Лето придёт во сне. Приют

Тем более что апрель подошёл к концу, и первого мая с учений вернулся Дэн.

На этот раз я не смогла оставаться в дортуаре и вышла на улицу, когда только что приехавшие парни шли от тёмно-зелёного автобуса к своему корпусу. Выглядели они, как и в прошлый раз, оживлёнными и веселыми, полными кипучей энергии. Присев на скамейку у подъезда, я высматривала среди них Дэна, когда один из ребят, с выгоревшими на солнце почти до полной белизны волосами, проходя мимо, вдруг чмокнул губами и крикнул:

– Малышка, поцелуй солдата!

Я вспыхнула, а его друзья захохотали. Как назло, со мной рядом не оказалось Яринки, у которой, я уверена, нашёлся бы для этого белобрысого достойный ответ. Я же смогла только отвернуться, делая вид, что ничего не слышу.

А потом увидела Дэна. Он отделился от группы товарищей и шёл прямо ко мне, широко улыбаясь.

Раскрыв от удивления рот, я наблюдала за его приближением и не верила своим глазам. Даже оглянулась назад, подумав, что, может, на самом деле он просто увидел кого-то знакомого за моей спиной. Но нет, Дэн остановился в двух шагах от меня и сказал:

– Привет, малявка. Что, мальчики начали подкатывать?

Я неожиданно вспомнила выражение, популярное у маслятовских детей, и ляпнула:

– Ты с дубу рухнул? – И шепотом добавила: – Нас же все видят…

Дэн улыбался. Выглядел он окрепшим, загоревшим и даже более взрослым. А ещё я не могла не заметить, как идёт ему обычная повседневная одежда, вместо дурацкого школьного кителя.

– Достал я вам одну книжку, – сообщил Дэн. – Завтра почитаешь. Про мальчиков в том числе.

Он подмигнул и поспешил за остальными, оставив меня сидеть на скамейке в полной растерянности.

– Завтра? – жадно переспросила Яринка. – Значит, он завтра нам напишет?

– Ну наверно…

– А чего там, ну? – Подруга пританцовывала от нетерпения. – «Завтра почитаешь». После уроков тайник и проверим.

– Тайник-то проверим, – отмахнулась я. – А тебе не кажется странным, что он подошёл ко мне при всех?

Яринка фыркнула:

– Ой, брось! Ну, подошёл и подошёл. Вы там что, два часа разговаривали?

Разумеется, наша встреча не заняла и десяти секунд, а для остальных, скорее всего, вообще прошла незамеченной, но меня не оставляло чувство тревоги. Такая неосторожность была Дэну совсем не свойственна.

– Он сказал, что книга только одна? – Яринка моих опасений не разделяла.

– Он сказал – одну книжку. – Я начала раздражаться. – А тебе сколько надо?

– Вообще-то, чем больше, тем лучше, – не смутилась подруга. – Но и одна тоже хорошо.

Честно говоря, не только она с нетерпением ждала завтрашнего дня. Мне тоже было очень интересно, правильно ли Дэн понял наш заказ и насколько точно выполнил его. Я боялась, что когда мы писали ему о теме, на которую хотели бы видеть следующие книги, то недостаточно верно выразились. Может, стоило быть посмелее и вместо «отношения между мужчиной и женщиной» написать просто «секс»? Собственно, сам физиологический процесс нас не интересовал, это всё мы давно знали, да и в любовных романах, переданных нам Дэном перед его отъездом, хватало постельных сцен. Куда больше занимало другое – правда ли то, что нам рассказывала Агафья? И если нет, то почему так важно, чтобы мы думали, будто правда? Что вообще в этом сексе такого, из-за чего потребовалось возводить вокруг него столько запретов и недосказанностей?

Поэтому, если Дэн сейчас передаст нам что-то вроде иллюстрированной брошюрки «Откуда берутся дети», которую я прочитала ещё в Маслятах, толку будет мало.

Но Дэн всё понял правильно.

На следующий день, проверив тайник, мы обнаружили там флэшку с одной-единственной книгой. И это была не какая-нибудь глупая энциклопедия для подростков, а вполне себе серьёзная вещь «Сексология для всех7. В предисловии обещалось в доступной форме просветить читателя на тему мужской и женской сексуальности, её истоков и развития. Более чем откровенные иллюстрации тоже сулили много интересного. К собственному удивлению, я почувствовала, что краснею, и поспешила свернуть файл, косясь на Яринку. Подруга же, как и следовало ожидать, выглядела отнюдь не смущённо, скорее, деловито.

– Знаешь, Дайка, с этой книгой нужно быть осторожнее, чем с другими. Давай держать её только на одном планшете и читать по очереди? Если хочешь, читай первая.

Я удивились. Обычно Яринка не страдала излишней предосторожностью, зато отличалась нетерпением, а теперь готова уступить мне первенство чтения книги, которую мы так долго ждали? Но её предложение показалось мне разумным, в конце концов, один экземпляр запретной литературы на территории приюта – это вдвое безопаснее, чем два экземпляра.

Как выяснилось позже, в этом случае у Яринки снова безошибочно сработала интуиция, что в будущем уберегло её от весьма неприятных последствий.

Хотя и без того скоро всё стало хуже некуда.

Снег сошёл окончательно ещё в конце апреля, и хоть я всё чаще с предвкушением облизывалась в сторону леса, но отправляться туда без разрешения Дэна и не думала. Помнила наш осенний разговор о том, что нельзя пытаться сделать это, пока на деревьях не появится листва. Сейчас же, глядя на прозрачную рощицу, сквозь которую забор был виден, как на ладони, я понимала, что старший друг, как всегда, оказался прав.

Но я не могла отказать себе в удовольствии просто приходить к границе приюта, сидеть возле прудика и вдыхать запах близкой свободы, торопя набухающие на ветвях почки. Иногда Яринка составляла мне компанию, но чаще я приходила сюда одна в послеобеденный промежуток между уроками и спевками в хоре.

Пришла и сегодня, забежав в дортуар лишь за тем, чтобы бросить там школьную сумку. Хотела побыть наедине с собой, прежде чем отправиться в церковь. Но и там сегодня задерживаться сверх положенного я тоже не собиралась – не терпелось начать читать книгу, полученную вчера от Дэна. Конечно, я уже успела бегло её пролистать, но от этого любопытство и нетерпение только усилились.

Денёк выдался ясным, по-настоящему весенним, а в воздухе радостно носились ожившие после долгой зимы насекомые. Я сладко жмурилась, подставляя лицо солнышку и смакуя запах молодой травы, в общем, переживала те редко дающиеся нам минуты полной гармонии с собой и миром.

А потом на меня упала тень.

Испуганно распахнув глаза, я на миг испытала облегчение, увидев перед собой не Белёсого, мысль о котором почему-то первой пришла в голову, а всего лишь Агафью. Но потом разглядела её побелевшие губы, дрожащий от ярости подбородок, гротескно выпученные глаза, и сердце сбилось с ритма, ухнуло в пустоту.

Я как-то сразу всё поняла. До того, как воспитательница поднесла к моему лицу мой же планшет, на дисплее которого светилась яркая книжная обложка – «Сексология для всех».

– Что это? – свистящим шёпотом спросила Агафья, почти тыча гаджетом мне в нос. – Что! Это! Такое?!

Я молчала. И потому, что горло перехватило от осознания непоправимости случившегося, и потому, что никакой ответ не требовался. Агафья сама прекрасно видела и знала, что это такое.

В вязком молчании прошли, кажется, геологические эпохи. Воспитательница со свистом дышала, продолжая сжимать планшет в подрагивающей руке, я закаменела, вцепившись в край скамейки, как в спасательный круг. И даже удивительно, что вокруг всё осталось прежним – так же светило солнце, так же жужжали в воздухе невидимые насекомые. Сейчас я бы с радостью поменялась местами с любым из них, даже с тем, кто живёт на свете всего один день.

– Идём, – наконец обронила Агафья единственное слово и, резко развернувшись, зашагала по дорожке.

Она не оглядывалась, ни на секунду не сомневаясь, что я последую за ней. И я последовала, терять всё равно было уже нечего.

Мы прошли мимо прудика, мимо стадиона. Агафья, высокая и несгибаемая, как сухая палка, и я – втянувшая голову в плечи, не смеющая поднять глаза. Сначала я была уверена, что мы направляемся в школу, в кабинет Петра Николаевича (насколько я знала, все чрезвычайные происшествия должны были сразу доводиться до сведения директора), но Агафья не свернула к школьному крыльцу, а, не замедляя шаг, прошла дальше – к нашему корпусу. Я слегка приободрилась. Может быть, мой случай всё же не попадает под категорию серьёзных? Но нам навстречу попалась девочка с нашего этажа, и Агафья обратилась к ней с просьбой:

– Будь добра, дойди до сестры Марьи и скажи, что я жду её в процедурной.

Тогда я поняла, что мне предстоит, и сердце, до сих пор где-то затаившееся и замершее, вернулось на место и затрепыхалось в груди, как в клетке.

Процедурной называли помещение, отведённое для телесных наказаний. Маленькую, всегда закрытую комнату на первом этаже корпуса. Мне там до сих пор бывать не доводилось, но, по рассказам Яринки, комната эта была так же неприятна, как и то, что ожидало туда попавших.

На миг я готова была броситься к Агафье, вцепиться в её подол и, подвывая, размазывая по лицу слёзы, умолять о пощаде… И остановила меня никакая не гордость или упрямство, а ясное понимание того, что это бесполезно.

Девочка, к которой обратилась Агафья, раскрыв рот, смотрела на меня. Вроде с искренним сочувствием. Она сразу поняла, что означает просьба воспитательницы, – по правилам приюта телесные наказания проводились только в процедурной и только в присутствии медработника. Да и мой пришибленный вид наверняка лучше любых слов говорил о том, что меня ожидает.

Агафья нетерпеливо глянула на нее, и девочка заторопилась исполнить указание, бросив на меня последний жалостливый взгляд. Что и понятно, ведь не так часто кто-то из воспитанников, а тем более из воспитанниц нарывается на порку. Это надо постараться.

По пути в корпус мы встретили ещё несколько девочек, к счастью почти незнакомых, – мне и без того было невыносимо стыдно. Конечно, новость о наказании наверняка разлетится по этажам раньше, чем я вернусь в дортуар, но, по крайней мере, тогда всё уже будет позади.