АGONY

рукой сжимал мою правую руку, массируя и заставляя застывший от напряжения кулак расслабиться и разжаться.

– Нет, нет! Я все испортила! Понимаешь? Окончательно испортила! Они заставили меня думать, будто я во всем виновата, но это не так! Не так! – я уже кричала. Кричала и моя душа от боли, что столько лет сидела глубоко в ней, мечтая обрести долгожданную свободу.

Слезы солеными ручьями скатывались по щекам, и я не успевала вытирать их.

– Посмотри на меня! Бэбби, я прошу, посмотри мне в глаза, – парень обхватил мое лицо руками, нежно убирая мокрые дорожки от слез с него большими пальцами.

Я все еще продолжала плакать, всхлипывая и трясясь.

– Еще и ты! Я всегда чувствую потребность за все оправдываться перед тобой! Что бы я ни сделала или ни сказала. Потому что мне хочется, чтобы ты находил меня особенной, потому что я не хочу быть такой же серой массой, как и остальные для тебя! Рядом с тобой хочется быть лучше, открывать себя настоящую, а не тот образ, который из меня слепило для себя общество! Ты стал моим единственным спасением, верой в лучшее и потом просто исчез. Где ты пропадал эту неделю? Почему от тебя не было ни единой весточки?

Томми отстранился и виновато опустил взгляд, будто сожалея, но я не понимала, о чем именно он сожалел. Была ли эта обычная жалость к истерящей плачущей девушке, или же он действительно чувствовал вину за то, что буквально исчез после несостоявшегося поцелуя.

– Бэб, я… Черт, – кулаки и челюсть парня сжались, словно от нестерпимой боли и он с силой зажмурил глаза. Я не была уверена, что он дышал вообще, пока он шумно не схватил воздух носом и неуверенно посмотрел на меня. Его взгляд вдруг стал таким глубоким, но я не могла прочитать, что за ним стоит: сотня эмоций отражалась в его глазах, и он смотрел так пронзительно и так отчаянно, что у меня перехватило дыхание.

Я затихла, изредка шмыгая носом и, потупив взгляд в песок, стала вырисовывать на нем какие-то узоры пальцем.

– Тебе не нужно оправдываться, потому что я итак нахожу тебя особенной.

Ступор. Так я могу описать чувство, которое вспыхнуло во мне в тот момент.

– Меня жутко тянет к тебе, – он тихо продолжил, – меня тянет к тебе с самой первой встречи. И меня это жутко раздражает, что весьма мне несвойственно, но это действительно меня злит и раздражает, потому что я просто не могу себя остановить. Меня бесит наша общая невозможность быть вместе, потому что ты помолвлена.

Я перестала водить пальцем по песку и вскинула на него свои глаза, полные ярости.

– Мы не можем быть вместе даже по той самой причине, что я почти ничего о тебе не знаю, Том! – я снова вспылила. – Меня тоже жутко влечет к тебе, потому что ты заставляешь меня чувствовать себя как дома, но я ничего о тебе не знаю. Ты постоянно закрываешься в те моменты, когда не подкалываешь и не стараешься задеть меня.

Я обиженно хлюпнула носом и снова отвернулась от парня, когда он поднял на меня свой потерянный взгляд. Слова Томми зацепили меня и заставили мое сердце учащенно забиться, почти разрываясь от бабочек, порхавших в животе. Но я действительно не знала ничего о нем, и мне хотелось, чтобы он открылся мне хоть чуть-чуть. Сделал это, наконец.

– Когда мне было 6 лет, мама подарила мне двухколесный велосипед, как у взрослого. Я сломал его на второй день вместе с правой ногой, – размеренный хриплый голос эхом отозвался в моих ушах, когда я резко подняла глаза на парня.

– Что?

– А в 12 я первый раз поцеловался. Здесь, в этом самом месте под маяком с дочкой друзей семьи, у которых мы тогда гостили.

Я удивленно смотрела на парня, не понимая, к чему он ведет разговор. Мне казалось, что он просто несет бессвязный бред.

– А в 15 умер мой отец, и с тех пор моя жизнь колоссально изменилась.

Будто разряд тока прошелся по моему телу, заставляя содрогнуться каждую клеточку. Я боялась пошевельнуться, разрушив звенящую и давящую тишину, когда поняла, что он хотел сказать.

– Ты сказал, что он не живет с вами, – растерянно пробормотала я.

– Да, не живет, потому что не может этого сделать. Потому что уже давно мертв, – Томми горько ухмыльнулся. – Теперь ты знаешь.

– Ох, Боже, Том, я сожалею. Правда, мне так жаль, – я сжала его большую теплую ладонь в своих руках, заглядывая в его печальные глаза.

– Все хорошо. Больно было тогда, а сейчас все хорошо. Я уже давно смирился.

– Хорошо. Это действительно хорошо, потому что теперь я знаю, какая нога у тебя была сломана, – я попыталась чуточку растормошить парня и заставить его улыбнуться. И мне это удалось.

– Но я все еще не знаю, что ломала в детстве ты, так что, считай, я ничего о тебе не знаю, – он усмехнулся, за что я легонько ткнула его рукой в бок.

– Не передразнивай!

– Ох, да ладно, Бэбби, расскажи мне. У нас вся ночь впереди, – Томми кивнул головой вверх и я последовала глазами за его движением, с восторгом замечая бриллиантовую россыпь звезд на черном, как смоль, небе.

– Я ломала руку в седьмом классе, – со вздохом сдалась я.

– Здорово. И как это было? – в глазах парня зажглись любопытные озорные огоньки, из-за чего он буквально подпрыгнул на пятой точке и звонко хлопнул в ладони, в нетерпении потерев их после.

– Что ж, я качалась на качелях…

– Иисус, а ведь это только начало! – Эванз прижал правую ладонь к сердцу, драматично и показательно охнув. – А ты, оказывается, еще большая ходячая неприятность, чем я предполагал, Бэб Хетфилд!

Я рассмеялась и продолжила свой рассказ, временами утирая слезы, которые выступали на глаза от безудержного смеха.

Не смотря на наше общее веселье и хорошее расположение духа, после того, как я, наконец, смогла выкинуть весь ненужный мусор из головы и свободно вдохнуть полной грудью, мне все еще не давала покоя попытка Томми открыться мне. Я и предположить не могла, насколько этот парень был силен духом. Я не могла даже представить себе, что за маской беззаботного шутника скрывается нечто куда более серьезное. Мне казалось, что, когда он уходил в себя, это было только потому, что он не такой как все остальные. Он действительно был особенным, но он ценил жизнь, потому что сам побывал рядом со смертью. И хотя он сам не умирал, он знал, что такое, когда умирает близкий, он знал, что такое «умирать». Это, конечно, закалило его дух, но разве должна была такая закалка стать ценой жизни его отца? Не думаю.

Мир – чертовски несправедлив, жизнь – чертовски несправедлива, и этот мальчик был сильным вопреки всему.

И это была ночь, когда Том Эванз окончательно и бесповоротно заставил меня влюбиться в него.

12. Part 1.

В знаменитом романе Джона Грина «Виноваты звезды» есть такая фраза: «Я влюбилась – так, как мы обычно засыпаем: медленно, а потом вдруг сразу».

Вам наверняка знакомо состояние засыпания. Сначала все тянется размеренно, плавно и постепенно, а в следующее мгновение вы не замечаете, как уже спите. Это мгновение – и есть та самая исходная точка перемен. От этих нескольких секунд, на самом деле, зависит очень многое в вашей судьбе, как, например, у Хейзел, внезапно осознавшей, что она влюбилась в Огастуса. За считанные секунды можно спасти, казалось, безнадежно больного умирающего человека или успеть поставить галочку правильного ответа в тесте, который станет для вас тем самым заветным пропуском в университет мечты; за секунду вы можете сказать любимому человеку о своих чувствах к нему, не дав ему безвозвратно уйти и всю жизнь прожить несчастным без вас; за секунду можно щелкнуть затвором камеры, навсегда запечатлев сказочный летний рассвет, который вы встречали в компании друзей, в своих воспоминаниях; за секунду можно остановить любой спор, вышедший из-под контроля и грозящий нанести глобальный ущерб человечеству, и навсегда поставить точку в бессмысленной перепалке. Очень многое в жизни зависит от мгновения. И эта ночь стала как раз таким мгновением: томительным и растянувшимся мгновением, определившим нашу с Томми дальнейшую судьбу. Теперь все было в наших руках, перед нами было открыто множество дорог. Вопрос стоял лишь в том, какую из них мы выберем.

Мы раскинулись на холодном песке и болтали всю ночь напролет, не в силах остановить общий словесный поток. С Томом было так хорошо и уютно, что я совсем перестала думать о том, что меня волновало и расстраивало. Моментами мне было даже не столь важно, что именно говорил парень, важным было слышать его тихий хриплый голос, ставшим для моих ушей настоящей колыбельной: он успокаивал и завораживал, и мне хотелось, чтобы он не прекращал звучать ни на секунду.

В основном, наш разговор состоял из незначительных жизненных историй. И даже не смотря на то, что Томми был сам по себе довольно болтливым, он почти ни разу за ночь не затронул тему своей семьи, если того не требовалось рассказать в очередном смешном воспоминании. Но, тем не менее, парень сегодня был довольно откровенным, и это очень радовало меня. Он снова стал беззаботным оптимистичным Томом Эванзом, не уходящим в себя и болтающим со мной так, будто мы были знакомы целую тысячу лет.

Когда начало светать, Томми чуть приподнялся на локтях в ожидании рассвета. На море всегда фантастические закаты и рассветы, и хоть раз в жизни каждому человеку нужно обязательно проводить или встретить солнце на морском пляже.

Спать не хотелось совсем, и мы вдруг затихли, взволнованные предстоящим чудом природы, заворожено наблюдая, как первые лучи появляются из-за горизонта и скользят по воде, плавно переходя на наши лица и согревая их после ночной прохлады. Я села на плед, подогнув под себя ноги и обхватив их руками, и подставила свое лицо теплому солнцу, блаженно прикрывая глаза. Бодрящий морской бриз в следующую секунду осыпал маленькими капельками воды мое тело, а теплый ветер бережно убрал мои волосы за спину, позволяя им свободно развеваться сзади. Я вдруг ощутила, что невероятно счастлива прямо здесь и сейчас. И это стало еще одним мгновением, которое я хотела навсегда оставить в своей памяти.

– Да ты, оказывается, тот еще романтик, Том Эванз, – я улыбнулась, искоса поглядывая на Тома, когда солнце полностью поднялось над водой.

Он улыбнулся, оторвав свой взгляд от небольших волн, заливающих песок и едва касающихся его голых ступней, и посмотрел на меня.

– Я реалист, по большей степени. Романтизм во мне еще жив только потому, что это помогает окончательно не сойти с ума.

Я горько улыбнулась ему, прекрасно понимая, о чем он говорит. Должно быть, смерть отца не хило выбила его из колеи.

Мы оба тяжело вздохнули после, не сказав друг другу ни слова. Здесь не нужны были никакие слова. Я ценила то, что с Томми можно было просто помолчать, а это возможно далеко не со всеми людьми (так что, если у вас есть такой человек, можно с уверенностью сказать, что вы – счастливчик). И мне так хотелось остаться здесь, в этом мгновении, задержать и растянуть его еще хоть на немного, но реальность снова ворвалась в мою жизнь, окутывая ее шлейфом из черного дыма и постепенно возвращая меня с небес на землю, когда я вдруг вспомнила про сегодняшнее собеседование.

– Черт!