Приметы любви

Кошка ухитрилась увернуться, выскочить из плена пушистых девичьих юбок, не запутаться в кружевах и оборках и не попасться сердитой Селене.

Очутившись на просторе, бедняга бросилась к ближайшему дереву, молодому дубу не выше пяти ярдов, и взлетела на одну из верхних веток.

Селена с презрением толкнула лапами тонкий ствол, заставив верхушку качаться, и фыркнула.

Кэрри подозвала собаку к себе и успокоительно потрепала по мягким ушам.

Роберт тоже погладил Селену и заметил вслух, что поведение кошки – неслыханная наглость, но, к счастью, справедливость восторжествовала и можно с чистой совестью идти домой.

– А как же кошечка? – вдруг спросила Агата. – Мы ее так и оставим болтаться на вершине дерева?

– Уйдем – сама спрыгнет, – пожал было плечами Роберт, но на всякий случай посмотрел на Кэрри, чтобы узнать и ее мнение.

Кэролайн Джайлз стояла с каменным лицом и продолжала чесать Селену за ушами. И хотя она старалась делать это непринужденно, по настороженному выражению морды собаки можно было догадаться, что терпит подобное обращение она лишь потому, что хочет поддержать хозяйку.

– Да это же кошка, ничего с ней не случится, – пробормотал он чуть слышно.

Но достаточно для того, чтобы рассерженная Агата топнула ножкой:

– Сними ее!

– Но до нее невозможно дотянуться! – Роберт вновь посмотрел на Кэрри в поисках поддержки, но та продолжала молчать и лишь нервно теребила собаку.

– Залезь на дерево! – настаивала Агата.

– Оно сломается подо мной!

– Тогда наклони его!

– Сломается! Агата, прошу тебя, давай сейчас уйдем, а кошка, убедившись, что мы ей больше не угрожаем, спокойно покинет дерево и отправится по своим делам.

– Она же испугана! Дрожит и боится! И будет сидеть здесь до темноты, а потом… Умрет от голода или прыгнет и переломает себе все лапы! Как ты можешь быть таким бесчувственным!

Роберт подошел к дереву: кошка не казалась испуганной, напротив, смотрела на него столь же внимательно и выжидающе, как и Кэрри, будто от принятого им решения зависит что-то очень важное.

– Ерунда, – тихо сказал сам себе Роберт. – Я грохнусь либо в самом начале и всех насмешу, либо уже на вершине – и тогда переломы и вывихи обеспечены. Начинается ерунда. Сначала сними кошку, которая в этом не нуждается, потом нырни в пруд за перчаткой, которую только что туда намеренно бросили, а потом…

До каких вершин могут дойти капризы, он придумать не успел. Агата крикнула: «Чего ты тянешь? Полезай на дерево!» – и он наконец-то решился, подмигнул кошке и вернулся к девушкам:

– Она отказывается от моей помощи под тем предлогом, что у меня слишком грязные руки.

Мягкое вечернее солнце просвечивало сквозь золотистую листву и напоминало, что впереди будет еще несколько приятных для прогулок дней.

Агата визжала, верещала и злилась, но Роберт не обращал на нее внимания, потому что Кэрри, одарив его загадочной и бесподобной улыбкой, сама взяла его под локоть и продолжила так некстати прерванную беседу.

***

Знакомство с домом Джайлзов набирало силу, и к концу следующей недели Роберт уже был там «своим» человеком, а «зайти» не означало «нанести визит».

Он познакомился с тетушкой Жанет, милейшей дамой, к которой и Артур, и Кэрри испытывали нежные чувства: любовь пополам с благодарностью. Именно тетушка Жанет, очаровательная в своей неуловимой болтливости, и поведала ему о некоторых обстоятельствах, сопровождающих выход в свет Кэрри.