Человек Возрождения. Беседы с Борисом Левитом-Броуном

Это жизнь или смерть пишет книгу стихами?
Это ад? Или… небо коснулось руки?

Не то чтобы люди разучились любить, Леночка! Всегда умели плоховато. Прежде много врали про любовь и скрывали любовь, потому что христианским моральным террором всё было запутано и запугано, подавлено под страхом осуждения. А теперь всё стало можно, и люди всё так же продолжают врать про любовь, потому что мгновенно разменяли её на медяки вседозволенности. Без любви – это вы точно заметили – и жизнь не та, и искусство не то. Простая истина любви: Carmen, je t’aime![1 - Кармен, я люблю тебя!] Но надо иметь достаточно чувств, чтобы произнести это дрожащим голосом.

Похоже, на ваш вопрос я так и не ответил, хотя вопроса-то, собственно, не было, так что вроде и поговорили.

Беседа 3

Долгий разговор о недолгой карьере в девяти эпизодах

Эпизод первый: «Зачем?»

Ел. Ф.: Давайте, Борис, вернёмся к музыке и поэзии. Как вышло, что почти выпускник искусствоведческого факультета, внук виолончелиста, сын пианистки и лирический поэт стал петь джаз?

Б. Л-Б.: А давненько мы с вами, Леночка, обстоятельно не беседовали, правда!

Ел. Ф.: Да, Борис, давно, с Москвы 2005 года, когда мы познакомились. Я сразу решила непременно написать о вас, но тогда всё ограничилось лишь интервью по поводу выхода в свет в Италии вашего скандального альбома рисунков «Homo Erotikus». А теперь хочется обо всём по порядку и подробно: о вашей жизни, о ваших взглядах и мыслях, о том, чем вы занимались и чем занимаетесь сейчас, короче, о том, кто такой Борис Левит-Броун.

Б. Л-Б.: Хотите вернуться одновременно к музыке и поэзии? Не получится. Моя поэзия с джазом никак не вяжется, хотя однажды я даже посвятил стих великому джазовому трубачу и певцу Чету Бейкеру.

Разговор о моей судьбе в джазе – это долгий разговор о короткой карьере. Разговор смешной, но и небезынтересный. Дайте угадаю, вы, наверняка, хотите спросить меня не «как?», а «зачем?». Угадал?

Ел. Ф.: Угадали. Спросить хочется, потому что, ну правда, – зачем? С чего вдруг поэт и писатель, да ещё и художник-график Борис Левит-Броун превратился в jazz singer Boris Lebron?

Б. Л-Б.: А вы, Леночка, представьте себе джазового певца по фамилии Мамин-Сибиряк или Антонов-Овсеенко.

Ел. Ф.: Ну да, смешно, но я же не об этом, не о сценическом псевдониме. Я о том, что вы и джаз – это как-то…

Б. Л-Б.: Нелепо, несерьёзно? Вы это хотели сказать? Не стесняйтесь, Леночка. Я уверен, мне удастся вас разубедить.

Ел. Ф.: Разубедить в чём? На столе ваши книжки, ваши альбомы, повсюду чёрным по разноцветному – Борис Левит-Броун, и вдруг— почему-то Boris Lebron.

Б. Л-Б.: Э, Леночка, всякому жанру свой сценический образ. Фамилия – это часть образа. На эстраде хорошо звучит Bing Crosby, Mark Murphy, Boris Lebron. А Борис Левит-Броун – это для книжных обложек, вот тех, что на столе.

Ел. Ф.: Ну, вы опять отшучиваетесь. Ладно, тогда вопрос – James Le Bron вам не мешает в интернете? Я, когда ищу ваши записи, регулярно натыкаюсь на звезду американского баскетбола.

Б. Л-Б.: А вы ищете мои записи? Хм… приятно! Нет, James Le Bron мне не мешает. Слишком разный у нас с ним пиар-вес. На него миллионы ссылок, на меня, ну, скажем… сильно меньше. Мы друг другу не конкуренты.

Ел. Ф.: Извините, вот сейчас спрошу дерзко: зачем вам всё это вообще нужно?

Б. Л-Б.: Что «всё это»?

Ел. Ф.: Сценический образ, псевдоним, студийные записи, ролики на YouTube – вообще вся эта история с джазом и популярной музыкой?

Б. Л-Б.: Вы серьёзно?

Ел. Ф.: Ну не так, чтоб уж совсем, но всё-таки… Человеку, написавшему семнадцать книг, сочинявшему стихи, истратившему годы на религиозно-философские труды, при этом ещё пишущему «аморальные» романы и занимающемуся эротической графикой, – зачем ещё и это?

Б. Л-Б.: А я ж ещё в ранних моих стихах предупредил жизнь, что подчиняться её правилам не намерен. Помните:

Нет на Моисеевой скрижали
слов для меня…

Ел. Ф.: Да, конечно, помню! Я давно уже нашла эту поэму в вашем сборнике «Терзания и жалобы» и с тех пор перечитывала её не раз, так что знаю и люблю. У вас не было опасения, что люди перестанут понимать, кто вы.

Б. Л-Б.: А вы думаете, я сам понимаю, кто я? Просто делаю то, что хочу и что получается.

Ел. Ф.: Ну да, но когда всё успевать? Не возникало ощущения, что надорвётесь?

Б. Л-Б.: Да с чего, Леночка? Где тут возникнуть надрыву? Я родился и вырос в музыке, правда, в классической, долго презирал любой популяр. У меня даже есть в репертуаре одна вещь, определённо в романсовом стиле, хотя вообще-то это традиционная ирландская песенка «Danny Воу». Хотите послушать?

Ел. Ф.: Хочу, конечно!

Б. Л-Б.: Тогда слушаем:

https://www.youtube.com/watch?v=cS8-imdVv70 (https://www.youtube.com/watch?v=cS8-imdVv70)

Но жизнь повернулась так, что я открыл для себя джаз, американскую песенную классику, и всё… резко заболел, так сказать, заразился. Вот, например, «Foggy Day in London» – типичный образец джазовой инфекции:

https://www.youtube.com/watch?v=Jvp6rZhQye4 (https://www.youtube.com/watch?v=Jvp6rZhQye4)

Ел. Ф.: Ничего себе контрасты! Первая «Danny Воу» спета в почти классической манере, a «Foggy Day» – просто какой-то скорый поезд.

Б. Л-Б.: Именно! Джаз частенько и есть такой блестящий, неудержимо несущийся скорый поезд.

Ел. Ф.: А что именно вас так вдруг инфицировало? Прежде презирали, а тут…

Б. Л-Б.: У меня, видите ли, прорезалось неимоверно острое чувство ритма, прямо какой-то голод, требовавший утоления. Видимо, Жванецкий прав: «У каждого мужчины есть чувство ритма, надо только ему позволить…» Ну вот, жизнь мне позволила утолить мой ритмический голод.

Начал я с того, что в 20 лет стал овладевать ударной установкой – дело, кстати, очень и очень непростое. Со временем втёрся в один халтурный составчик. Думал – так… ненадолго, а проработал с этим коллективом лет двенадцать. Начал барабанщиком и немало лет просидел за установкой. В этом же коллективе начал петь, ещё сидя за барабанами. Потом уже освободился от установки и стал полноценно отдаваться микрофону. Так что моя смешная карьера музыканта началась ещё до всех книг.

Эпизод второй: «Карьера?»

Ел. Ф.: А что, у вас была карьера?

Б. Л-Б.: Знаете, Леночка, это то же самое, что спросить: «А у вас были деньги?» Что считать деньгами. Так же и с карьерой. Если с точки зрения Фрэнка Синатры, то, конечно, смех. А если считать, что несколько лет публичных выступлений всё-таки можно считать карьерой, то да.

Был в Киеве Джазовый клуб. Приходилось и там выступать. Я имел статус единственного в Киеве джазового певца. Женщины-певицы были, а вот мужчин… – я один. Стихи, правда, я тогда уже пробовал писать, но в джаз меня втянуло изрядно раньше. Ко времени, когда наш халтурный составчик распался, при киевском Доме учёных образовался джазовый квартет. Меня туда пригласили ударником, но я сразу сказал руководителю: «Если хочешь, чтобы твой коллектив имел успех, бери меня солистом!» Попробовали, порепетировали, убедило. На том и порешили. В КДУ мы создали джазовую гостиную и назвали её белой. В этой «Белой Гостиной» давали концерты. Между прочим, зал набивался под завязку. От тех киевских времён чудом уцелела даже видеозапись на любительскую камеру. Аналоговая, очень несовершенная, с оборванным началом и кое-где плывущим звуком. Это был 1989 год. Такую сегодня уже и слушать конфузно, разве что как архив. Зато мы там все молодые и, главное, все – живые: руководитель и клавишник Володя, барабанщик Серёжа, басист Валера и флейтист/саксофонист красавец Саша, которого, увы, уже нет. Я люблю эту запись и берегу.

Ел. Ф.: А можем её прокрутить, любопытно же?

Б. Л-Б.: Можем, только, чур, без претензий к качеству. Ни по изображению, ни по саунду она сегодняшнему дню уже не отвечает. Исполняется «Round Midnight» («Около полуночи») – одна из знаменитейших тем прохладного джаза (cool jazz).

https://www.youtube.com/watch?v=j7bd0q39gYI (https://www.youtube.com/watch?v=j7bd0q39gYI)

Ел. Ф.: Ну да, качество, конечно, не сегодняшнее, но всё слышно и всё понятно. И вы понятны. Очень себе нравились?

Б. Л-Б.: Вы, Леночка, наверняка уже заметили, что я самодовольный тип.