Мари никогда еще не видела его в таком прекрасном расположении духа. Он много смеялся, неуклюже шутил и даже рассказал два-три забавных анекдота, которые в те дни были у всех на устах.
Казалось, герцог впервые осознал, что он женат.
Удивлению мадам де Шандос не было предела.
Норберт же с нетерпением ждал, когда слуги окончат убирать со стола и уйдут.
Как только герцог остался с женой наедине, он сразу же подошел и поцеловал ей руку.
Удивление Мари перешло в испуг.
– Я уже давно хочу открыть вам свое сердце, – нерешительно заговорил де Шандос. – До сих пор я был плохим мужем…
– Герцог, я ни разу не говорила ничего подобного!
– Но мы с самого приезда в Париж почти не виделись, – продолжал Норберт. – Я уезжаю из дому рано и возвращаюсь слишком поздно.
Молодая женщина не верила своим ушам. Де Шандос признает, что он не прав? Норберт обвиняет себя в невнимании к жене? Тут что-то не так!
– Я никогда ни на что не жаловалась, – тихо сказала она.
– Знаю. Вы – благородная и достойная женщина. Но все же вы – женщина, и к тому же молодая. Вас не могло не возмущать мое поведение.
– Я не думала и не думаю о вас ничего плохого.
«Так я тебе и поверил! – проворчал про себя герцог. – Но и я тоже хорош: никогда еще не ставил себя в более глупое положение».
– Тем лучше, – продолжал он. – Я не хочу оправдываться. Видите ли, Мари, даже в те дни, когда я, казалось, избегал вас, в моих мечтах царили вы.
«Долго же вы собирались рассказать мне об этом!» – подумала герцогиня.
– Мне бы, конечно, следовало почаще бывать дома, моя дорогая. Но этому мешали многие важные обстоятельства… Перечислять их было бы слишком долго. Важно другое: пока вы полагали, что я совершенно забыл о вас, я на самом деле очень страдал, зная, что вы сидите дома одна.
Де Шандос напрасно пытался обмануть жену. Его не слишком дружелюбный тон совсем не соответствовал нежным словам.
– Причина вашего одиночества известна вам не хуже, чем мне. Сами понимаете, друзья мадемуазель де Пимандур не могли оставаться друзьями герцогини де Шандос.
– Да, конечно… – грустно сказала Мари.
– С другой стороны, траур по отцу не позволит нам ездить в гости еще около четырех месяцев.
Герцогиня встала, желая, очевидно, поскорее закончить разговор.
– Разве я когда-нибудь просила вас брать меня с собой?
– Никогда, – признал Норберт. – Поэтому я должен сделать все возможное, чтобы вы чувствовали себя дома как можно лучше.
– Что же вы предлагаете?
Норберт оживился.
– Я хотел найти вам подругу ваших лет, равную вам по положению в обществе. И, наконец-то, я ее нашел. Мне очень хвалила ее мадам д'Арланж, а это очень много значит в высшем свете. Я хочу вам ее представить.
– Когда?
– Сегодня.
– Здесь?
– А что тут необыкновенного?
– Ничего…
– К тому же вы с ней знакомы.
– Кто же это?
Герцог почувствовал, что краснеет. Он быстро наклонился и стал прикрывать дверцу печки.
– Жарко, – проворчал он. – Надо сказать Жану, чтобы меньше топили.
Дверца была горячая, и Норберт провозился с ней так долго, что успел взять себя в руки.
– Вы помните мадемуазель де Совенбург?
– Ее звали Дианой?
– Да.
– Я ее почти не знаю. Наши отцы между собой не ладили. Маркиз де Совенбург считал нас недостаточно знатными…
Норберт уже полностью овладел собой. Его щеки пылали, но причиной этого был, вероятно, сильный жар от печки.
– Пусть теперь дочь постарается искупить несправедливость своего отца, – прервал жену герцог. – Вскоре после нашей свадьбы она вышла замуж за графа де Мюсидана. Одним словом, она скоро будет здесь и я сказал людям, что вы принимаете.
Мадам де Шандос ничего не ответила.
Она была неопытна как женщина, но у нее не было недостатка в уме и в той обостренной проницательности, которую дает людям глубокое горе.
Ничто в поведении Норберта не ускользнуло от ее внимания.
Судите сами, могла ли она поверить в его искренность.
Молчание становилось тягостным.
Герцог безуспешно пытался найти предлог, чтобы прервать его.
Мари не имела ни малейшего желания помочь де Шандосу выйти из неприятного положения.