– Зиночка, с тобой всё хорошо?
– Она тебе хоть что-то объяснила?
– Зачем тебе завтра идти к ней?
Зина опустила на кровать свёрток, который оказался сменой постельного белья, и ответила тоже всем сразу:
– Со мной всё хорошо. Да, объяснила. Завтра мне нужно к женскому доктору.
– Зачем к доктору, если всё хорошо? – встревожилась Настуся.
– Агафья сказала, так надо. Когда начинаются… эти…
– Кстати, как их Агафья назвала? – поинтересовалась Яринка.
– Критические дни, – ответила Зина и неожиданно хихикнула.
Мы тоже засмеялись – и просто от облегчения, и потому, что выражение действительно казалось забавным.
Обстановка разрядилась, Настуся помогла Зине перестелить постель, и мы улеглись досыпать остаток ночи. Последняя мысль, которую я успела поймать перед тем, как погрузиться в сон, была о том, что я только обрадуюсь, если у меня эти самые критические дни начнутся ещё не скоро.
Наверное, кто-то там, наверху услышал моё сонное желание, потому что, как показало будущее, так и получилось.
Глава 9
Скамейка
Чем хороши каникулы – можно спать сколько угодно. Конечно, есть риск пропустить завтрак, но это мало кого расстраивает. И я открыла глаза только тогда, когда позднее зимнее солнце заглянуло в дортуар. Яринка сопела в подушку, а вот Зины и Настуси не наблюдалось, их постели были заправлены. Не торопясь, предвкушая день ничегонеделания, я спустилась вниз и, не переодевая ночнушку, потянулась за планшетом. Почитаю, пока есть такая возможность.
Спутанные со сна пряди волос упали на лицо. Я машинально поправила их, подумав, что не мешало бы сначала заплестись, посетовала на ещё спящую Яринку, без которой это будет труднее… и вспомнила вчерашний день. Ах да, две косички, ровный пробор, соревнования на скорость – всё это ушло в прошлое. Теперь я девушка и должна носить одну косу. А одну легко заплету и сама.
Обрадовавшись, я выхватила из шкафчика расчёску и направилась к зеркалу. Но там снова замерла, вглядываясь в своё отражение. Мы – воспитанницы приюта, совсем нечасто видим себя с распущенными волосами, и я вдруг заметила, как они у меня отрасли за последнее месяцы. Ещё немного, и достанут до пояса. Может, последовать примеру Яринки – украдкой их подрезать? Или пусть будет длинная коса?
Я опустила расчёску и принялась вглядываться в своё отражение, невольно вспоминая вчерашний разговор в церкви и последовавшее за этим открытие – девочек выбирают за красоту, а не за успешную учёбу и примерное поведение. И пусть я не собираюсь выходить замуж, всё-таки интересно – выберут ли меня хоть раз?
Чем дольше я гляделась в зеркало (то убирая волосы за спину, то перекидывая набок, то собирая в высокий хвост), тем больше убеждалась, что красавицей меня не назовёшь. Но и отталкивающих черт тоже нет. Уши не торчат, нос не большой, глаза не маленькие. Конечно, скулы могли бы быть и повыше, брови, наоборот, потоньше, а губы пополнее, но это уже мелочи…
– Да красивая, красивая… – ворчливо донеслось сзади, и я пристыжённо оглянулась.
Яринка, оказывается, уже не спала, а внимательно наблюдала за моими кривляньями перед зеркалом. Вот зараза!
Заметив моё смятение, подруга успокаивающе махнула рукой:
– Всё нормально. Нам сейчас и полагается красоваться, мы ж невесты!
– Сама ты невеста! – глупо огрызнулась я и начала яростно драть расчёской волосы, скрывая смущение.
Яринка между тем выбралась из-под одеяла, сладко потянулась, подошла и встала рядом со мной. Задумчиво уставилась на своё отражение.
– Моя мама тоже была рыжей. Отец ещё и за это её шпынял. Говорил, что у приличной женщины не может быть такого вульгарного цвета волос. И дочь такую же родила…
– Ну и придурок, – буркнула я. – Твой цвет волос – самый красивый. В приюте ни у кого больше такого нет.
Яринка повертела перед носом свою чуть вьющуюся прядь.
– Может, и красивый, но никто не любит рыжих женщин. Считают, что у них вредный характер, да и вообще – рыжие все от лукавого.
– Ага, лукавый вас лично наштамповал… А не любят потому, что завидуют! Я бы за такой цвет что угодно отдала. Жаль, что теперь краски для волос не продаются. Мама рассказывала, раньше женщины могли цвет волос менять хоть каждую неделю, и никто на них пальцем не показывал.
– Тебе-то зачем? – искренне удивилась Яринка. – У тебя свой красивый.
– Чего-о? – Настала моя очередь удивляться. – Мышиный – красивый?
Подруга театрально закатила глаза:
– Не мышиный, а русый. У тебя же чисто славянская внешность, ты очень породистая.
Не дав мне времени возмутиться подобной, как мне показалось, собачьей оценкой, Яринка развернула меня лицом к себе и начала перечислять деловым тоном:
– Тёмно-русые волосы, серые глаза, белая кожа с румянцем. Именно таких девушек чаще всего и берут в жёны! Это гарантирует чистокровность детей.
– Ты-то откуда это можешь знать? – только и спросила я.
Яринка хмыкнула:
– Так я же не Зина или Настуся, которые, кроме нашего курятника, ничего не видели. Слышала бы ты, о чём девчонки в городской школе говорят! Помочь с косой?
– Давай, – согласилась я, не потому, что было лень заплетаться самой, а чтобы прекратить смущающий меня разговор о внешности.
Яринка заплела косу мне, я – ей. А едва управились, в двери заглянула Агафья и велела нам явиться в гостиную.
В гостиной на креслах и пуфиках уже сидела вся наша группа, имеющая подозрительно пришибленный вид. Девочки ёжились, смотрели в пол и – украдкой друг на друга. Причина такого поведения выяснилась, когда Агафья, встав перед нами, объявила:
– Вчера вы стали девушками, и поэтому сегодня я должна объяснить, какие изменения в ваших организмах должны скоро произойти. А у кого-то, возможно, уже происходят.
Я покосилась на сидящую в уголке Зину – её щёки пылали, взгляд не отрывался от пола.
– Если кому-то что-то будет непонятно, поднимайте руку и спрашивайте, – закончила вступительную часть Агафья. – Стесняться не нужно.
Я была уверена, что в этот раз, в отличие от церемонии посвящения, поднятых рук и вопросов не будет. И ошиблась. Потому что Яринка вскинула перед собой ладонь, даже не дождавшись, когда Агафья приступит к своим объяснениям.
– Да, Ярина?
– Сударыня, а почему воспитатели рассказывают это девочкам только после посвящения в невесты? Я имею в виду, что ведь у некоторых из нас… хм… изменения начинаются раньше.
Агафья поджала губы.
– Потому что существуют общепринятые возрастные ограничения, а такая тема затрагивает ряд вопросов, не предназначенных для детских ушей.