Вместе обрести сейчас

– Вот и спроси себя, за чем ты уехала из своего города? – сказала она.

– Я не уехала, а сбежала. Назло матери поступила в наш универ, доказала блин, что сама могу принимать решения. Одним словом, это чистая случайность, – рассказывала я.

– Ничего в нашей жизни случайно не делается, что-то привело тебя сюда. Тебе нужно просто этому довериться, – сказала Ольга.

– Как это? – спросила я.

– Слушай свое сердце, и оно подскажет тебе, – одарив меня своей улыбкой, сказала она.

Мы болтали часами, обо всём и ни о чем. Она звонила мне на домашний, мы могли проговорить так до самой ночи, обсуждая с ней все то, что так долго мне не с кем было обсудить. Литература, музыка, кино, искусство. Оставалось только поражаться стопроцентному совпадению в пересечении общих интересов. Ей нравилась поздняя латинская поэзия, и мне нравилась поздняя латинская поэзия; она слушала Джима Моррисона[7 - Джим Мориссон – американский поэт, певец, лидер группы The Doors], и я тоже слушала Джима Моррисона; она восхищалась самоиронией Тулуз-Лотрека[8 - Анри де Тулуз-Лотрек – французский художник], а я понятия не имела кто это, но мне нравилось слушать ее. Она взяла с меня обещание показать ей аккорды на гитаре. Мы буквально врастали друг в друга, но иногда из-за ее неуловимых настроений, я не до конца понимала, как она на самом деле воспринимает меня.

– Ребзя! Две последние пары отменили! Маркетинга не будет. Валите по своим делам, – залетев в аудиторию порывистым ветром, просвистела Ольга. Как в документальных фильмах о диких животных, студенты, словно стадо слонов бегущих на водопой гремя партами и стульями, понеслись к выходу. В аудитории наступила гробовая тишина.

– А ты чего сидишь? – уставившись на меня, спросила Ольга. Пойдем, я покажу тебе Омскую крепость.

– Супер! Я как знала, взяла камеру с собой, – быстро засобиравшись, обрадовалась я.

По дороге к крепости Ольга изображая из себя экскурсовода, на полном серьезе рассказывала о громадном бастионе, казематах, мортирах и чугунных пушках, развесив уши, я внимала каждому слову. Придя на место, Ольга издала оглушительный смех.

– Очень смешно, – с иронией сказала я, поджав губы.

На эспланаде аккуратно уложенной брусчаткой, обтянутые потемкинской деревней стояли три полуразвалившихся сарайчика, что называются омской крепостью, рядом с ними стояли тобольские ворота.

– Развалюхи кирпичные, это у вас фишка такая да? Спросила я. Ольга еще пуще залилась смехом.

– В этот омский острог сто шестьдесят, – замедлила она, закатив глаза вспоминая, сто шестьдесят один год назад заточили Федора Михайловича Достоевского.

Нельзя было предугадать, что она выкинет в следующий момент. В ней кипела живая энергия, казалось вот-вот и она вырвется наружу, так тесно было ей в этой маленькой девочке. Яркая, непосредственная, одногруппницы с плохо скрываемой завистью крутили у виска, тыча в нее пальцем, а с ее лица не сходила улыбка. Пока я мешкала, расчехляя камеру, она уже мчалась вниз по ступенькам к реке. На берегу разостлался степной ковыль, свысока похожий на морскую пену.

– Эй, чего ты там застыла, – крикнула Ольга, замахав руками.

Осторожно спустившись вниз, не успев навести на нее камеру, чтобы сделать фото, она уже бежала дальше.

– Люблю это место, место слияния двух рек Оми и Иртыша, – пятясь назад, говорила она.

– Оль, а расскажи о себе, о семье своей – попросила я, остановившись и фотографируя ее. Мне было интересно узнать о ней все.

– По сравнению с твоими дворцовыми интригами мне и рассказывать то нечего. Ольга замедлила шаг и начала:

– Разрешите представиться, наследница австрийского престола Ольга третья.

– А если серьезно?

– Мама преподает, – коротко отвечала она.

– А отец?

– Про отца сказать не могу, потому, как не знаю о нем ничего.

Я смекнула, что это больная тема для нее, хотела, было перевести разговор, но она продолжала:

– Сколько мать не пытала, не колется. Подозреваю, что до сих пор любит его. Да, такие вещи утаить невозможно, – говорила она, пиная мокрую землю носком своего ботинка. Ухажеров выше крыши, куры строят, а она ноль внимания на них. Давай лучше я щелкну тебя на память на фоне крепости, – вдруг предложила она.

– О, давай! – сказала я, выбирая позу. Интересно, сколько человек могла вместить в себя эта крепость? – вслух подумала я.

– Сколько человек? Человек и есть крепость. Ты крепость, я крепость, – сказала она.

– Крепостью духа? – продолжала я размышление.

– Нет, ты не поняла. Крепость от слова крепостной, – сказала она, наводя камеру на меня.

– Так человек крепость или все же крепостной? – запутавшись, спросила я.

– Если ты крепостной в своей собственной крепости, у меня для тебя плохие новости, – заключила она.

Баржа неслышно прошла по реке к своей пристани.

Я постепенно погружалась в ее мир. В один из дней идя на учебу привычным маршрутом слушая в наушниках ту музыку, что Ольга записала для меня, я задумалась и не заметила, как передо мной точно из-под земли вырос Влад, подкарауливая меня.

Влад всегда умышленно старался сесть за парту впереди нас. Самопровозглашенный староста группы, с головы до ног вымазанный гелем, в бессменном, идеально выглаженном сером костюмчике, со значком университета прицепленном к борту пиджака. Он всецело домогался симпатии одногруппников. Его бесило наше с Ольгой безразличие к жизни группы и к его персоне в частности.

– Опаздываем, Александра, – сказал он спесиво, скрестив руки на груди.

Сняв один наушник, не отводя с него взгляда, я вынула правую руку из кармана и, посмотрев на часы сказала:

– Я смотрю, ты тоже не особо спешишь. И продолжила свой путь, обойдя его.

– Могу дать математику списать, – растерянно крикнул он. Знал гад, на что давить.

– Сегодня нет математики, – отрезала я.

Исчерпав все аргументы, он спросил напрямую:

– Я же вижу что ты наш человек, зачем с неудачниками водишься?

Оторопев от его самоуверенности, я остановилась, вытащив второй наушник:

– Чё?

– Ольга. Чего ты с ней возишься?

– Чей я человек, повтори? – закипала я.

– Наш. Такая же, как я.

– Я сама своя. Понял? А если говорить об Ольге, так ты и в подметки ей не годишься, – развернулась я и пошла дальше.

– Александра, но.., постой, – обгоняя, звал он. А может у вас любовь?