Пришедший изо льдов

Выпалив это, Пава осеклась. Повисла пауза.

– Что там с Елизарой? – растерянно спросила Настасья. Она показалась из-за печки и заглянула на лежку. Пава смущенно прикрылась одеялом. – Расскажешь?

– Настасьюшка, прости, – взмолилась девушка. – Я по глупости своей сболтнула…

Настасья вздохнула полной грудью и выдавила улыбку.

– Не бери в голову, лучше поведай мне все, что знаешь.

– Это ж слухи по Палатам гуляют, окаянные… – начала отнекиваться помощница Кази.

– Мне интересно, – стиснув зубы, проговорила Настасья, продолжив греть молоко.

Огонь в печи потрескивал, наполняя горницу теплом и запахом дыма. Девушки устроились за столом. Пили теплое молоко с медом, заедая пирожками со щавелем.

Щеки Павы зарумянились. То ли от молока, то ли от смущения.

– В Палатах давно болтают, мол, твой Митрофан с княгиней романтику крутит… – Пава посмотрела по сторонам. – А сейчас Елизара пропала. Все на ушах. Токма найти ее не могут… говорят, с Ми… Митрофаном сбежала…

– Кто-нибудь застал их за постыдными делами? Очевидцы в толпе сплетников найдутся? – рассудительно заметила Настасья.

– Кто признается? – махнула рукой сплетница. – Я могу токма за себя сказать… На служения в Палаты поступила я в раннем возрасте. Тогда еще Ачима была Царевной. В подружках у нее ходила княжна Елизара. Митрофан был при отце в его кузне. Однажды Царь Батюшка распорядился установить новые ворота в Палатах. Заказ отдали кузнецу Веславу.

Пава говорила без умолку, а Настасья с интересом слушала. Эта история приключилась до ее появления в жизни мужа, отчего становилась, особо интересна.

Веслав работал всегда один, пришлые в его большой кузне не появлялись. На подхвате носился только Митрофан. Тогда мужчина был молод, даже борода-то толком не росла.

В очередное пребывание по делам заказа в Палатах Царских, Митрофан остался во дворе один. Без отцовского пригляда. Царевна с княжной в окружении нянечек, возвращались с прогулки. На дворе конь Ачимы до одури испугался кошку и встал на дыбы. Царевна в седле удержаться не смогла и с криком полетела на брусчатку.

Молодой паренек не растерялся, подхватил царскую дочь. После этого случая, паренек начал частенько захаживать на царский двор. Пава лично видела, как Митрофан прогуливался с девчонками. Весь двор судачил о романе Ачимы с молодым кузнецом. Царевна всячески продвигала его при Царе. Службу он получил не за простые заслуги при дворе, а как выходило, за романтические отношения с Царевной.

Так продолжалось несколько лет.

– А потом, – продолжала Пава, – у Ачимы жених объявился. Царь Батюшка дочу сосватал за чужеземца. Я думала, все, Митрофанушка на дворы боле ни ногой! Ан нет! Продолжал бегать как заводной.

Сплетница перевела дух.

– А однажды, я пошла картошку чистить, и увидала, как Митрофан застыл у дальней стены. Глаза горят, сам трепещет. С вожделением на окна Палат глядит. – Пава смутилась. – Я, честно доложу, случайно заметила, чего он там разглядывал… там, у окна… стояла Елизара. С нею он в гляделки играл. Романтика у них не первый год…

Настасья поникла.

– Почему же он на ней не женился, коли у них столько лет романтика пылает?

Помощница кухарки закатила глаза.

– Знамо дело! Митрофан сын кузнеца, а она княжна! Им никто согласия на союз не дал бы тогда… как и сейчас… Елизаре подыскали жениха, красавца князя Колояра.

В горнице воцарилось молчание. Пава смотрела на Настасью. Видела, как болит ее душа из-за предательства мужа. Как страдает эта красавица, но помочь никак не могла. Еще немного посидев, девушки улеглись спать.

Ночь выдалась холодная. Аксинье показалось поначалу, будто отморозила пятую точку. Она осмотрелась. Костер тлел. Вокруг все сковал иней. Словно все превратилось в серебро. Колючие ветви елей, трава, лесная тропа, княгиня, которая с головой скрылась под кафтан Митрофана.

Чуть поодаль под сосной дремал Серго. Мужчина сидел на шигле, опершись спиной о ствол дерева. Ноги вытянул, руки подобрал. Ощетинился. Все-таки есть в нем что-то.

– Серго, ты спишь? – прошептала Аксинья.

Он не ответил.

Акси села поправляя косу.

Все-таки есть в нем что-то.

За кустами послышались шаги. Через минуту показалась голова Митрофана. Он собрал хворост.

– Выпьем чаю и в дорогу, – закидывая ветки в разгорающийся костер, бормотал Хранитель, – к обеду доберемся до места.

Елизара скинула кафтан Митрофана и сладко потянулась.

– Доброе утро!

– Доброе, княгиня… – почти хором ответили путники.

Подкрепившись, они двинулись в путь. Серго старательно пытался увлечь Аксинью с собой и в какой-то момент ему это удалось. Хранитель остался чуть позади с Елизарой.

– Как тебе служится? – спросила она и улыбнулась.

– Добро служится, – ответил Митрофан. Мужчина иногда кратко смотрел на нее, стараясь, не встретится с нею взглядом.

– Я рада, что ты Хранитель, – сказала Елизара.

Сердце Митрофана заколотилось. Странное волнение обуяло и княгиню. Ей хотелось поговорить с мужчиной, вот только слов она никак не могла подобрать.

– Я слышал ты, княгиня, за море собираешься? – спросил Митрофан и сразу пожалел об этом.

Елизара посмотрела с удивлением на него. Его взгляд блуждал по тропе.

– Да, мы планировали с мужем отбыть в его родные края, – не сводя с собеседника глаз, ответила княгиня. – Теперича уж не знаю, получится ли…

Митрофан глянул на нее, и они наконец-то встретились взглядами.

– Почему же?

– Друг мой, Митрофан, – вновь улыбнулась Елизара, – в Белозерье дела темные творится стали, не до поездок мне. Это мои родные земли, в такой час покинуть их не могу.

Серго пытался в который раз заговорить с Аксиньей, но она шла молчком, а при его попытках шикала на него:

– Ксиня…

– Тише, Серго, – недовольно бубнила торговка. – Из-за тебя ничего неслышно. Чего ответила княгиня Митрофану? Молчи, а!