Пришедший изо льдов

Провидица помолчала.

– Митрофан, – наконец начала она, – то, что ты с этими людьми оказался на этой дороге неспроста. Духи времени мне об этом сказали…

Хранитель озадачился. Невольно он стал посматривать на княгиню, как и она на него.

– Наше путешествие суждено? – с волнением Митрофан переспросил.

– Да, – подтвердила провидица. Она отложила поднос и поставила перед гостями табурет. На него опустила глиняную чашу наполненную водой. Закинула в нее разной масти сухие цветы, что бережно собирала по весне.

– Что она делает? – прошептала неугомонная Аксинья.

– Тсс… – шикнул на нее Митрофан.

Торговка набычилась. Почему вечно ей затыкают рот? Она что, права не имеет высказываться?

Волгава тем временем склонилась над чашей и шептала что-то неразборчивое. По обрывкам слов, путники поняли, это древний язык. Никто на нем в Белозерье не говорил много сотен лет. Звучали древние слова лишь на устах колдунов.

Вода в чаше чудесным образом забурлила, закипела, словно крутой кипяток. Провидица резко выпрямилась и обвела присутствующих взглядом. Глаза Волгавы наполнились цветом, засияли синей краской.

Она заговорила:

– Духи по белу глаголют. Идти им навстречу судьбе, навстречу Великому холоду. Там жизнь начнется новая. Заключен будет ряд. Великий воин придет на земли Белозерья. Отцу лишь по силам вырвать его из тех рук, что во зло обратить его желают…

Аксинья вздохнула и подумала: «Она сама понимает, о чем болтает?». Огляделась по сторонам. Все слушали затаив дыхание. Внимали каждому слову провидицы, ведь ее устами ведали духи. Каждый понимал предсказание по своему, кроме Акси. Торговка ни слова не поняла.

Настасья проснулась. Ее взор устремился на потолок, сложенный массивными досками. Горница была заполнена полуденным светом.

Проболтали всю ночь с Павой, только под утро угомонились и уснули.

Помощница кухарки еще сладко спала, раскинувшись на лежаке. За много лет она впервые проспала работу. Не явилась с первыми петухами на кухню. Обед. Она проспала до обеда!

Настасья не стала будить Паву. Умылась. Наспех заплела косу, собралась и лишь тогда подошла к печи.

– Пава… – тронув девушку за плечо, сказала хозяйка горницы, – просыпайся. Проспали все на свете…

– Настасьюшка, – потягиваясь, пропела Пава. – Что проспали?

– Обед.

Одного слова было достаточно. Пава осознала весь масштаб своего проступка. Боже! Проспать и не явиться на службу! Что ж теперь с нею будет!

Девица ураганом соскочила с печи, распрощалась с Настасьей и побежала к тетке Казе. Повинную голову меч не сечет. На это была надежда провинившейся девицы.

Настасья вышла следом и направилась в Царские Палаты. Она решила поговорить с Лютом. В расстроенных чувствах, девушка не выяснила некоторые моменты. Например, откуда воеводе известно, что Митрофан сбежал с Елизарой? Кто еще может ей об этом сказать, не стыдясь в глаза? Все-таки сердце супруги Хранителя было не на месте. Не могла она до конца понять и осознать, что ее семейная жизнь рухнула, растаяла, как снег под жарким солнцем.

Твердо уверилась Настасья про себя, если дознается до Лютой правды, сама всему честному народу заявит о разрыве союза с Митрофаном. Жить с предателем она не станет. Лично отнесет прошение на Царский суд.

Уверенным шагом Настасья добралась до Палат.

Удалой стражник сказал:

– Нет воеводы в Палатах. Отбыл до княгини Исге. Позже наведайся!

Отказалась Настасья уходить, осталась у крыльца в ожидании Лютого.

Лютой вошел в большой каменный терем. Стены белые, наличники расписные. Один из видных теремов Велиграда. Проживала в нем княжеская семья. У старого князя была единственная дочь Исге. Красавица белая лицом, зелена глазами. Жгучие рыжие волосы. За стеной в деревни поговаривали, мол, она ведьма, а если нет, то колдовству все же обучена.

Воевода расположился в парадной горнице. Мужчина прибывал в волнении. Сейчас она спустится до него.

– Воевода, с чем пожаловал? – осведомилась молодая княжна.

Лютой облизнулся.

– Исге, хочу пригласить тебя, – он замялся, – на прогулку до озер.

Девица вздохнула, и присела рядом на лавку, придерживая сарафан из красной парчи.

– Лютой, сколько раз тебе говорить? Я за тебя не пойду! – Она кокетливо смерила воеводу взглядом зеленых глаз. – Я в мужья Царя хочу или Царевича, но не воеводу.

Мужчина тяжело задышал. Облизнулся.

– Исге, – перейдя на шепот, заговорил он, – все будет, я сделаю тебя Царицей!

Девица приблизилась к нему, да так сильно, что он почувствовал ее сладковатый аромат.

– Лютой, когда? Сколько ты мне обещаешь? Я пока буду ждать в девках останусь! – Исге вскочила и звонко засмеялась.

Воевода сглотнул.

– Скоро милая моя, скоро…

– Ну, коль скоро, – закружившись в танце с невидимым кавалером, прощебетала княжна, – тогда подожду… наверное…

Соблазнительница вновь рассмеялась и ускользнула из-под его взора за пределами горницы.

Воевода рассердился. Топнул ногой. Ему более всего хотелось заполучить эту деву. Во-первых, Исге была дочерью Завида, князя с древней родословной. Породниться с ним означало для воеводы войти в высшие общественные круги. Во-вторых, она была единственной дочерью у старого князя, значит наследница большого богатства. Ох, сколько у князя было золота, серебра, да камней драгоценных – не сосчитать! И, в-третьих, сама чертовка хороша была. Талия осиная, попа заморский орех. Каждую ночь во снах приходила к воеводе. Манила его, а потом исчезала.

Лютый не намеревался просто так отступить. Он мог бы договориться с ее отцом и жениться на ней против воли, однако закавыка заключалась в том, что старый князь любил дочу больше жизни и шел у нее на поводу. Старый пень! А этой егозе подавай Царя иль Царевича!

Ну, ничего, воевода придумал коварный план. Исге будет его!

Выйдя на улицу, интриган перевел дух. Как же она была хороша! До того, что у воеводы давление скакало, словно жеребец.

Еще чувствуя ее сладковатый аромат, Лютой подошел к своему скакуну и взглянул на небо.

Ярко светило солнце. Кое-где размеренно плыли невесомые облака. Стайки птиц взмывали ввысь.

Взгляд воеводы задержался на горизонте. Над Северными горами нависли тяжелые тучи. Они громоздились на вершине самой высокой горы, будто она их извергала. После, закручивались клубком и расползались по горизонту.