Геном Варвары-Красы, или Пикмалион

– Ты что? Они ж наверняка в доле! Отдадут ее бандитам, а то еще и нам достанется. С ними слишком много знать – опасно! Прибьют, и никто не узнает, где могила! Надо ее отсюда вывести как-то. Тихонько. Причем не мимо вахтера.

– В таком виде? – не нашла ничего лучшего ответить Натка. Странным образом, умом она отлично понимала всю бредовость Петиного утверждения. Но где-то на эмоциональном уровне ее захватила идея помочь бедной иностранке, пытающейся сбежать из полового рабства у вахтера Кошкина и его вездесущей мафии.

Вахтера, надо признать, она тоже очень не любила, поскольку имела тенденцию забывать пропуск в другом кошельке или на столе. Да и надо признать, умел вахтер изобразить этакого вратаря на страже государственных границ и секретов, так что каждому попавшемуся ему под руку хотелось на луну выть. Набить морду вахтеру тоже многим хотелось, но пока что еще никто не решился. Студенты, гости и даже младшие сотрудники и преподаватели ненавидели его всем сердцем. Как тот ухитрился выжить при всеобщей нелюбви – неясно. Тем не менее, ему это вполне удавалось, и он уже много лет был незыблемой и очень характерной чертой факультета, почти как бронзовый памятник Менделееву во дворе, которому каждую сессию начищали нос на удачу, а под Новый год подвыпившие студенты вставляли в руку пустую бутылку из-под изобретенной им водки. Впрочем, оставлять ценный напиток каменному гостю пока что ни у кого рука не поднялась.

В общем, каким-то непонятным ей самой образом Натка из режима ведомой переключилась в режим локомотива всей этой бредовой активности и стала раздавать команды.

– У меня физкультурная форма на кафедре лежит! Надо забрать и одеть ее. А дальше – как-то выводить!

– Я знаю, как, – сказал Петя, которому способы избежать дотошного вахтера были знакомы не понаслышке. Особенно в ходе его приключений на первом курсе, – У выхода с курилкой забор низкий, там с обеих сторон ящики стоят. Перелезть – раз плюнуть.

– Тогда я – за формой, – заявила Натка, – Нет, стой…

Она поглядела на голую девицу, потом на Петю.

– Нет, давай лучше ты за моей формой сбегаешь, а я тут с ней подежурю. Все-таки она голая, а ты парень. Найдешь? Это на кафедре, возле стола Карена Ахмедовича, он мне позволяет там оставлять портфель, форму. Сможешь?

– А то! – ответил Петя, получив подробные указания и спеша их исполнить, – Я щас, мигом! Вон еще два бутерброда, если надо будет. Да и сама не стесняйся, если хочешь.

Натка хмыкнула насчет бутерброда, представив себя в голом виде на парте, грызущую кусок сыра… Но все же решительные действия Пети, равно как и столь же решительное принятие к исполнению её, Наткиного, плана заставили её взглянуть чуть иначе на сокурсника. Вон не просто принял указания, они у него просто прямо в ноги провалились, минуя мозг. Еще дверь шатается, как быстро улетел. Как ни странно, спрашивать, а имелся ли у того мозг, чтобы его пропустить по дороге в ноги, не хотелось. Не о таком умном мальчике. Появилось какое-то приятное теплое чувство… Нет-нет, никаких бабочек в животе, вы, это, что, сдурели? Тем не менее, каким-то невероятным способом Петя ухитрился за последние пятнадцать минут заработать одобрение аж двух женских сердец…

На минуту накатило что-то непонятное… Может, это был здравый смысл? Боже, во что же она вляпалась??? Впрочем… Натка взглянула на занятую сыром незнакомку.

– Так тебя зовут Джери? – спросила она.

– Джери, – пискнула та в ответ.

– А меня Наташа.

– Та-ша, – повторила по слогам Джери на английский манер, потеряв первый слог. Она уже догрызла бутерброд и опять примерилась к пропитанной сырным жиром салфетке.

Вздохнув, Натка вручила ей следующий бутерброд. Схватив тот в руки, Джери взглянула на девушку с чем-то вроде благодарности во взгляде и вернулась к обгрызанию сыра.

?

Самочку альфа поймал и привел обратно, но детенышей делать почему-то не стал. Дылды издавали звуки, кажется, это называется «говорить», но увлеченная сыром Джери не очень слушала. Сыр, правда, уже закончился, но мягкая белая штучка в лапках пахла тоже хорошо. И тут альфа попытался отнять ее у Джери.

– Сыр! – пискнула она, обиженно и жалобно поглядев на альфу.

– Ты ей другой бутерброд дай, – сказала самочка, и, о чудо, альфа и правда вручил ей еще один кусок сыра. Бросив благодарный взгляд на самочку, Джери вновь принялась за еду. Вдруг ее внимание привлекло знакомое имя:

– …от кого она бежала? Её Джери зовут. Ей что, что-то грозило?

Слова сложились во что-то осмысленное, она вспомнила упавшую на нее тень, испуг, заставивший ее убежать, и ответила:

– Кошки!

– Она убегала от кошек? – спросила самочка.

– Кошки! – подтвердила Джери.

В ответ альфа выдал нечто длинное, непонятное и включающее что-то вроде «кошкина». В словаре фамилии вахтера, разумеется, не было, но было прилагательное. Мемы в мозгу некоторое время активно взаимодействовали, и Джери поняла, что убежала она и правда не от кошки, а от кошкиной тени!

– Кошкина, – подтвердила она.

– … А то ведь страшно подумать, что Кошкин с ней сделает!

Что с ней сделает кошка, Джери отлично представляла. Правда, раньше у нее не было слова для обозначения этого действия, но в загруженном словаре оно было и, как ни странно, тут же нашлось.

– Съест! – с готовностью подтвердила она.

Дылды еще о чем-то пошумели, и альфа куда-то убежал.

– Так тебя зовут Джери? – спросила самочка.

– Джери, – согласилась она.

– А меня Наташа.

– Та-ша, – повторила Джери. Встроенные алгоритмы распознавания речи для начала переводили звуки в текст, а потому повторение “-ня на-” было воспринято другим слишком умным алгоритмом как опечатка, и первый слог «Наташи» был удален.

Сыр опять кончился, на этот раз кусочек был не таким большим. Впрочем, еще есть эта белая, мягкая и хорошо пахнущая. Самочка вздохнула и дала Джери еще один кусок. Надо же, какая она! У нее даже есть свой сыр! И Джери очень захотелось стать совсем-совсем такой же. Как эта. Та-ша!

?

Раздав указания, Карен Ахмедович вернулся на кафедру и стал ждать. Вообще-то, как завлаб, он имел еще и личный кабинет, но кафедра была удобнее тем, что кабинет декана, по совместительству, завкафедрой, был тут же, рядом. Так что, если что, то Григорий Иосифович будет под рукой. А так, делать было, в общем-то, уже нечего. Пара санитаров дежурила вместе с вахтером, четверо других прочесывали территорию факультета. Еще один человек тем временем приводил палату номер 15 в порядок. Если найдут – тут же дадут знать. В общем, все были заняты делом, а ему самому не оставалось ничего другого, кроме как ждать. Усевшись за стол, Карен честно попытался почитать вполглаза заинтересовавшую его статью с предложением новой техники составления карт мозга, но в окружающем бардаке наука упиралась руками и ногами и, растопырившись изо всех сил, категорически отказывалась лезть в мозг.

Что, в общем-то, неудивительно. Шестое чувство с главным органом сзади чуть ниже поясницы просто вопило, что дела плохи, мышку они не найдут, а неприятностей огребут по самое нехочу. Причем, что мышку не найдут, Карен был в принципе согласен. В запутанных коридорах и уголках факультета, наполненного – он чуть было не подумал «молодыми балбесами», но тут же поправился и мысленно продолжил чуть вежливее – студентами и аспирантами, найти человека практически невозможно. Разве что она прямо по коридору будет голышом бегать.

Хотя даже это вряд ли кого удивит, подумал он, вон в студенческом общежитии и не такое случалось. Два года назад там завели и несколько месяцев прятали от вахтеров и преподавателей самого настоящего генномодицифированного тигра. В черно-зеленую полоску, причем зеленые полоски призрачно флюоресцировали в темноте оттенками синего и голубого. И ничего. Попались молодые любители животных на том, что одной ночью психоделическая зверюга вылезла на общую кухню и укусила обкурившегося в хлам единственного на факультете индуса. Так сказать, две родственных души нашли друг друга. Тигра сдали в зоопарк, а индуса, пострадавшего от тигра в основном морально, пришлось с позором выпереть из университета. Не то чтобы преподаватели не были в курсе увлечений принятого на коммерческой основе студента из солнечной Индии, но после вызова полиции и составления протокола отвести в сторону глаза оказалось, увы, уже совершенно невозможно.

В дверь вошел Петя Соболев. В принципе, толковый мальчик, особенно с тех пор, как за ум взялся. Еще один кандидат в аспиранты, подумал про себя Карен, поднимая глаза на студента.

– Карен Ахмедович, меня Курицына прислала, у нее тут где-то физкультурная форма лежит…

Ого! – подумал Карен, – Sic transit gloria mundi… А я-то надеялся, что она научной работой будет заниматься. С таким кавалером Курицыной и ребенка заводить не надо, вон один уже есть. С другой стороны, если обоих в аспирантуру взять, наоборот, может, друг друга в работе будут поддерживать. Будут, как Пьер и Мария Кюри… главное, чтобы не размножались до защиты диссертации.

– Вот тут, Петя, – дружелюбно сказал он вслух и указал на бесформенный мешок, лежащий под гостевым стулом рядом со столом.

– Спасибо, Карен Ахмедович! – откликнулся Петя, схватив мешок, – Ну так я пойду? Меня там Натка ждет.

– Иди, иди, Петя, не заставляй девушку ждать, – махнул рукой Карен, глядя, как тот исчезает за дверью.

Да-а… вернулся Карен к размышлениям о последних событиях. Он просто задницей чуял, что заказчики подобный инцидент так просто не оставят, не те люди, чтобы с ними шутки шутить. И кстати, даже если все пройдет нормально, надо будет все равно растить новое тело, так что в Лондон через две недели он наверняка не попадет. Надо бы племяшку предупредить. Вынув из кармана планшет и открыв почту, он начал тихонько, в миниатюрный микрофон, спрятанный в оправу очков, диктовать письмо:

«Здравствуй, дорогая Машенька,

Пишу тебе, что моя поездка к вам может сорваться. Помнишь тот проект, где ты помогла нам уточнить историю предоставленного нам генокода? Так вот, результат у нас сбежал в буквальном смысле этого слова. И если все будет хорошо, я буду занят исправлением этой глупейшей ситуации…»