Парадокс Соломона

– Ну, всё-всё, – отбиваюсь от неё. – Лучше подскажи, чем смывать.

– Сейчас. Давай загуглим. Снять… Нет, отмыть фломастер с кожи рожи. Так, средством для снятия макияжа. У тебя что, нет?

– Не помогло.

– Или средством, содержащим ацетон… Ну-у, в баню его. Ещё ожог будет. Вазелином. Никогда бы не подумала. Вот. Зубной пастой и ополаскивателем для рта. В тандеме. Так и написано: в тандеме. Давай попробуем.

Вита сбегала в туалет, вернулась подозрительно счастливая. Намазала мои усы и бороду зубной пастой.

– Сиди минут пять. Так сказано. Диски ватные забыла, сейчас принесу.

Я обречённо закрыла глаза. А зря. Щёлк-щёлк… Что это? Фоткает, паразитка!

– Попробуй только отправь кому-нибудь! – я возмущаюсь устало, почти равнодушно.

– Скину только своим! Подпись: пришло время бриться, я повзрослела…

– Обратишься ещё ко мне! – пугаю последним аргументом.

– Ладно, не заводись. На память оставлю, – целует меня в затылок.

– Смывай, кожу стянуло уже, – капризничаю я.

– Знаю. В лагере мальчишки нам усы часто рисовали, – смеётся Виталинка, смывая с меня пасту.

– Я тоже сейчас вспомнила. Весело было, – я подошла к зеркалу. Не смылась щетина до конца. Поеду домой. Скрабом ещё попробую. Содой и солью – так ещё советует интернет.

– Ты только Пашку сильно не три. У него кожа нежная. Лучше в ванне посидеть, понырять в пене, – прошу напоследок.

– Да пусть с усами походит. Они ему идут, – совсем подобрела мать-подруга.

Впереди ещё кусочек дня и вечер субботы, любимой, долгожданной. Лягу и буду лежать. Без дела. Хорошо-о-о!

А мысли скачут, покоя не дают. Лопухины… Не уходят из головы почему-то. Елизавета Петровна, императрица, на балу отхлестала по щекам свою статс-даму Наталью Лопухину, да так, что та потеряла сознание. А за что? То ли наряд её не понравился, то ли поведение… Елизавета на платьях была помешана, их у неё было 15 тысяч. Больная, что ли? Фетишистка старая. А нас упрекают: общество потребления, общество потребления…

– Помощник! Алиса! За что Елизавета отхлестала Лопухину? За розу в волосах? Да ну. Думаю, не за это. Платью позавидовала. Или приревновала. Бабы есть бабы.

Надо свои вещи посчитать: одно платье, конечно же, чёрное, джинсы, пара рубашек, толстовка, три футболки – прямо на бал пора. Старьё не считаю – будем с Пашкой резать и кромсать. Полетят клочки по закоулочкам…

Я улыбнулась, вспоминая малолетнего пирата. На сердце разлилась теплота, нежность увлажнила глаза… Вспомнился отец. Спасибо, папа, что научил побеждать. Не побоялся потерять авторитет, рассказывая о своих детских страхах. Поддерживал каждый день… В 10 классе, прочитав «Мастера и Маргариту», я согласилась с Булгаковым: «трусость – самый страшный человеческий порок». Все беды от страха…

Я уснула. Утром вспомнила сон: пышный бал, мелькают пары, смелая Алёна Лопухина даёт отпор шальной императрице, поднявшей на неё руку… В окно заглядывает палач в красном колпаке… К чему это сновидение? Ждёт меня неприятность от семейства Лопухиных…

Вспомнила и вчерашнее обещание самой себе.

– Алло! Бабуля! Доброе утро, родная! Как дела?

– Всё, как всегда. Что может измениться? Ты как? Рассказывай, – в голосе сдержанная радость.

Глава 4. Думай, Обломов, мечтай…

Всё воскресенье я провалялась, мучаясь угрызениями совести и страдая от бездарности. Ни мыслей, ни идей. О чём писать? Времени осталось немного.

Свистун – моральный садист… Дал бы тему. Есть задание – делаю. А если у него кризис? И он рассчитывает на мой ум, мою сообразительность, мой талант, мою гениальность, в конце концов! Что ещё поставить на вершину пирамиды возможностей? Кстати, о градации: что выше, талант или гениальность? Всё-таки выше гениальность. Да, талантливых тьма, а гениев единицы. Моя пирамидка, похоже, рухнула на первом уровне: соображалка не работает.

Что придумать? Что?! Смешно: лежит человек, ничего не делает, только ноет.

– Вставай, ленивая скотина, рождай идею. В муках, в судорогах рожай. И то, что родишь, начинай взращивать, – взываю к себе, но не встаю.

Скотина лежит (я часто себя так называю), вставать не хочет, оправдывает своё поведение тоненьким плаксивым голоском:

– Да, я ленивая, имею право полежать, подумать…

Включу-ка я лучше телефончик. О, мой спаситель от внутреннего поедания!

И сразу – дзинь.

– Слушаю!

– Нажми на кнопку – получишь результат! – призывает Катерина.

– Нажала – вижу, – недовольно говорю я.

– А ты сегодня получше выглядишь. Кончита покинула тебя? – бодро спрашивает Катя.

– Ты зачем звонишь? – сразу обрываю её. Зря я так, но раздражение через край.

– Хочу и звоню. А ты грубая. Беспокоюсь, звоню шестой раз. А в ответ – тишина.

– Отключала телефон. Думаю, а некоторые мешают. ЗвОнят и звОнят. А я тему ищу. У меня стрессогенная работа, сама знаешь, – почти хнычу.

– Это хорошо. Стресс раскрывает способности, – слышу наигранный оптимизм.

– Ой ли? – развязный тон появился помимо моего желания.

– Стрессовый гормон… иногда полезен, – Катерина подбирает слова, чтобы не раздражать меня терминами, потом продолжает голосом мага. – Расслабься… Я помогу тебе. Назови три слова – источники стресса. Запиши на листе.

– Легко: шеф, тема, статья, – слова выскочили мгновенно, словно сидели во рту.

– Читай с конца, – не выходит из роли подруга.

– Я татса метфеш, – хрень какая-то. – По-марсиански: я клёвая мега-тёлка… Это что, лечение такое?

– Расслабляться надо, чтобы продуктивно работать. Я тоже устала. Вспомнила, как помогаю детям победить негативные слова. Намёк поняла? – Для Пашки это. Катерина с ним не сидит, Вита никогда к ней не обращается, чтобы не травмировать. – Не болей. Думай, Обломов, мечтай. Пока.

Странно, но беседа с подругой мне помогла. Надо с Павликом попробовать.

А я – бессердечная свинья. Говорят, что умение благодарить – привилегия человека. Катюха беспокоится, а я грублю. Она целый день выслушивает чужие жалобы. Упаси бог от этого. Тут от своего нытья тошно.