Мятежные ангелы

– Тебе хорошо говорить, – вздохнул он. – Ты в одиночку запросто можешь троим навешать…

– Думаешь, мне от этого легче? Сила, конечно, полезная штука, но не всегда помогает. Какой от неё толк, когда, к примеру, отец лупит ни за что – просто лень разбираться, кто из нас разбил чашку? Или учительница орёт из-за волос, хотя ей-то какое дело? Ты – не слабый. Эти, из соседнего двора – они самые настоящие слабаки, если сворой набрасываются на того, кто не может им дать отпор.

– Они так не думают…

– Похоже, они вообще никак не думают. Да и кого волнует их мнение? Не грусти, слышишь? У тебя есть я. Я буду защищать тебя, пока ты не вырастешь.

– Правда? Тебя ведь больше никуда не увезут? – в светлых глазах друга в тот момент читался страх, и я едва смог сдержать слёзы.

– Никуда, – заверил его я. – Меня уже в музыкальную школу отдали. А если попытаются увезти, я сбегу. И буду жить на чердаке. Да где угодно, только бы больше не было этих переездов!

– Тебе ведь не нравится Город…

– Теперь – нравится. Очень даже нравится, правда!

Так мы и росли вместе. Ангел знал обо мне намного больше, чем родители, братья и сёстры вместе взятые. На тот момент так много обо мне не знал никто… Кто бы мог подумать, что для меня, человека, который не представляет своей жизни без музыки, музыкальная школа станет такой пыткой! Возможно, всему виной была учительница – сурового вида пожилая дама с резким, скрипучим голосом, абсолютно немузыкальным.

– Ваш сын, бесспорно, талантлив, но ленив, – безапелляционно заявила она моим родителям, когда заметила, что вместо ненавистных гамм я с куда большим удовольствием играю мелодии из собственной головы. Как они туда попадали, я не знал. Да и не задумывался над этим. Если честно, даже не специально игнорировал треклятые гаммы. Мне просто нравилось это ощущение: музыка, зарождаясь где-то внутри, течёт сквозь тебя, прорывается наружу. И в этот момент ты и она – единое целое. А когда она воплощается в звук, ты, одновременно, испытываешь и радость, и грусть. Ни одно любимое детское развлечение не делало меня таким счастливым… Ради этого я готов был терпеть и музыкальную школу, и эту странную учительницу, которой, судя по всему, неведомы были подобные чувства – её следовало лишь пожалеть, и родительские придирки.

– Ты должен трудиться! – важно заявил мой отец. Тот самый великий труженик, которого мать неделями не могла заставить забить гвоздь или что-нибудь прикрутить. Я и трудился, как мог. По крайней мере, эти мелодии «из головы» с каждым днём удавались мне всё лучше. Однажды мои упражнения совершенно случайно услышал Ангел, который слонялся по двору, дожидаясь, когда я покончу с фортепианной повинностью и смогу выбраться погулять. День выдался жаркий, и окно в комнате, где стоял инструмент, было распахнуто.

– Что это ты играл такое красивое? – взволнованно спросил друг, когда меня наконец-то выпустили на волю.

– Когда? – я впервые видел Ангела таким возбуждённым, и был немного удивлён.

– Вот недавно, после того, как с гаммами покончил.

– А… Это… В общем, моя тайна. Но тебе могу рассказать. Никому не скажешь? – честно говоря, я не собирался ни с кем делиться тем, что со мной происходит, но от него у меня не было секретов.

– Могила.

– Честно?

– Честно-пречестно. Пусть у меня язык отсохнет, если кому-нибудь проболтаюсь.

– Ангел, я не знаю, что это и откуда оно берётся… Но эта музыка… Понимаешь, она как бы звучит во мне. Вот просто звучит – и всё.

– Понимаю, – улыбнулся друг. – Ты её сочинил.

– Я? – странно, но подобная мысль мне в голову не приходила. Учительница рассказывала о великих композиторах, которые сочиняют музыку, но чтобы это мог сделать я, простой мальчик?

– Ну, а кто? Малыш, да не бойся ты, это нормально! Сочинять музыку – это не сумасшествие. Я вот недавно целую песню сочинил.

– Ты? – теперь настала моя очередь удивляться.

– Хочешь, спою? Только не здесь, а то ещё эти услышат, – при одной мысли об обидчиках его аж передёрнуло.

– Пойдём в парк, там сейчас почти никого нет, – предложил я, и он согласился.

Когда мы спрятались в своей любимой пещере, Ангел попросил меня закрыть глаза.

– Я… стесняюсь, – признался он. Я молча кивнул – сам был таким. – А смеяться не будешь?

– Вот ещё! Разве я похож на человека, который смеётся над своими друзьями?

– Ладно, не обижайся. Я не это имел в виду. Просто… Я ещё никогда никому не пел. Это была моя тайна. Но раз уж ты раскрыл свою… И вообще, мне давно уже хотелось с тобой поделиться. А больше и не с кем. Мои точно будут смеяться, хоть они и не такие дикие, как твои.

Не знаю, чего я ожидал, но то, что мне довелось услышать, поразило. Голос Ангела звучал на удивление чисто и глубоко – как будто он не в первый раз пел. Как оказалось впоследствии, я не ошибся – пока меня терзали гаммами, он уединялся в нашей пещере и тренировался. Саму песню взрослый человек счёл бы, наверное, слишком наивной и пафосной, но мне она показалась тогда очень красивой. Песня была о человеке, который гуляет по городу и думает о том, как в этот яркий, солнечный день ему одиноко и холодно среди людей. Данное чувство было мне знакомо – как будто это написали обо мне.

– Ангел… это… у меня нет слов! – выдохнул я, когда он закончил. Дар речи вернулся ко мне не сразу – я был настолько зачарован этим голосом.

– Тебе понравилось? – с недоверием посмотрел на меня друг.

– Спрашиваешь! А хочешь… Хочешь, я к твоей песне музыку подберу?

– Хочу, – согласился он. – Я сам пытался – отец немного учит меня играть на гитаре, но пока плохо получается.

– У тебя красивый голос. Тебе нужно учиться петь!

– Мне нужно учиться драться, – нахмурился Ангел.

– Драться может научиться любой дурак. Но не каждый сможет так спеть. Жаль, что твои родители не знают, какой у тебя талант…

– Чтобы меня мучили гаммами, как тебя? Спасибо, не надо! – возмутился друг.

– На самом деле гаммы – ещё не самое страшное. Плохо, что моя учительница не любит музыку.

– Как это? – удивился Ангел. – Преподаёт музыку – и не любит?

– Я сам долго не мог понять, в чём дело. А когда понял, сразу перестал на неё обижаться. Просто играю дома то, что мне нравится – и все дела. Родители всё равно не могут отличить мою музыку от настоящей – лишь бы я сидел за инструментом и, как любит говорить отец, «трудился».

– Твоя музыка – самая настоящая! Не говори так, слышишь? Может, она более настоящая, чем то, что тебе преподаёт эта тётка.

– Да тётка, в общем-то, и не виновата – наверное, её саму когда-то так учили.

– Ты всем найдёшь оправдание, – рассмеялся Ангел. – Святой Малыш!

– От Ангела слышу, – рассмеялся я в ответ.

– Из нас двоих ты больше похож на небесное создание.

– Ага, особенно, когда дерусь.

– У тебя красивые волосы, – вдруг с лёгкой завистью произнёс он, и я немного смутился. – Не разрешай их стричь. Когда-нибудь ты классно будешь смотреться с ними на сцене.

– Я – на сцене? С ума сошёл! Ну, разве что с тобой.

– Так ты согласен? – я сначала подумал, что он шутит, но Ангел был серьёзен, как никогда.