Лето придёт во сне. Приют

– Но разве нельзя хоть как-то предупредить? Зина ночью думала, что умирает!

Услышав это, девочки из других дортуаров испуганно повернулись к Зине, которая, кажется, была готова забиться в щель между стеной и креслом. Её реакция меня удивляла – как можно стыдиться чего-то, что рано или поздно происходит со всеми?

– Это правила приюта, – отчеканила Агафья. – И не нам их менять.

Пользуясь тем, что мы устроились вдвоём на одном пуфике, я незаметно ущипнула подругу за бок – не вздумай отвечать! Но Яринка, конечно же, вздумала. Да ещё как!

– А почему нельзя изменить правила, если они такие глупые?

Кто-то испуганно пискнул, кто-то охнул, а сидящие рядом с нами девочки заметно отодвинулись.

Губы Агафьи, обычно и так сжатые в тонкую прямую черту, исчезли совсем. Но голос остался прежним, спокойным и сухим.

– Ярина Донаева, отойди к стене и встань носом в угол. Я запрещаю тебе поворачиваться и задавать вопросы. А когда мы закончим, ты останешься в углу до обеда.

Раздалось чьё-то хихиканье, я же облегчённо выдохнула. В угол обычно не ставят детей после восьми лет – для старших приготовлены наказания построже, так что Яринке ещё повезло. Вот только она так не посчитала. Её щёки вспыхнули, глаза зло прищурились…

Агафья не сводила с моей подруги непроницаемого взгляда, и я вдруг интуитивно поняла, что такое наказание было выбрано ею не случайно. Она хорошо знала своих воспитанниц и намерено унизила Яринку перед остальными, понимая, что это будет для неё болезненнее плохой оценки по поведению или запрета на развлечения.

Глядя, как подруга сверкает глазами, я уже приготовилась снова предупреждающе ущипнуть её, но она и сама проявила благоразумие – молча поднялась, ушла в угол и застыла там без движения.

– У кого-нибудь есть ещё вопросы по поводу правил приюта? – вкрадчиво спросила Агафья.

Вопросов, конечно же, больше ни у кого не было, и она продолжила:

– Так вот, в период, когда девочка превращается в девушку, в её организме начинают происходить…

Я перестала слушать воспитательницу – ничего нового она для меня сообщить не могла, тем более что её манера речи отличалась редкостной монотонностью. Подозреваю, возьмись она читать нам вслух даже книжки про Алису и то сумела бы превратить их в нудятину.

Вопросов так никто и не задал. Не то девочки были напуганы расправой над Яринкой, не то посчитали более продуктивным обсудить услышанное друг с другом. Под конец Агафья сказала:

– Любая из вас, у кого начнётся менструация, должна в этот же день подойти ко мне, и я сопровожу её на обязательный медицинский осмотр. Становясь девушками, вы должны обращать повышенное внимание на своё здоровье и самочувствие, от этого напрямую зависит и здоровье ваших будущих детей. Тех, у кого менструация уже началась и кто это скрывал, я жду сегодня в течение дня. Наказания за молчание не будет, но вас должен осмотреть врач.

После этих слов воспитательница круто развернулась и удалилась по коридору, оставив нас в некотором недоумении. Девочки принялись шушукаться, а я поднялась и подошла к замершей в углу Яринке:

– Ты как тут?

– Жить буду, – мрачно отозвалась подруга и шёпотом добавила нехорошее слово.

– Сама виновата, – не стала я её жалеть. – Когда научишься молчать? Думаешь, кому-то что-то докажешь?

Яринка скребнула ногтями по стене, но ответила спокойно, даже насмешливо:

– Не докажу, конечно. Но мне нравится смотреть, как они бесятся. Ты бы видела, что было, когда я в церкви плевалась.

Я испуганно оглянулась, но никто не прислушивался к нашему разговору, часть девочек уже разошлись, остальные продолжали обсуждать только что полученную информацию.

– Ты думаешь только о себе, – упрекнула я Яринку. – Нам сегодня после ужина надо… на скамейку идти. А ты разозлила Агафью.

Яринка вздохнула. Кажется, виновато.

– Ну, до ужина ещё долго. А я буду стоять смирно-смирно.

Ободрённая её раскаянием, я безжалостно добавила:

– Не только. Когда Агафья придёт тебя отпускать, ты извинишься. Скажешь, что просто ночью испугалась за Зину, поэтому с утра была на нервах.

Яринка метнула на меня возмущённый взгляд, но возражать не стала, только буркнула:

– Ты иди уже. С наказанными нельзя разговаривать, а то Агафья увидит и в соседний угол поставит.

Это было разумно. И, ободряюще погладив подругу по плечу, я вернулась в дортуар.

Яринка оправдала ожидания, перед обедом она принесла Агафье свои извинения, и та снизошла до благосклонного кивка. Чтобы усыпить бдительность воспитательницы, мы весь день старались быть у неё на виду, а во время ужина изображали сонливость, чтобы ни и кого не возникло сомнений, что после мы сразу отправимся в дортуар. Вроде бы всё сработало, сама Агафья скрылась в воспитательской, а другим девочкам до нас дела не было. Поэтому ничто не помешало нашему запланированному вечернему променаду. Неторопливым шагом, взявшись под руки, – просто две примерные девочки решили прогуляться перед сном по освещённым фонарями снежным дорожкам – мы пришли к тонущему в морозных сумерках прудику.

Скамейка справа, последняя от леса, была густо припорошена снегом, как и остальные, что успокаивало – здесь и впрямь зимой редко кто бывал. Переглянувшись, мы смели снег варежками и сели, как велел в записке Дэн. Минута прошла в выжидательном молчании, потом Яринка шёпотом спросила:

– И что?..

Я пожала плечами, оглядываясь по сторонам, ожидая увидеть направляющуюся в нашу сторону фигуру Дэна. Это было бы, конечно, удивительно, ведь я уже достаточно хорошо знала своего старшего друга и понимала, чтобы он решился пойти вот на такой прямой контакт, по сути, на глазах у всего приюта, должно было произойти нечто из ряда вон выходящее. Но вокруг оставалось пусто, только на катке катались мальчишки, их голоса были единственными звуками, нарушающими снежную тишину.

Яринка нервничала, я чувствовала это – её нервозность передалась и мне. Да и времени у нас было не так много. Официально воспитанникам можно находиться вне корпусов до девяти вечера, но на деле уже после восьми Агафья идёт проверять дортуары – всё ли в порядке, везде ли чистота? Конечно, заметив наше отсутствие, она вряд ли сразу заподозрит что-то дурное (в конце концов, каждая может иногда забыть о времени и задержаться на прогулке, тем более в дни каникул), но зачем лишний раз привлекать к себе внимание?

– Может, Дэн не смог прийти? – озвучила нашу общую тревогу Яринка.

И неожиданно откуда-то сзади и снизу раздался глухой низкий голос:

– Смо-о-ог…

Мы коротко взвизгнули и, как подброшенные пружиной, взлетели со скамеек, держа курс на родной корпус. К счастью, Яринка поскользнулась, падая, схватилась за меня, в результате чего мы, не успев далеко отбежать, оказались лежащими на дорожке.

– Стойте! – приглушенно донеслось от скамейки, на этот раз, несомненно, голосом Дэна. – Стойте, это я!

Всё ещё сидя на снегу, мы насторожённо обернулись. Из-за спинки скамьи поднялась и помахала нам рука в чёрной мужской перчатке.

– Дэн?

– Да я, я! Вернитесь и сядьте уже.

Мы переглянулись и послушались. Сердито отряхивая пальто от снега, Яринка спросила в пространство:

– Ты под скамейкой, что ли?

– За, – отозвался Дэн. – Я за скамейкой. Не оглядывайтесь, делайте вид, будто говорите друг с другом.

– Зачем было так пугать? – подала голос и я. – Мы же чуть не убежали!

– Прости, малявка, не удержался. Вот вам в качестве извинения.