжимает их. – Ты честна со мной, ягненок?

– Да. – Корни моих волос болят, когда он запрокидывает мою голову, пока я не встречаюсь с ним взглядом.

Он смотрит, словно измеряя правду в моих серых глазах, затем отпускает меня:

– Возьми сумку у двери.

Я слезаю с его колен. Сумка кажется достаточно невинной, и я медленно открываю ее, гадая, что за новая пытка таится внутри. Сначала я вытаскиваю свой любимый свитер, темно-синий вязаный трикотаж, а затем свои любимые джинсы. Я обнимаю одежду, как будто это старый друг. Почему-то, хотя я пробыла в Монастыре всего неделю, кажется, что прошли годы с тех пор, как я рассталась со своей старой жизнью.

– Надень их. – Он наблюдает за мной, его темные глаза ничего не говорят мне о мыслях в его голове.

Я натягиваю свитер через голову, на волокнах ощущается призрачный запах моего старого геля для душа. Джинсы не сидят так хорошо, как раньше. Я полагаю, что неделя монастырской кухни забрала у меня почти пять фунтов.

Он достает из кармана сотовый телефон и открывает его.

– Сядь на кровать, веди себя нормально и запиши милое видео для своей матери.

Поднимаясь, он указывает на то место, где сидел.

Я следую его инструкциям и сажусь, сложив руки на коленях и пытаясь придать своему лицу безмятежный выражение.

– Скажи ей, что ты в безопасности, счастлива и тебе не о чем беспокоиться. Что ты скоро ее увидишь. – Он сосредотачивается на моей руке. – Спрячь шину.

Я засовываю одну руку под другую.

– Я готова.

– Никаких уловок. – Он сердито смотрит на меня.

– Я не буду. – Я качаю головой, пытаясь выглядеть серьезно. Я никогда не репетировала какое-то кодовое слово с мамой, чтобы она знала, что я нахожусь под принуждением. Если говорить более конкретно, она, вероятно, была бы слишком взвинчена, чтобы заметить. Должно быть, ей помогли с листовками.

– Отлично. – Он нажимает на свой экран. – Начинай.

Глава 20

Адам.

Она говорит прямо в камеру, ее огромные серые глаза сияют, когда она лжет своей матери, говоря ей, что находится в безопасности, о ней хорошо заботятся и не причиняют вреда. Я ставлю запись на повтор, ее мягкий голос разносится по моей спальне успокаивающими волнами.

Она лжет мне. Я позволяю ей это делать. Я не знаю, что она скрывает. Может, мне нравится дополнительная тайна. Я втягиваю дым «косяка», стараясь не закрывать вид на Далилу.

– … Я решила приехать сюда, мама. Пожалуйста, уважайте мои желания… – Ее глаза так много говорят, когда она произносит эту часть, как будто есть еще один уровень смысла, который я просто не могу понять. Хотя я раздеваю ее каждую ночь, она все равно прячется от меня.

– Блядь. – Я тушу «косяк». Эта моя одержимость должна прекратиться. Она вырос за ночь, бледно-белый гриб, идеальный, когда он тянется к мрачному небу и надеется на солнце.

Может, она станет моим солнышком.

– … Я никогда не чувствовал себя в большей безопасности. У меня есть Защитник, который всегда за мной присматривает и …

Мне придется отредактировать эту часть. Мой отец не хотел бы, чтобы внутренняя организация его долбаного зверинца стало достоянием масс.

Я протираю глаза и подозреваю, что мой мозг расплавился из-за этого нового сорта травы, который мы продвигали.

Иметь ее так, как я хочу, – это не вариант. Это единственное правило, которое невозможно нарушить. Трахаться с Девой – верный способ быть выгнанным из «Подворья» навсегда. А для меня цена намного выше. Но я могу делать другие вещи.

Я смотрю, как ее губы произносят нежные слова, не предназначенные для меня, и вытаскиваю свой пульсирующий член из трусов. Притворяться – это ключ к выживанию здесь – я очень хорошо умею. Ложь, лицемерие, уход от правды.

Далиле не нужно притворяться. Какие бы слова ни слетали с ее бледно-розовых губ, она моя правда.

Я смотрю на ее рот, зная, какие восхитительные секреты он хранит. Как ее язык скользит по моему. Как у нее перехватывает дыхание, когда я прикасаюсь к ней. Как ее душа пытается вырваться из моей хватки, прежде чем она сдастся и откроется передо мной, показывая мне всю себя с безжалостной честностью. С трудом, отрывистыми движениями я довожу себя до оргазма, думая о ней.

***

– Еще! – Я указываю на кольцо деревьев, окружающее поляну. – Я хочу, чтобы они исчезли.

– Это будет адский костер. – Один из наших земледельцев, Чейз, чешет затылок. – Все это на Рождество?

– Ты думаешь, наш Господь и Спаситель Иисус Христос заслуживает меньшего? – Я вручаю ему лопату.

Бородатый рот Чейза открывается. Сомневающаяся преданность – это единственная рана, которую не может вынести ни один член «Небесного служения».

– Конечно, нет, сэр. Он умер за наши грехи. Я построю костер выше Вавилонской башни, если это будет угодно Пророку.

Я хлопаю его по спине:

– Ты хороший человек.

Если бы я сказал ему настоящую причину пожара, он, вероятно, умер бы от шока. Только ближайшее окружение моего отца знает, что он служит двум господам. Бог вверху и Тот внизу.

– Я займусь этим. Чейз направляется к ряду белых грузовиков и свистит своим рабочим. – Бензопилы, мальчики!

Я шагаю обратно к своей машине, зимний ветер треплет над головой последние остатки сухих листьев. Здесь, на западной стороне поместья, меня зовет один участок земли. Но я не могу пойти туда. Не сегодня. Общение с Грейс и борьба с непреодолимым притяжением моей Девы разрушают то немногое самообладание, которое у меня еще осталось.

Телефон вибрирует. Я отвечаю и захожу в машину.

– Что?

– Есть еще одна проблема.

Я хочу кричать, пока мои легкие не взорвутся. Вместо этого я спрашиваю, что, черт возьми, не так на этот раз.

Ной вздыхает.

– Просто подойди к дому. Отец хочет нас видеть.

– Блядь. – Я бросаю свой мобильный на пассажирское сиденье и несусь по переулку. Позади меня летят листья, и белка едва не попадает на свидание с судьбой, когда я мчусь по холмистой местности, пока не проезжаю мимо Монастыря, а затем медленно приближаюсь к местам, выходящим на улицу.