– Ты в зеркало себя видела?
– Нет.
– Так посмотри! – в голосе подруги слышался страх.
– Катерина! Принимай мир таким, какой он есть. И ничего не бойся, – я разглядывала себя в зеркало. – Усы мне идут. Почти как… (у неё или у него?) Кончиты Вурст. Помнишь?
Я подрисовала ещё и бородку. Катя молча смотрела на мои действия.
– Кончиту я помню, он поразил тогда весь мир. А у тебя всё в порядке? На работе как? – спокойная, а голос, как у сиделки тяжелобольного.
– Всё хорошо, – я улыбалась, радость и беспечность не покидала меня.
– Может, мне приехать? – осторожненько поинтересовалась как психотерапевт, а она им и является.
– Нет, у меня все спальные места заняты, – веселье хотелось продолжать.
– Так вас там несколько? – Катерина этого точно не ожидала.
– Четверо: я, Кончита, Пашка и пират, – хихикнула я. – Двое скоро уйдут.
– Кто уйдёт? И кто останется? – бдительная Катерина хотела правды.
– Кончита и молодой пират уйдут. А мы с Пашкой останемся, – я навела камеру на спящего мальчика.
– Так нельзя, Алёна! Мне плохо стало от твоей улыбки, думала, что у тебя крыша отъехала! – с облегчением выдохнула Катерина.
– Тихо ты. Что нужно? Говори. Я спать хочу.
– А просто так. На сердце тревожно было. Спи. Завтра поговорим. Проверю. Вдруг у тебя рецидив будет.
– Позвони мне, позвони… – пропела я, но Катерина уже отключилась.
Надеюсь, никто больше доставать не будет. Хотя время ещё детское. 23:00. Я, смывая усы и бороду, улыбалась. Радовалась за Павлика. Спросит ли утром: я вчера какой страх победил? Завтра буду думать, надо с ходу отвечать, чтобы естественно было.
Утром мы спали долго. Суббота. Я проснулась от взгляда. Пашка сидел у меня на кровати, ел конфеты, смешно шевеля нарисованными усами.
– Доброе утро, капитан! – Пашка сиял, солнышко моё. – У тебя опять два глаза?
– Да, брат-пират. Второй я нашёл в сундуке среди сокровищ.
Я первый раз почувствовала такую близость к чужому ребёнку, словно наши души подружились, словно мы качались на одной волне. Пашка не смущался, смотрел прямо.
– Тётя Алёна, а вчера я страх победил? – в глазёнках читалась надежда.
– О, их было много. Давай вместе считать: не побоялся резать вещи – это раз. Не сдался, когда искал клад, ведь опасности подстерегали тебя на каждом шагу – это два.
– Да, ваза погибла… – молодец, сознался. – Тебе её жалко?
– Жаль, но посуда разбивается к счастью. Третий страх: ты не побоялся сознаться, что разбил вазу.
– А я знаю четвёртый страх, – Пашка хитренько улыбнулся. – Я не побоялся нарисовать тебе усы. А ты не побоялась ночью нарисовать себе ещё и бороду.
– А ты откуда знаешь? – я округлила глаза и вскочила.
– Её видно, – мальчишка засмеялся, закидывая голову, смех был чистый-чистый.
Я кинулась к зеркалу. Точно. Чёртов фломастер! Смывала ведь, а щетина так и проступает.
– Да, Паша. Мы попали. Вот мама удивится, как повзрослел её сынок, усы выросли, – я была серьёзна.
Пашка инстинктивно пощупал под носом, побежал к зеркалу. Засмеялся.
– Я себе бороду тоже нарисую, – воскликнул маленький друг и кинулся к столу искать фломастер.
Я вскочила, подхватила Пашку и закружила по комнате. Он засмеялся, как смеются только в детстве. Звонко и беззаботно.
– Нет, не надо ничего дорисовывать. Мы победим это хитростью, – мне было интересно, что он придумает.
– Останемся дома? Замотаем лицо платком? Придумал: маски! – Пашка захлопал в ладоши.
– Ага! Зайчик и Волк. Но у меня их нет. – Я представила нас в новогодних масках.
– А ковидные? – мальчик просто мастер «мозгового штурма».
Виталина, увидев нас, вспомнила пандемию недобрым словом, заохала, засуетилась.
– Я так и знала, что ты, Пашка, заболеешь. Наверное, добрая тётя мороженое покупала? Сама наелась до отвала и тебя накормила?
– Мама, мамочка! Мы не болеем. Мы победители.
Пашка снял маску, Вита села там, где стояла. На растение у стены. Усы она нам простит. Цветок – нет, она больная по этому делу, садоводка махровая.
– Как свидание? – Пашка убежал, и я попыталась отвлечь её от разрушения.
– Козёл. Опять козёл! – в порыве негодования Виталина пнула горшок со сломанным цветком.
– А ты не ходи по козлиным фермам, – сделала я жалкую попытку пошутить.
– Тебе хорошо говорить! – вскричала «яжемать». – Ты одна. А Пашке отец нужен. Думаешь, я не вижу, что из него получается? Бабьё вокруг одно. Тени своей боится.
– Вокруг не только бабьё. Есть и пираты, – машинально добавляю я.
– Какие пираты? – остолбенела подруга.
– Такие, – отвечаю я, снимая маску. – С усами и бородой.
Мне показалось или Виталина неподвижно смотрела на меня минуты две? Потом хрюкнула, икнула. Стала как-то неприлично хихикать. Упала на диван и застонала, смеясь и корчась. Бросилась обниматься.