Все-таки Резеда его чем-то зацепила.
Информация стоила денег, как утверждал Кукаркин. И я знал, кому ее выгодно продать. Утром мне позвонила Роза Ардалионовна и сообщила, что прочитала Гарри Поттера, и теперь хочет что-нибудь другое.
Мы с ней часто разговаривали, меня подкупал в Розе оптимизм, хоть и ни на чем не основанный. Чем привлекал её я, неясно.
Когда я пришел, старушка занималась уборкой. Из-за проветривания в комнатах гуляли сквозняки, и поверх халата она накинула оренбургский платок. Грудь украшал причудливый кулон, я раньше такого у нее не видел.
– Чего уставился на мои сиськи, иди! И держись подальше от моей внучки.
Быстро же она сменила милость на гнев. Видно, Резеда что-то наплела про меня. Любит она поболтать.
– Твой Кадиков не дает ей прохода.
– Да будет вам известно, он не выходит из магазина.
Я сказал, что скоро ей будет не до чужих приключений, хватит своих собственных.
– Ты про внучку? – она сразу разволновалась. – Знаешь, ей скоро восемнадцать.
– Что подарите?
– Хотели машину, но у нее нет прав. Резеда хотела заняться бизнесом, но на Солянке нет свободных помещений.
Это не причина вламываться в магазины других людей и грозить им расправой.
– А все-таки вы за ней получше присматривайте.
Почтенный возраст избавлял Розу Ардалионовну от необходимости извиняться за грубость. Выходя, я увидел генеральшу Прянишникову, которая шла по знакомому адресу. В руках она держала толстую книгу, «Властелин колец». Надеюсь, чтение поможет Розе Ардалионовне совладать с гневом.
8
Поглощенный соображениями собственной безопасности, я упустил из виду приобретаемую выгоду. Со смертью Лосева я больше не являлся собственником его капиталом. Убийца поторопился. Я не имел полномочий действовать доверителем, потому что они прекратились. Совершенно дурацкий расчет: гибель Лосева никому не давала выгоды.
Я ждал, что за мной придут. Весь день просидел за столом и ждал. Вымыл пол. Представил, как ко мне врываются люди и начинают прыгать и орать: «Лицом в пол!». Никакой надежды на то, что удастся им втолковать, что я ничего не приобретаю, они сначала дубасят, а потом соображают. Мои бумаги ничего не стоят. Я здесь, а деньги – в Швейцарии.
Сейчас там в самом разгаре весна.
Цветочный магазин – классное место. Здесь зимой можно купить фиалки. Я покупаю их к третьему февраля на день рождения Милы. Через стеклянные двери всегда видно, какие люди находятся внутри. На створке надпись в зеркальном отражении. Это табличка «Открыто».
Я постучал и ждал, когда нам откроют. Кадиков еще не успел проснуться и выглядел диковато.
– Знаком Мариной? – и я представляю свою спутницу.
– Раньше я работала в торговом центре на Покровке, потом перешла к Савве, – говорит она.
– Поздоровайся с ней, Павел. – Со сна он забывает о приличиях, поэтому приходится напоминать. – У нас есть фиалки?
Марина берет фиалки и говорит, что ей приятно. В следующую минуту она прощается, её ждет такси.
Кадиков сидит за столом, он выбрал место так, чтобы иметь удобный угол обзора. Он может видеть покупателя еще на улице, а так как на двери установлена усиленная пружина, он имеет дополнительные секунды, чтобы оценить, несет ли объект опасность или нет. Я действую медленно, не рискуя испытывать скорость его реакции, знаю, что у него под рукой пневматический пистолет.
– Как дела? – спрашиваю.
– Происшествий нет, – докладывает он тоном дежурного по участку.
Я не собирался ходить вокруг да около и прямо спросил, где те кросы, в которых он лазил на колокольню.
– Они и сейчас на мне, я их постоянно ношу, – ответил Кадиков, не отметив подвоха.
– Что ты там делал? – спрашиваю строго.
– Страховал тебя. Видел раз, как ты спускался с колокольни. Лёша тоже там тебя встречал. Я понял, что там у тебя наблюдательный пункт. Не знаю, зачем тебе нужно это дежурство, но оно очень важно для тебя. Но ты не можешь разорваться, у тебя куча дел. Так что, когда ты не мог ночевать наверху, я тебя сменял. Не волнуйся, я хорошо дежурил. Очень тщательно. Никто не приходил.
Все правдоподобно. Искренне. Мое сердце готово разорваться от жалости, но я забываю о сочувствии. Это непрофессионально.
Имеет значение только тот факт, что следы от кроссовок я заметил возле колокольни, когда пришел туда в первый раз.
Я переворачиваю табличку на двери, теперь там написано «Закрыто».
Кадиков стоит у магазина и смотрит, как уезжает такси. На улицу выходит Савва и садится в машину, чтобы отбыть в Дангауэровку, где живет один, не считая кота. Где живет Кадиков, мне неизвестно. Он постоянно переезжает из-за того, что ему поднимают квартплату.
– Как дела? – спрашиваю.
– Ходил к тебе в зал, проведал Phoenix dactylifera. Ей надо больше солнечного света, – бормочет он, глядя на бильярдную. – Слышал, меня закрывают?
Он произнес это таким тоном, словно ему пора спать.
Я сразу подумал про полицию, но нет, тюрьма ему не грозила. Только выселение. Срок аренды истекал в сентябре, у него еще оставалось три месяца, чтобы внести арендную платы.
– Все равно денег нет, и взяться им неоткуда. Мне обещали выплатить отступного, если я съеду в начале лета.
Я сказал, что это предложение нам не подходит, а к сентябрю мы соберем нужную сумму. Он удовлетворенно кивнул. Похоже, он начал привыкать, что о нем заботятся другие.
Кадиков уплетал черный хлеб с корюшкой в томате. Это его ужин. На обед он из магазина тоже не выходил.
– Я плохо спал. Всю ночь в подвале кто-то шумел.
Мы идем посмотреть.
Окно разбито, на полу – осколки стекла.
– Кто приходил?
– Двое, парень и девушка.
Кадиков ничего не успел сделать, только произнес: «Есть хризантемы, рекомендую», – как в окно запустили камнем.
Это следовало расценивать как предупреждение.