Бегониевая лавка. Секрет яйца

Исмаил заверяет, что он в карты не играет, и это смешно в мире, где со всеми знакомы и играют во все игры. Однако дедушка в серебряном халате великолепен и достоин уважения. Ничто не объясняет присутствие здесь даргинца. Он не имеет отношения к бильярду. Он не говорит ни слова и осматривает меня, будто я совершил провинность, и теперь он решает, иметь ли со мной дело. Видимо, выбора у него нет, поэтому он приступает к делу.

Ни он, ни я не курим и коньяк не пьем. В присутствии отца Исмаил тоже не решается пригубить из бокала.

– Тут такое дело, вам придется лететь в Швейцарию. Виза уже есть.

Благоразумные швейцарцы предпочли действовать по закону, поэтому в Европу меня впустят и деньги выплатят. Эта мелочь ассоциацию не интересует, зато наследство Лосева – очень. Генеральная доверенность – замечательная вещь, а смерть доверителя всегда можно скрыть.

То, что я могу сесть в тюрьму, никого не волнует. Наследство насчитывает несколько миллионов, так что мне светит срок за мошенничество в особо крупных размерах. Если попадусь.

Безумие – вещь заразная, иначе, как понять, что банковский менеджер на полном серьезе предлагает мне несколько путей перевода денег с заграничного счета Лосева через банки-посредники в нейтральных странах. Он заставляет меня выучить названия этих банков. Не знаю, кто готовил ему справку, но только Раффайзен я сразу исключаю, он перестал работать с РФ. Азаев признает свою ошибку и оправдывается, что запрет вступит через неделю, как раз, когда я буду заниматься наследством. Он рекомендует другой банк, но он американский, и его лояльность вызывает у меня сомнения.

Пока мы обговариваем детали, приходит Альберт и говорит, что мне пора. Савва прислал его выпустить меня через служебный ход. Такое со всем может случиться. Хоть с чемпионом, хоть с бездомным бродягой. Ну все, пока.

Даргинец не слышит моих последних слов, он вообще теряет ко мне всякий интерес и подходит к столу с коньяком. Исполнив обязанности, он может напиться. Я себе такого позволить не могу. Его миссия закончена, а моя только началась.

Поскольку я все не ухожу, он спрашивает:

– Есть еще вопросы?

– Просьба.

Не может ли он отозвать своих людей от цветочного магазина. До сентября есть еще время, и я заверяю, что у Кадикова найдутся деньги заплатить аренду.

– Вам-то что за дело? – но обещал.

Мы обговорили сначала на словах, но я настоял, чтобы мы подписали бумаги. У меня уже имелось заполненная форма. Он поморщился, но подписал. Удивился, откуда я знаю его паспортные данные, но я и не такое найти могу. Тоже мне зашифровался.

Покончив с делами, даргинец ссылается на дела. На его попечении оказалась племянница, недавно приехавшая покорять столицу.

– Сейчас Резеда у подруги. Не очень она мне нравится. Я бы хотел, чтобы вы на нее взглянули.

Азаев вызывает машину, и мы едем кататься втроем – с ним и его отцом. Его племянница горела желанием со мной познакомиться. Она назначила встречу в кафе, но мы ее увидели раньше. Когда банкир увидел вихлявую девчонку, выходящую из цветочного магазина Кадикова, он попросил водителя притормозить.

– Резеда, это дядя, – сказал он ей по телефону. – Разве мы не встречаемся в итальянской пекарне?

– Я зашла выпить латте.

Резеда уже увидела дядину машину и махала рукой. Она остригла волосы и окрасила их в белый цвет, что делало ее похожей на мальчика.

– Дядя? Это и есть Виноградов? Мне его бояться? – кокетливо спросила девушка.

Азаев окинул меня задумчивым взглядом и промолчал. Пришлось вмешаться:

– Нет, не надо, Резеда. Я адекватный, даже с чувством юмора.

Дядю больше интересовал Кадиков, от которого она вышла.

– Но это цветочный магазин, а не пекарня. Ты говорила, что будешь с подругой.

– Пока. Скоро тут можно будет выпить кофе. А с подругой я больше не общаюсь, потеряла ее телефон.

С Резедой постоянно возникали какие-то проблемы. Недавно она потеряла телефон. Она их потеряла больше, чем я купил себе, жаловался Исмаил.

Я поинтересовался, почему она решила переехать в Москву.

Резеда молчит, она демонстративно со мной не разговаривает, и вместо нее отвечает Исмаил:

– Спроси чего-нибудь полегче. В Дербенте она занималась фигурным катанием. У нас пустыня, а ей нужен снег.

– Здесь снега хватает, – согласился я.

Тем временем старичок начинает клевать носом, поэтому Исмаил отменяет кофепитие. У него возникли кое-какие подозрения на счет племянницы.

Вообще-то, в наблюдательности даргинцу не откажешь. Он заметил неладное еще, когда Резеда только подружилась с Дашей, она тогда училась в школе и приезжала в Москву на каникулах. Сегодня я больше не рискую вызвать неудовольствие Резеды, поэтому мы не обсуждаем Кадикова. Я выслушиваю ее претензии к безупречной Даше Полозовой. Резеда дергается. Я это замечаю и спрашиваю, правда ли, сто они с Полозовой подруги.

– И да, и нет. Это непросто объяснить, – вздохнула девочка. – Дружба с Дашей меня разрушала. Я находилась от нее в зависимости. Обожала ее, ловила каждое ее слово, мне хотелось во всем ей подражать. Она и сейчас не церемонится с людьми, которые не могут ей дать отпор.

Резеда до сих пор преклонялась перед своей мучительницей и корила себя за это. Впрочем, нарисованный ею портрет можно списать и с нее. Вредная девчонка, все никак не может простить, что я ее не обожаю.

Конечно, даргинке далеко до Даши. Та могут сожрать, и ты этого не заметишь – знаю пример Димы Полозова. Впрочем, и племянница Исмаила – не кулек изюма.

– Надеюсь, что вы подружитесь, – сказал мне на прощание Исмаил.

Мои попытки установить перемирие не имели успеха. Когда я пригласил ее на эклеры в Балчуг, она заявляла, что она на диете, а потом набрала полную коробку и утащила домой. Съедала ли она их в одиночку или выбрасывала, бог весть.

В Москве Резеда оказалась предоставленной самой себе. Не знаю, чем она занималась, наверное, вела дом, присматривала за дедушкой в войлочных сапогах. Она жила уже месяц и неплохо освоилась. Ни за что не поверю, что такая соплячка может управлять магазином, но в детали семейной жизни даргинцы меня не посвящали.

– Красивая куколка? – Лёшка попался мне на улице, когда я выходил из кондитерской.

Я бы ее таковой не назвал. Резеда завела обычай красить наращенные ногти, которыми мне чуть не проткнула щеку, но больше смешили меня ее разрисованные брови и накладные ресницы. Она изображала красотку, которая открывает на Солянке ресторацию, всем уши прожужжала, а здания для нее так и не нашлось. Кадиков не поддавался на угрозы и не собирался освобождать помещение.

Кукаркин выполнял поручения Альберта, питавшего пристрастие к деликатесам. Общение с Бережным сделало его прагматиком. Он из всего извлекал выгоду.

– Ты удачливый игрок, но тут игра не стоит свеч, – изрек он.

– Почему?

– Твоя девчонка шепталась с Альбертом.

– И о чем речь?

– Э, нет. За сведения платят.

– Ничего у тебя нет.

Лёша сразу скис. Как я и предполагал, ничего стоящего накопать не удалось.

– Не советую с ней связываться. Мозги у нее набекрень.