– Меня отправляют на Кавказ, – слова как нож впились в сердце. – Через три дня я уезжаю.
Сердце подпрыгнуло и застряло комом где-то в горле. Девушка упала в темноту. В ней не было ни звуков, ни чувств, ни ощущений. Ничего! Пустота. Липкая и страшная.
– Лена! Леночка! Господи, милая! – Дмитрий быстро нес ее через сад на руках. – Катя! – крикнул он.
– Да, барин… Ох, батюшки! Барышня! Да что же это такое?! – запричитала горничная.
– Обморок! Принеси скорее воды холодной и уксус или нашатырь.
Князь уложил невесту на диван в гостиной, сел рядом, приподнял ее, снял шаль с плеч и попытался расслабить на спине шнуровку корсета. Потом прислушался – дышит. В этот момент в комнату вошли родители Елены, и следом вбежала Катя с бутыльком нашатыря, кувшином с холодной водой и полотенцем.
– Лена, доченька! – воскликнула Ольга Дмитриевна, и бросилась было к дочери, но Андрей Андреевич удержал ее, многозначительно взглянув на князя, мол «сам справится, не мешай!»
Дмитрий открыл бутылек и поднес его к носу девушки.
– Лена, Леночка! Родная моя! Лена…
Где-то далеко зазвучал голос. Он звал ее, но было так темно…
– Господи, да что ж такое, – молодой человек намочил спиртом уголок полотенца и потер Елене виски.
Она дернулась и приоткрыла глаза.
– Давайте отнесем Леночку к ней в комнату! – сказал Андрей Андреевич.
Князь поднял невесту и направился следом за родителями девушки. Пока он ее нес, Елена немного пришла в себя. Они вошли в светлую, уютную спальню с большой кроватью, и Дмитрий бережно опустил девушку на постель. Следом семенила Катя с кувшином и стаканом, налила воды и протянула князю. Аккуратно придерживая Елену, он отдал ей стакан и помог сделать несколько глотков; еще не до конца придя в себя, она испуганно озиралась вокруг и прерывисто дышала.
– Так, я думаю, нам с Дмитрием Ивановичем нужно побеседовать, – проговорил Андрей Андреевич. – А Леночка пока пусть немного отдохнет.
Дмитрий хотел встать, но девушка судорожно схватила его за рукав. В ее глазах читалась паника.
– Я зайду к тебе попозже, любимая. Обещаю, – и он поцеловал ее холодные пальчики.
До кабинета мужчины шли молча. В кабинете они сели в кресла у камина, и Андрей Андреевич вздохнул:
– Я слушаю вас, князь. Раз моя дочь в таком состоянии, вести вы принесли сегодня не самые радостные. Она у меня крепкая девочка, не кисейная барышня, которая при виде мухи в обморок падает. Что у вас стряслось?
– Через три дня я уезжаю на Кавказ, – Дмитрий не стал ходить вокруг да около.
– Только вы получили вызов?
– Нет, еще граф Азаров. Мы едем вместе.
– Печально, мой мальчик, печально, – князь Плетнев глубоко вздохнул.
– Андрей Андреевич, я не знаю, что сказать. После помолвки я разговаривал с нашим генералом, и он был уверен, что ни меня, ни Павла больше не сдернут на фронт, но это приказ лично генерала Паскевича Ивана Федоровича…
– Понимаю, сынок, долг превыше всего. Ну, что ж, мы будем ждать тебя.
– Конечно, как только я вернусь, мы сразу же обвенчаемся с Еленой, до моего отъезда это решительно невозможно! Надеюсь, вы согласны со мной… – он печально посмотрел на Андрея Андреевича. – Я люблю ее всем сердцем, всей душой! Она мой яркий путеводный лучик в жизни! – молодой человек глубоко вздохнул. – Только есть еще один вопрос, который не дает мне покоя: после свадьбы Елена стала бы моей наследницей и в случае… – Дмитрий осекся, – ну, вы понимаете…
– У вас какой-то слишком пессимистичный настрой, мой мальчик.
Плетнев нахмурился, а молодой князь продолжил:
– Андрей Андреевич, на Кавказе идет война, настоящая и жестокая… В общем, я решил, что напишу завещание, и все мое имущество перейдет Елене в случае моей гибели. У меня не осталось прямых наследников, есть только какие-то очень-очень дальние родственники, о которых я мало что знаю. Вы, я надеюсь, поможете уладить все формальности с моим юристом, если в этом возникнет необходимость.
– Конечно.
Отец Елены кивнул, отвернулся к окну, и на его глаза навернулись слезы.
Дмитрий поднялся по лестнице и постучал в дверь спальни. Елена сидела на кровати, ножки были прикрыты белой пуховой шалью, лицо еще бледное, но на щечках уже начинал теплиться румянец. Рядом в кресле сидела ее мама, когда молодой человек вошел, она встала, поцеловала дочку и направилась к двери. Перед тем, как выйти из комнаты, княгиня посмотрела на Дмитрия, коснулась его плеча, кивнула и вышла. Князь присел на кровать и притянул к себе девушку.
– Ты меня напугала! – сказал он, зарываясь лицом в ее волосы.
Елена прильнула к нему, уткнулась носиком в грудь и вдруг заплакала. Он посадил ее к себе на колени, прижал к своей груди и стал покачивать и баюкать. Дмитрий гладил любимую и что-то мурлыкал ей на ушко. Она пыталась успокоиться, но тщетно – слезы все лились и лились из глаз.
Сколько прошло времени – ни он, ни она не знали. Постепенно всхлипы затихли, слезы высохли, а они все сидели, прижавшись друг к дружке.
Не было слов. Была лишь любовь. Дмитрий смотрел в заплаканное лицо своей невесты и нежно, едва касаясь, целовал ее губы. Мир вокруг них завертелся и исчез, растворился. Влюбленные не могли насмотреться друг на друга. Все было сказано без слов. Князь видел безграничную печаль в глазах любимой и сам едва сдерживал эмоции. Вскоре измученная Елена уснула у него на руках.
Аккуратно переложив невесту на кровать и укрыв ее шалью, молодой человек вышел из комнаты, осторожно закрыл за собой дверь, спустился по лестнице и прошел в гостиную. Мать и отец Елены сидели на диване и, держась за руки, о чем-то разговаривали.
– Как она там? – спросила княгиня.
– Уснула, – ответил Дмитрий. – Мы не поговорили, она все время плакала.
– Бедная моя девочка! – сказал отец. – Ну, ничего, я надеюсь, она придет в себя.
– Я приеду завтра, – Дмитрий кивнул, – постараюсь пораньше. У нас осталось два дня, в четверг мы с Павлом уже должны уехать, – он опустил голову, – как жаль, что я совсем ничего не могу изменить…
Втроем они еще долго сидели в гостиной и разговаривали. В столовую подали легкий ужин, но есть никому не хотелось. Мужчины много говорили о войне, а княгиня, глядя на Дмитрия, молча молилась, прося Господа уберечь этого прекрасного молодого человека. Князь чувствовал себя так, словно Андрей Андреевич и Ольга Дмитриевна были его родителями. Провожая, они обняли его.
Выйдя из дома Плетневых, Дмитрий вскочил на коня и пришпорил его. Уже стемнело, и город опустел. Уголек летел по пустым улицам, он как будто чувствовал отчаяние своего всадника, который дал ему волю, и теперь конь мчался вперед, высекая подковами искры из гранита набережной Невы.
Дмитрий долго носился по ночному городу. Его душило отчаяние. Почему он не подал в отставку еще в прошлом году? Почему? Князь, конечно же, не думал, что так неожиданно встретит девушку и полюбит ее всем сердцем.
Почему не сделал этого после того, как состоялась помолвка? А потому, что успокоился, получив заверение генерала, что его оставят в полку в Петербурге, и решил не бросать армию. Ведь служба Отечеству очень долго была для него смыслом жизни. Дмитрий подумал об отце и вдруг понял, почему тот всегда так волновался и нервничал, когда сын отправлялся в военные походы, почему так горячо спорил с ним и просил оставить службу – он боялся потерять сына, хотел, чтобы Дмитрий создал семью.
И вот теперь Елена стала для князя смыслом жизни, только он уже не в силах ничего изменить. Если бы не этот приказ! «Дурак!» – подумал он про себя. – «Нужно было подать в отставку!»
Уже ближе к полуночи Дмитрий нехотя вернулся домой, сам долго занимался Угольком, почистил его, напоил, насыпал ему овса и моркови. Выйдя из конюшни, князь поднял голову и посмотрел на небо. На черном бархате небосвода ярко светили беспечные звезды, они словно придворные дамы и кавалеры обступили царицу-луну, важно восседающую на небесном троне. Мужчина вздохнул и направился к дому.
На следующий день, сразу после завтрака, Дмитрий оделся в темно-синий костюм для верховой езды, отдал камердинеру распоряжение собрать его вещи, подготовить мундир к отъезду, и отправился к невесте.
В двенадцать часов дня в доме у Плетневых все еще было тихо. Андрей Андреевич сидел в гостиной и читал газету, а Ольга Дмитриевна вышивала, когда горничная доложила о приходе князя.
– Доброе утро, мой мальчик, – поприветствовали его супруги, – Елена у себя, она еще не выходила.