Пандемия любви

– Вот и отлично, – кивнул он наконец. – В таком случае, я буду спокоен за вас. Пойдёмте, провожу. И покажу вам ванную.

* * *

Солнце пролезло сквозь шторы, и лучи падали на подушку, щекоча ей нос. Лена открыла глаза и чихнула. В лучах танцевали пылинки, и мягкие тени ложились на стены.

Она блаженно потянулась и снова прикрыла глаза. За окном гудели машины, но вроде бы не так, как обычно, и вообще весь фон казался непривычным, особенным. Что-то было не так.

Сразу обрывки картинки срастаться не хотели, Лене пришлось сделать усилие… сосредоточиться, собрать мысли.

И тут… она всё вспомнила. Горячая волна жарко обдала ей щёки, и дышать стало тесно.

«Этого не может быть…»

В голове пронеслась вереница кадров: голый мужчина на лестнице, дождь, искажённое лицо мужа, разверстые сумки, таксист, отъезжающий от чужого подъезда…

Она резко села и спустила ноги с кровати. Вова заворочался, вылез из-под одеяла и звонко, с оттяжкой зевнул.

– Вот это да, – сказала Лена, и Вова пододвинулся ближе, пытаясь затолкать свою огромную голову ей под локоть. Она обняла его за шею и повторила тихо:

– Вот это да.

Вова поднял на хозяйку глаза, ожидая продолжения. Ситуация его нисколько не беспокоила, даже вполне устраивала: хозяйка находилась рядом, и это было для него самое главное, а все остальные существовали постольку-поскольку, – он был рад пообщаться с каждым и моментально забывал о его существовании, едва за ним закрывалась дверь.

– Ну что ты смотришь? Сказать мне абсолютно нечего, – она почесала собаку за ухом. – Нечего, понимаешь? Кроме того, что дома у нас с тобой теперь нет. Остаётся податься в ночлежку, а вещи сдать в камеру хранения. Так что будешь сопровождать меня на работу. Как тебе такая мысль?

Видимо, идея Вове понравилась, потому что он извернулся и потёрся лбом о её руку. Пёс любил Лену с неистовой преданностью, явно тоскуя и теряя аппетит в её отсутствие и демонстрируя абсолютное детское счастье, когда она возвращалась домой.

– Да я знаю, что ты не в претензии. Только вот мне-то что делать? Куда нам с тобой деваться? И вообще, как теперь жить…

Ещё мало что понимая в происходящем, Лена слезла с кровати и, пересев в кресло, глубоко задумалась. Вова пристроился в ногах.

«Зарплата как раз в понедельник. Если всё отдать за жильё, ничего не останется. Хотя… можно, наверное, занять денег и снять какую-нибудь комнату. Да, это, пожалуй, мысль. Только где её искать, эту комнату? По газете, что ли… Риэлторы запросят кучу денег. А вдруг ещё потребуют заплатить за несколько месяцев вперёд? Тогда не хватит. Ещё ведь жить на что-то надо.

Может, посоветоваться со Светкой? О-о-х, как не хочется всё это рассказывать. Идиотская, унизительная история. Какая-то киношная и попахивает дурным вкусом. Светка добрая, но очень любит подробности, а мне сейчас это жевать – хуже смерти. Да и маме рано или поздно придётся всё выложить. Но вот маме уж точно без подробностей, а то я такое выслушаю! Я знала… я предупреждала… и всё такое прочее. Уж не говоря про Николая Иваныча. Он Серёжу вообще едва терпел. Называл вертопрахом».

Почему именно вертопрахом, отчим не объяснял. Просто хмурился и недовольно махал рукой.

В понимании Лены муж был человеком серьёзным и сосредоточенным, хотя, конечно, довольно эгоистичным и очень замкнутым. В свою жизнь он её не впускал, и она никогда толком не знала, чем он занимается и о чём думает. Лениными делами муж тоже особенно не интересовался. В самом начале их семейной жизни она пыталась с ним как-то сблизиться, задавала вопросы, но, всякий раз натыкалась на глухую стену молчания, так что вскоре спрашивать о чём-либо перестала, и сама редко делилась своими проблемами, чувствуя, что это его совершенно не интересует.

Вова подбежал к двери и издал призывный звук.

– Всё ясно. Сейчас, погоди, вот умоюсь и выведу.

Лена открыла дверь комнаты и сделала шаг в коридор. Под ногами что-то звякнуло. Она нагнулась.

На полулежали ключи и записка. Она взяла её в руки. Размашистым почерком было написано: «Лена, оставил запасные ключи. Осваивайтесь. Холодильник в вашем распоряжении. Кстати, буду признателен, если что-нибудь сварганите. Появлюсь после четырёх». Далее следовал росчерк.

Старательно заперев дверь, Лена спустилась на лифте. Девятый этаж, высоко. Высокие этажи она не очень любила, всегда мечтала пожить на втором. Но до сих пор ниже пятого никак не получалось.

В оконце консьержки горел свет. Когда они вчера приехали, там было темно и никого не было. Едва она отошла от лифта, оконце приотворилось, и оттуда показалась голова седой, похожей на облетевший одуванчик старушенции. Волосы её были увязаны в жиденький пучок, а на кончике носа в лучших традициях едва держались огромные очки с перевязанной дужкой.

– Это вы откуда же такие-то? Ох ты, какой лягушонок! – воскликнула она, заметив Вову.

Лена поздоровалась и сделала вид, что очень торопится, надеясь благополучно проскочить мимо, но не тут-то было. Старушка высунулась основательней и чуть возвысила голос.

– Девушка, вы это из какой же квартиры будете? Что-то я вас раньше не видела. Я тут, знаете ли, всех как облупленных… а вас вот не припомню. И собачку вашу.

– А мы… из сто тридцать второй… – с трудом припомнила Лена номер квартиры.

«Хорошо, что посмотрела. А то и забуду, как назад вернуться», – подумала она.

Старушенция уставилась на неё с явным интересом.

– От Коноваловых, что ли? В гости приехали? Уж не Алиночка (1) ли вернулась?

– Н-нет, – промямлила она, понятия не имея, кто такая Алиночка.

– Так, стало быть, к Евдокии Германовне?

Лена мелко закивала, чувствуя, что пора соглашаться, иначе любопытная бабулька не отстанет. Тут Вова заскулил, и она с облегчением бросилась вон из подъезда.

Вова тут же подбежал к знакомому дереву и сладострастно застыл с поднятой вверх лапой. Натерпелся. Лена стала осматриваться.

Утром, при свете солнышка, двор выглядел иначе, чем вчера, и показался ей гораздо уютнее. Много деревьев и детская площадка с качелями и песочницей, в которой, постукивая лопаткой, ковырялся малыш в красной курточке, а рядом, уткнувшись в книжку, сидела молодая женщина.

Двор был с трёх сторон окружён домами, а многочисленные арки закрывались коваными чугунными воротами. Некоторые из них оставались открытыми, например, та, в которую они въехали вчера. Напротив подъездов стояли скамейки с деревянными сиденьями и гнутыми литыми боковинами.

Лена с удовольствием присела. Под ногами валялись опавшие листья, коричневые и жёлтые, иногда ветер взметал их стайками, и они снова, покружившись в воздухе, мягко ложились на землю.

Осень она любила. Ей нравились влажные осенние запахи, навевающие ощущение смутной грусти, но не тревожной, а светлой. Именно осенью, а не весной, как принято, её охватывало чувство ожидания, предвкушения и перемен, как в детстве перед новым учебным годом. Это была её самая любимая пора.

Она сидела, с наслаждением вдыхая тёплый ароматный воздух, и вот тут-то, впервые со вчерашнего дня, вдруг почувствовала, что смертельно, непреодолимо хочет курить. Сигарет у неё не было.

В институте Лена покуривала с девчонками, но сильно не втягивалась, а после свадьбы муж сразу заставил бросить. Запаха табака он не выносил органически, и о том, чтобы курить дома, не могло быть и речи. В редакции Лена снова начала выкуривать сигаретку-другую, а запах от волос и одежды списывала на то, что, мол, все курят, вот и пропиталось. К приходу мужа она тщательно чистила зубы и заедала ментоловыми конфетами. Сигарет дома не держала и не носила в сумке, – муж запросто мог найти, и вышел бы скандал, поэтому держала их только на работе, в нижнем ящике стола под бумагами. Даже там она по привычке соблюдала осторожность.

«Мне больше не надо прятаться!» – подумала она с удивлением, и впервые со вчерашнего дня испытала что-то похожее на радость.

Но, так или иначе, сигарет не было, и она решила пробежаться до ближайшего киоска, поэтому подозвала собаку и пристегнула поводок.

Они вышли на набережную, и сразу стало шумно и ветрено. Лена не знала, куда идти, и наугад пошла направо, но повезло – вскоре набрела на киоски. Она любила «Эссе», они лёгкие и дешёвые, но их не оказалось.

– Есть только «Вог», – сказал киоскёр. Лена кивнула, и он протянул ей пачку. Она взяла сигареты, попросила ещё зажигалку и расплатилась.

Соседний киоск был газетный.

«Куплю газету с объявлениями», – решила она и подошла к окошечку. В киоске сидела немолодая женщина, крест-накрест перевязанная серым пуховым платком, и листала журнал.

– Простите, а есть «Из рук в руки»?