Пандемия любви

– Уже здоровались, – едко заметила я.

– Когда? – ещё больше удивилась Тамарка. – А мы это где?

– В Таиланде, – сообщила я, вытаскивая ключ из зажигания.

– Во, блин! – Она открыла второй глаз и уставилась на меня с вопросительно-приветливым выражением. – И здесь жара дикая! Ну его на хрен!

– Ладно, – примирительно сказала я. – Тогда пошли домой.

– Пошли, – сразу согласилась Тамарка, пытаясь снова свернуться клубочком, чего я сделать ей не позволила и, выпрыгнув из машины, кое-как извлекла оттуда упирающуюся товарку.

* * *

Через полчаса я уже шагала по направлению к метро.

Творение Пако Рабанна, не привыкшее к такому варварскому обращению, печально липло к коленям, словно жалуясь им на свою невесёлую участь.

«Погоди, сейчас я тебя с метро познакомлю, – злорадно подумала я, – вот тогда-то тебе «чероки» просто райскими кущами покажется. Придётся привыкать, дорогуша, это тебе не с Иркой в лимузинах раскатывать!»

И я решительно направилась к турникетам.

Привыкать нам, на самом деле, надлежало на пару. Я тут же едва не навернулась с эскалатора, чем вызвала бурное возмущение со стороны своих лаковых лодочек, и они мстительно отыгрались на мне немедленной болью в правой лодыжке. Я громко ойкнула, намертво вцепившись в резиновый поручень.

Бурная радость Эльзы по поводу моего возвращения домой окончательно испортила настроение фисташковому платью, и я повесила его в шкаф, чтобы дать возможность прийти в себя и отдохнуть от утомительного общения с новой хозяйкой. Зато мои верные старые джинсы просто пели от радости, привычно водрузившись на своё законное место. От их ласковых прикосновений меня охватило приятное чувство покоя и домашнего уюта.

Но тут мой желудок, доселе терпеливо ожидавший, когда же о нём наконец вспомнят, возмущённо исполнил начало Пятой симфонии Бетховена.

Эльза, словно услышав эту музыку, тут же радостно закрутила хвостом.

– Ты, наверное, тоже голодная, девочка? – погладила я шелковистую морду собаки. – Пошли, подкрепимся. А потом спать, спать и ещё раз спать. Уж на сей раз этому ничто не помешает!

Я неоднократно запрещала себе изрекать подобные фразы, но частенько не могла удержаться. Вот и на сей раз это кончилось плохо.

Едва я, объевшись, направилась в комнату, чтобы угодить наконец в долгожданные объятия Морфея, раздался оглушительный звонок в дверь. Узрев в глазке всклокоченную рыжую шевелюру Веника, я высказала про себя соображения, сделавшие бы честь разве что портовому грузчику.

– Только не говори, что на сей раз ты расхреначил «ролл-с-ройс» Аллы Пугачёвой! – с порога набросилась на него я.

– Ты чего это такая озверелая? – вылупился Веник, но тут же возбуждённо затараторил:

– Слушай, у меня такие дела творятся, обалдеть можно! Представляешь, виза уже готова. Во папаша крутанулся, сутки – и в дамки!

– Какие ещё дамки?! – свирепо ощерилась я.

– Да чего ты бешеная-то такая? Не выспалась, что ли?

– Вот-вот. В самую точку. Горячее не бывает! – снова накинулась я, но тут у Веньки вытянулась физиономия, потому что он увидел Эльзу.

– Ядрёна Матрёна! Это ещё что за лев?

– Бонифаций, не видишь, что ли? Приехал к бабушке на каникулы. Сейчас тебе фокусы показывать будет.

– Круто, – хихикнул Венька, – с тобой не соскучишься. Ну можно зайти хоть? У меня тут такие пассажи!

– Ладно, пошли покурим, – сменила я гнев на милость и направилась в кухню.

Устроившись на стуле, Венька, как всегда, вытянул вперёд свои длиннющие ноги и, состроив торжественную мину, изрёк:

– Короче, послезавтра я улетаю в Филадельфию. Минимум на год, а там видно будет. Ну как тебе?

– Пока никак. Но, возможно, будет как-то, если объяснишь толком.

– Понимаешь, там у отца одна партнёрская фирма, так вот, меня, короче, берут на стажировку. Если потяну, оставят в деле, просекаешь? Скажи, круто? Я на визу-то давно документы подал, в Майами по путёвке собирался, а тут такое дело подвернулось! Вот отец всё быстренько и переиграл. Он на меня злой как чёрт, был из-за «мерса»-то. Ну вот, вали ты, говорит, с глаз долой, я хоть отдохну немного от твоих художеств, а может, заодно и ты к делу пристроишься. Вот так всё и случилось!

Я удивлённо покачала головой.

– Ну что ж, Вень, может, всё и к лучшему. На самом деле, здорово. Я рада за тебя, правда. А вирши свои ты и там кропать сможешь, на фоне, так сказать, филадельфийских ландшафтов.

Но он только рукой махнул.

– Да кому они там нужны, вирши мои? Они и здесь-то особенно никого не прикалывали. На них, по совести говоря, далеко не уедешь. Так, для души разве… Слушай, самое главное я тебе сказать забыл, зачем и шёл-то. Короче, тачку свою я пока тебе оставляю.

– Чего?! – вытаращилась я.

– Ну я так решил. Да и толку-то ей целый год бесхозной валяться? А может, и дольше.

– А мнением отца ты по этому вопросу случайно поинтересоваться не хочешь?

Веник ухмыльнулся, беспечно крутанув стоящую на столе сахарницу.

– Так он мне давно твердит, что её продавать пора. Ей ведь пять лет уже, но ты не беспокойся, она отлично бегает, вот только вчера забрал с профилактики.

Я подумала о том, что, по сравнению с моей утраченной «копейкой», эта машина выглядит явно не хуже Тамаркиного джипа, и мне сделалось страшно.

– Да ты спятил, Венька, ей-богу. Как я могу взять на себя такую ответственность? Шуточное ли дело – чужая машина? А вдруг с ней случится что-нибудь, как я с вами расплачиваться буду, а?

Но Веньку это нисколько не смутило. Очевидно, его мысли уже витали далеко от давно надоевшей «тойоты».

– Да ничего с ней не случится, успокойся ты! Я уже сказал отцу, что товарищу её сдал в аренду, а тот мне за это якобы горнолыжный комплект шведский бесплатно отдаст, который две штуки баксов стоит. Я его с собой возьму.

– Чудненько! А где же комплект-то? – ехидно поинтересовалась я.

– Фигня! – отмахнулся он. – Жорик мне его ещё на прошлой неделе в карты проиграл, так что об этом можешь не беспокоиться, всё чисто.

Я поразилась тому, как же всё легко решается в их блистающем мире, но вслух сказала совсем другое:

– Ну ты даёшь, брат, по-моему, у тебя крыша поехала. Ни за что я на это не соглашусь, и не думай даже. Я же ни одной ночи спокойно не усну!

Но Веник уступать и не собирался.