Мятежные ангелы

– Заработал честным путём.

– Заработал? – его лицо побагровело, взгляд был полон отвращения и ненависти. – Ты так низко пал, что не стыдишься в этом признаваться?

– Ты, который всегда твердил нам о необходимости трудиться, находишь работу постыдным занятием? – я вызывающе отбросил с лица волосы, глядя ему прямо в глаза.

– Посмотри на себя – ты похож на дешёвую шлюху! Думаешь, я не догадываюсь, где ты берёшь деньги на свои мерзкие тряпки? А теперь ещё и это… Ты перешёл все границы! – он больно схватил меня за плечо и резко дёрнул.

Мне стало обидно до слёз – я вспомнил, как много и тяжело работал, чтобы собрать необходимую сумму, и изо всех сил сдерживался, чтобы не расплакаться при этом человеке, который меня предал. Отец, ты вообще понимаешь, что говоришь? Разве я хоть раз своим поведением или поступками давал повод такое думать обо мне? А ведь когда-то, нет, не так уж давно, вы с мамой были для меня главными людьми. Помнишь, когда мне было четыре года, случилось наводнение? Меня тогда унесло волной, я оказался выброшен на берег в незнакомом месте, и первым моим чувством был страх вас потерять? Этот эпизод долго преследовал меня в кошмарных снах. А сейчас я мечтаю лишь об одном: никогда больше тебя не видеть и не слышать. Неужели ты не понимаешь, что сейчас мы утратим друг друга навсегда? Почему ты меня не слышишь?!

Впрочем, нет. Вы ведь оба – ты и мать – предали меня не сейчас, а куда раньше. Я был совсем маленьким – года три, не больше. Меня заставляли съесть очень невкусный суп. Он был густой, тягучий, с противными кружочками застывшего жира. Я отпирался, давился слезами, был на грани истерики. И тогда мать заявила: «Если ты немедленно это не съешь, мы больше не будем тебя любить». И отец ей поддакнул. Я был в шоке: как мои родители не будут меня любить из-за какого-то мерзкого супа? Неужели, для них еда важнее, чем я? Это не укладывалось в моей детской голове. Я просто впал в ступор – сейчас бы сказали «завис» – и молчал несколько дней. Они даже обижались на меня, ругали – похоже, так и не поняли, почему так вышло. Наверное, именно тогда была оборвана тонкая, хрупкая, но очень важная ниточка, соединяющая нас. Тогда меня просто предали, а сейчас собирались уничтожить. Вероятно, тому, кто однажды уже пошёл на предательство, легче решиться на убийство.

Мы стояли друг напротив друга. Он – коротко стриженный, небритый – типичное воплощение того, что в обществе принято называть «настоящим мужиком». И я – со своими волосами, которые отросли уже ниже пояса, в пёстрой шёлковой рубашке с широкими рукавами и узких чёрных бархатных штанах, которые его особенно бесили: отец с презрением говорил, что в них я похож на «бабу»…

– Не смей ко мне прикасаться, – я сбросил со своего плеча его потную горячую ладонь.

– Ты ещё и руку на отца поднимаешь? – заорал он. – Ты, позор семьи, проститутка! Думаешь, я не догадываюсь, каким образом ты «зарабатываешь»?

В этот момент я понял, что он меня убьёт. Сначала моё тело сковал ледяной ужас – да так, что нельзя было пошевелиться. Он тяжёлой свинцовой волной прокатился по телу и застрял где-то внизу живота. Но я усилием воли заставил себя встряхнуться и, преодолевая страх, шагнул вперёд. Казалось, сам Бог тогда меня покинул, оставив наедине с этим чудовищем, в которое превратился мой отец. Помню, как кричала мать, но её крик доносился до меня словно сквозь глухую стену. Как потемнело в глазах, когда он всё-таки ударил меня первым. Как я, превозмогая боль, нанёс ответный удар – такой силы, что под рукой затрещали кости. Дальше всё было словно в тумане. Я знал только одно – что должен остаться в живых. Не могу сказать, сколько продлился этот ад – несколько мгновений или больше, однако мне он показался вечностью. Так вышло, что тот, кого в семье всегда считали слабаком и ничтожеством, оказался сильнее «настоящего мужика». В какой-то момент мне удалось повалить отца на пол, но я продолжил наносить удары, просто будучи не в силах остановиться.

Опомнился я лишь тогда, когда чьи-то незнакомые руки оторвали меня от поверженного противника, который уже даже не сопротивлялся. Силы мгновенно покинули меня, и я безвольно повис на этих руках. Я отбросил со лба слипшиеся пряди и увидел на пальцах кровь – как впоследствии оказалось, она была не моя.

– Успокойся, малыш, всё уже позади, – сказал незнакомый женский голос, и уже другие руки ласково обняли меня за плечи. И это прозвище напомнило мне о друге, который всегда оказывался рядом в трудную минуту. Но сейчас, когда его со мной не было, я чувствовал себя совершенно одиноким и лишним в этом мире. Слёзы против воли потекли по моим щекам, смешиваясь с отцовской кровью. Вместе с тем, возможность адекватно воспринимать реальность постепенно возвращалась ко мне. Я увидел полицейских, заплаканную мать, отца с разбитым лицом и каких-то людей в белых халатах. Возникло ощущение, что именно сейчас моя жизнь круто меняется – и никогда уже не будет прежней. Равно как не буду больше прежним и я сам. Приходя в себя, я ощутил странный физический дискомфорт, украдкой провёл ладонью по внутренней стороне бедра и понял, что обмочился. Сам не заметил, когда это произошло – скорее всего, во время драки, и только эти смешные бархатные штаны спасли меня от позора. Было холодно и стыдно. И так одиноко, как бывает только в детстве, когда тебя наказывают за несуществующую провинность. Я пребывал в шоке. Собственное тело, которое до сих пор было таким послушным и казалось мне совершенным, меня подвело. Даже оно не принадлежало мне в этом мире, и какая-то недобрая высшая сила могла распорядиться им по своему усмотрению. Но не душой – нет. Душу я не отдам никому. Ни за какие блага. Вдруг пришла в голову мысль, что дьяволу душу продают, а Богу – отдают даром. Только ни один из них (а, вероятнее всего, это две стороны одной сущности) её не получат. А тело… Если издеваться над ним, слабым и беззащитным – это всё, на что Ты способен, Господи – мне тебя жаль. Извращенцы вы все там наверху, что ли? Вот уж, поистине, достойное занятие для высшего существа – глумиться над собственным творением, полностью пребывающим в Твоей власти, как кошка над мышью… Я не испытывал к себе отвращения. И единственное, что меня держало в тот момент – это была любовь. К себе, к Ангелу, к сестре. Какой-то внутренний голос предательски нашёптывал, что мне лучше умереть, но я думал о тех, кому был нужен, из последних сил цепляясь за жизнь.

– Меня заберут? – неожиданно спокойно спросил я у женщины-врача.

– В участок? Нет, тебе нечего бояться – ты ведь оборонялся, – она осторожно провела пальцами по моим волосам. – Если хочешь, мы отвезём тебя в больницу.

– Не нужно в больницу, – запротестовал я, опасаясь, что там мой позор будет обнаружен. – Просто… Пускай он больше не смеет ко мне прикасаться, иначе я его убью.

– Может, мы всё-таки тебя осмотрим? – предложила врач.

– Со мной всё в порядке, – поспешно заверил её я. – Лучше его осмотрите. Ему точно нужна ваша помощь.

– За что он на тебя набросился? – спросила вторая женщина, в полицейской форме.

– Долгая история… Дело в том, что я учусь в музыкальной школе по классу фортепиано, но давно мечтаю освоить синтезатор. Семья наша живёт… Сами видите, как, – я указал взглядом на убогую обстановку нашего жилища, стыдясь вовсе не этого, а тех ужасных слов, произнесённых отцом. – Лишних денег нет. Вот я и подрабатывал после школы, как мог, чтобы накопить нужную сумму. А он…

– Попытался забрать эти деньги?

– Нет, – возникла пауза, поскольку я не сразу нашёл в себе силы это повторить. – Гораздо хуже. Он назвал меня… проституткой. Но я не делал ничего такого! Мне даже думать о таком противно! Да за кого он меня принимает? А мать?! Но хоть вы-то мне верите?