Геном Варвары-Красы, или Пикмалион

Две рюмки была норма Карена, когда плюсы спиртного уже есть, а минусов еще нет и не будет. Неизбалованный алкоголем организм уже ощутил приятное тепло и расслабленность.

– А вот скажите, Карен Ахмедович, чем же вам наш инцидент показался столь рискованным, если не секрет? – спросил декан, – Я, как вы знаете, в цели заказчика не лез, особенно учитывая, что тот ими явно не хотел делиться, но, мне кажется, они достаточно прозрачны, вы не думаете? И не вижу я в них ничего опасного, голубчик.

– Вы знаете, Григорий Иосифович, уж слишком уж много непонятного в этом проекте. Во-первых, ничего незаконного мы не делаем, откуда тогда вся эта секретность? Ну, выполняем мы заказ, сами даже не знаем, для кого. Что мы вообще можем разболтать такого? Да, признаю, заказ на искин интересный, прямо скажем, прорыв. Но на эту тему как раз никакой секретности нет, заказчик позволил статьи публиковать. Тогда что?

– Так, может быть, геном, который они нам передали? – предположил Варшавский, – В перспективе хотят запатентовать, но ведь когда посылают заявку на патент, приходится и всю новую последовательность раскрыть, и белки новые описать, а этого они пока что еще не хотят. Вот и хранят коммерческую тайну.

– Ну, человеческий геном не очень-то запатентуешь, – возразил Карен, – Но когда я его посмотрел, то тоже решил что-то подобное. У людей, сами знаете, геном очень одинаковый, а тут целый букет очень необычных генов. Понять, что они делают, сами знаете, практически невозможно, но полно белков, имеющих отношение к памяти. Причем ни много ни мало, к записи в память. Интересно, правда?

– Возможно, голубчик, возможно. И какие у вас идеи были по этому поводу? – декан явно вернулся в свой привычный стиль разговора.

– Была у меня идея, Григорий Иосифович. Причем беспокоящая идея. А уж не спящего ли агента мы растим? Со встроенной памятью. Сами посудите, с точки зрения коммерческой тайны самого генома, делать это в России – нонсенс. Ясно же, что госбезопасность всю переписку скопирует. Значит, не боятся этого. С чем я готов согласиться, скопировать они, может, и скопируют, но использовать не смогут, просто осядет в архивах. Но все-таки, если геном в секрете хранить, то лучше бы какую частную лабораторию где-нибудь в Швейцарии. Там с такими секретами куда лучше дела обстоят. Зато в Швейцарии любой выращенный андроид документируется с фото, отпечатками пальцев, радужки глаз, детальной группой крови и даже прикусом зубов. А у нас всего этого нет. Доказать, что это андроид, по сути, невозможно. И женское тело, оно тоже неспроста. Подложи такую какому политику, а потом она того по ночам станет уму-разуму учить. Тому, что на тех белках записаны. Как вам такая гипотеза?

Декан задумался, потом налил еще по рюмке коньяка и отпил из своей.

– А вам не кажется, что как-то это уж, если позволите так выразиться, чересчур фантастично, Карен Ахмедович? Вы же не хуже меня знаете, в каком состоянии находится наука. Мы память просто не умеем записывать через геном. Напрямую, да, научились с грехом пополам. Причем все больше пока с грехом и пополам, но хоть что-то можем. А так… записать в гены, и чтобы тело потом само все вспомнило? Фантастика какая-то, я даже не уверен, что такое вообще возможно. Я даже механизм такого переноса памяти представить себе не могу. И вообще, это вы намекаете на то, что только мы с вами, да санитары и смогут опознать этого андроида? И всех свидетелей потом… Не слишком ли уж запутано? Это уже, извините за выражение, какая-то совсем ненаучная фантастика получается.

– Ну, механизм я и сам не представляю. Но что, если он на этих генах и записан? Представьте, что эти новые гены в основном как раз и формируют механизм, который раскрывает генетическую запись и переносит ее в мозг?

– А почему именно генетическую, позвольте спросить?

– А какую еще? Больше-то ничего в геноме нет!

– Ну-ну, голубчик, мало ли что еще с памятью можно сделать? А если записывать аминокислотами произвольную информацию, то что, если они вдруг активируются? Так ведь можно на такие белки нарваться… Нет-нет, не спорьте, слишком уж фантастично.

– Вообще-то, вот и я такое сначала подумал, Григорий Иосифович. А потом еще кое-что узнал. Но было уже поздно отказываться.

– И что же, если можно поинтересоваться?

– Вы помните мою племянницу Машу, которая с мужем в Британском музее в Лондоне работает? У нее еще специальность интересная – генетическая археология. Расшифровывает геномы из древних захоронений.

– Помню, голубчик, помню, – кивнул Варшавский, – Большая умница, как и ее супруг. Я пару ее статей видел, интересные работы.

Карен вздохнул и все-таки превысил свою норму, опрокинув третью рюмку, проводив ее третьим ломтиком лимона и глотком чая.

– Так вот, ее я и попросил посмотреть присланный нам геном по своим базам, – продолжил он, – Так сказать, по-родственному. Около половины необычных генов нашлись. Угадайте где? У некоторых фараонов Древнего Царства в Египте! Было еще несколько интересных частичных совпадений. А вот почти полное соответствие нашлось только одно. Никогда не угадаете, где!

– Не томите, голубчик, давайте, рассказывайте!

– В смоленском захоронении тысячелетней давности, которое Маша со своим мужем как раз раскапывали перед получением работы в Британском музее!

– Но, позвольте, зачем этот-то геном скрывать? Там ведь и никакого секрета нет. Он ведь должен на интернете, в открытых базах лежать.

– Ну, в открытых базах он все-таки не лежал, Григорий Иосифович, иначе я бы сам его нашел. Но вот такое интересное совпадение.

– И какова же ваша гипотеза?

– Гипотеза, если позволите, дикая, попахивает очень странно, и приличному ученому говорить такое вслух не стоит, Григорий Иосифович, – начал Карен. Коньяк горячил кровь и незаметно развязал язык, – Так что, извините, публично я этого никому не скажу, только вам, лично. Собственно, потому и до сих пор никому не говорил, даже вам.

Он сделал паузу, но Варшавский смотрел на него молча, в ожидании, и Карен решился:

– А что, если это искусственный геном? Не спрашивайте меня, откуда он взялся – инопланетяне, демоны, ангелы, исчезнувшие атланты – не знаю! Но кто-то когда-то уже умел записывать генетическую память и сделал ее для чего-то. А потом искусственные гены, как обычно случается с искусственными генами, потихоньку растворились и исчезли из генофонда. Удалились естественным отбором как ненужные. И потому и остались только в древних захоронениях, и то не у всех особей. А заказчики наши как-то поняли, что они нашли, и сумели использовать этот геном для записи в человеческое тело своей собственной информации!

Варшавский задумался. Тишина повисла в кабинете, и ни один из собеседников не спешил ее нарушать. Наконец декан допил свою рюмку, поставил ее на стол, сделал паузу, зажевал коньяк лимоном, и, в конце концов, сказал:

– Знаете, голубчик, интересно. Ахинея, если позволите мне так сказать, но очень интересно. Я даже не знаю, что и сказать на это. Тут надо еще много подумать. И знаете, пожалуй, вы правы, Карен Ахмедович, давайте лучше считать, как сначала, что нам просто сделали заказ из элитного западного борделя. Как-то спокойнее будет.

Ого, подумал Карен, чтобы Варшавский так выражался, нужно его сильно встряхнуть. Но вслух говорить он ничего не стал и только согласно кивнул головой. Тем более, что так думать и правда было куда спокойнее.

?

В переулке стояли трое. Девушка лет двадцати пяти с роскошной русой косой, огромными синими глазами и чистой, как у младенца, кожей лица. Она, наверное, была бы очень красива, если бы не мешковатая, полностью скрывающая фигуру синяя физкультурная форма. Двое других были явно помоложе, лет по двадцать. Парень среднего роста с короткими, аккуратно подстриженными темно-русыми волосами и атлетической фигурой, одетый в рубашку, джинсы и кроссовки, с недовольным лицом потирал правую коленку. Другая девушка, невысокого роста, в аккуратной юбке ниже колена, легкой кофте, темных колготках и туфлях на низком каблуке, смахнула за ухо блондинистые волосы, подстриженные в стиле каре «драная кошка». Затем сквозь увеличивающие огромные стекла очков она скептически посмотрела на своих спутников и спросила:

– Ну, хорошо, мы выбрались. Что теперь?

Вопрос был явно риторический. Русоволосая красавица его проигнорировала, поскольку грызла крошечный арахисовый орешек, держа его у рта обеими руками. А при взгляде на парня было очевидно не только то, что он тоже хотел бы знать ответ на этот вопрос, но то, что он никогда в жизни не признается в этом. Тем не менее, огромные синие глаза верноподданически уставились на него, явно ожидая мудрых решений. А когда женщина на свою голову и другие части тела требует от мужчины решений, тот обязательно чего-нибудь нарешает.

– Надо ее в посольство отвести. Джери, ты откуда? Из какой страны? Тебе в какое посольство надо? – спросил парень.

Джери, а это была именно она, услышав свое имя, задумалась.

– Голландка! – выдала она после паузы и случайно проглотила остатки орешка. Посмотрев взглядом, полным разочарования, на свои руки, она тут же забыла о заданном ей вопросе, переключила внимание на Натку и с восторженным молящим взглядом пискнула:

– Орешек?

Та вздохнула и выдала требуемое. Джери тут же отключилась, вновь занявшись едой.

– Ну, по крайней мере, теперь понятно, почему она так любит сыр, – мрачно пошутила Натка, – И как мы ее доставим в голландское посольство?

– Надо ее куда-то в безопасное место доставить, а потом предупредить посольство – и пусть они ее сами забирают! – выдал идею Петя.

– Куда? К тебе?

– Не, ко мне далеко, через полгорода на метро ехать…

– Я в трех остановках на троллейбусе отсюда, – неосторожно сказала Натка, тут же сообразив, что ненароком выступила добровольцем, и попыталась открутить свое предложение назад, – Вот только что родителям скажем?

Увы, было уже поздно. Петя, приняв идею к исполнению, был уже как бронепоезд – не остановить и не свернуть, разве что под откос.

– Скажи, что новая студентка, иностранка из Голландии, нужно, где пожить, пока ее в общежитие оформляют! Заодно и понятно, почему она по-русски через пень в колоду, и странности все спишутся.

Женская прагматичность выражается не только в том, что они не любят заниматься глупостями. По крайней мере, тем, что они сами считают глупостями. Это включает и нежелание переубеждать тех, кто глупостями заниматься более чем склонен, например, мужчин. С точки зрения Натки, это был как раз такой случай.

– Ну, хорошо, – с сомнением сказала она, – Только надо везти ее на троллейбусе или автобусе, пешком слишком далеко.

– Ничего, на билет у меня хватит! – гордо отмахнулся Петя.

?