– Это ещё не всё, – беспощадно продолжала она. – Хочешь услышать пророчество?
– Не очень… – Майлз уже наслушался пророчеств, кажется, на всю оставшуюся жизнь.
Казалось, она даже не услышала его возражений.
– Моя старая учительница говорила:
…Четверо встанут меж ночью да солнечным днём,
Дети из голубого огня, сила в их древней крови.
Те, кто рождён в год видения слепого Юнца, —
Только лишь всем четверым предначертано Темноту одолеть.
Если погибнет один, то рассвет никогда не наступит.
– Ого! – оценил Майлз пророчество, прозвучавшее для него бессмысленным набором слов.
Его заинтересовало только упоминание о слепом Юнце. Это, скорее всего, Арадий. Он настоящая знаменитость среди ведьмаков.
– Что там сказано про “рождённых в год слепого Юнца”? – спросил он.
– Все Обладатели Неукротимой Силы одного возраста, все мы родились восемнадцать лет назад. Но не в этом суть. Главный смысл заключается в последней строке: “Если погибнет один, то рассвет никогда не наступит”. Ночной Мир одержит победу, Майлз.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Сумрак неизбежен. Ни люди, ни колдуны не смогут перетянуть все четыре Неукротимые Силы на свою сторону. А если окажется на одного меньше четырёх, Темнота победит. Вампиршам необходимо просто убить одну Неукротимую Силу, и всё будет закончено. Неужели ты не понимаешь?
Майлз понимал, и от этого стало лишь страшнее.
– Но нельзя ведь нам просто отказаться от борьбы? – Он старался разгадать, куда клонит Дилоса. – Если мы сдадимся, всё будет закончено. Мы ведь не можем позволить им победить нас.
– Да, не можем! – Было ясно, она приняла решение. – Мы должны примкнуть к ним.
– Что?!
– Мы должны оказаться на стороне победителей, то есть на стороне вампирш. – Она смотрела на него красными глазами вампирши, чужими и незнакомыми. – Мне жаль твоих друзей, но у них нет шансов выжить. А единственный шанс для тебя – стать вампиром.
Майлз не поверил собственным ушам. До него дошло наконец, что она задумала. Обида придала ему силы. И хотя Дилоса двигалась молниеносно, он успел вскочить до того, как она сомкнула руки вокруг него.
– Ты сошла с ума!
– Нет.
– Ты собираешься убить меня?
– Нет. Я хочу спасти тебе жизнь единственно возможным способом.
Она встала, преследуя его со зловещим спокойствием.
“Я не могу поверить в это! Я… реально… не могу… поверить… в это”, – думал Майлз.
Он долго бегал от неё вокруг кровати, затем остановился. Бесполезно, она всё равно настигнет его. Он заглянул в её лицо, увидел, что она совершенно серьёзна, и беспомощно уронил руки. Но тут же собрался, постарался успокоиться и смело встретить её взгляд.
– Дилоса, речь идёт не только обо мне и не только о моих друзьях. Речь идёт обо всех рабах в долине и о людях Внешнего Мира. Если ты превратишь меня в вампира, кто им поможет?
– Мне жаль их, – равнодушно проговорила она. – Но только твоя жизнь имеет для меня значение.
– А для меня не только! – Майлз не сдержался, стараясь не расплакаться. И заявил: – Я не дамся.
– Ты не можешь противиться мне.
– Я буду драться и заставлю тебя убить меня. Лучше умереть, нежели стать вампиром. Если ты хочешь действовать силой – давай! Пусть это будет твоей лучшей охотой.
Дилоса пронзила его взглядом и… опустила глаза.
– Ах, так! Замечательно! – И её лицо опять застыло. – Ты не желаешь принять мою помощь. Хорошо, будешь сидеть в тюрьме, пока не поймёшь, что для тебя лучше.
Майлз открыл рот от удивления:
– Не надо… Ты ведь не посадишь меня за решётку?!
– Посмотрим.
***
Тюремная башня оказалась невероятно древней постройкой. В ней было всё, что Майлз видел в средневековых фильмах: на полу охапка сена, узкая каменная лавочка, выбитая прямо в стене, и маленькое, закрытое решёткой окошко – высоко, примерно в пятнадцати футах над головой. Майлз пошуровал солому и обнаружил, что предпочитает не знать, что может оказаться в этой куче. Подёргал железные прутья, перегораживающие дверь, внимательно изучил каменные плиты, из которых были сложены стены, и влез на скамью, стараясь дотянуться до оконца. Всё! Больше ему нечем заняться. Он с досадой плюхнулся на скамейку. Дурацкая ситуация! Его на самом деле посадили в тюремную камеру. Дилоса не шутила. А мир, настоящий, реальный мир вне долины, будет действительно уничтожен. Да, он понимал, почему она с ним так обошлась. Он ясно чувствовал её желание защитить его. Но нельзя ведь просто забыть обо всём. О родителях, друзьях, учителях… Если он позволит Дилосе отказаться от борьбы, что произойдёт со всеми ними? А с рабами из Тёмного Королевства? Прачным, Старым Штопальщиком, Бельевым Замочком, Мойщиком Ночных Горшков и другими… Они рисковали жизнью, помогая Майлзу, он восхищался их стойкостью и отчаянным бесстрашием. Он не мог предать их.
“Дилоса ничего не понимает. Они для неё второй сорт. Всю свою жизнь она заботилась лишь о себе. Теперь – обо мне. Она не способна на большее. Значит, надо её заставить. Только как?”
В тишине камеры время замедлило свой ход, и бесконечные часы действовали на Майлза угнетающе. Он тщётно пытался придумать хоть что-то. За окном стемнело, в камере становилось всё холоднее. Майлз задремал, скрючившись на холодной скамейке, и вдруг услышал звяканье ключей. Вскочив, он ринулся к решётке в надежде увидеть Дилосу. В самом конце узкого каменного коридора появился человек с факелом. Увы! Это была не Дилоса. Это была стражница, а за ней была ещё одна стражница, которая вела узника.
– Джин! – вскрикнул Майлз.
А затем его сердце едва не выпрыгнуло из груди. Третья стражница волоком тащила Арадия. Майлз онемел от отчаяния. Странно, Джин вообще не сопротивлялся, когда стражницы открыли дверь камеры и впихнули туда парней. Дверь лязгнула, захлопываясь за ними, и стражницы молча промаршировали обратно. Одна из них воткнула факел в железное кольцо на стене, оставив узникам немного света. Когда стражницы ушли, Джин вскочил и помог Арадию встать.
– Они заперли Ли Джо наверху, – сказал он Майлзу, который всё ещё не мог поверить в реальность происходящего. – Они обещали не колотить его, если мы не окажем сопротивления.
Ком застрял в горле у Майлза.
Наконец ему удалось выдавить из себя:
– Кто обещал? Дилоса?
– И Дилоса, и Ханна Редферн, и тот колдун. Они все были очень любезны.
Майлз медленно опустился на холодную скамейку.