Свободные и счастливые

Мне не придётся оправдываться перед своей совестью. Она всё это заслужила. Полгода взаперти только пойдут ей на пользу. Более того это, быть может, спасёт ей жизнь. В следующий раз, когда какой-нибудь дебошир решит отнять у неё фотоаппарат, меня может не оказаться рядом. Она, кажется, владеет приёмами самообороны, да только что сделает хрупкая девушка против двоих или троих пьяных мужчин? Однажды она доиграется, и кто-нибудь из них решит разбить об её голову очередную бутылку. Так что, выражаясь фигурально, похитив её, я тем самым спасу её и сделаю ей же лучше. Слабый, конечно, аргумент, но мне он нравится.

Во двор вбежал запыхавшийся молодой человек в оранжевом комбинезоне.

– Адель! Всё в порядке? Я услышал шум и крики по твоему передатчику.

– Спасибо, Леон, всё хорошо! Сфотографировала двоих пьяных, и только.

– Нехороший у тебя участок… Давай поменяемся?

– Не волнуйся за меня. Если что, сразу пошлю тебе сигнал тревоги.

Пока они беседовали, я стоял в тени и изо всех сил старался слиться с серой стеной. Не хватало ещё, чтобы товарищ Адель из городской дружины увидел меня рядом с ней и запомнил моё лицо. Тогда придётся искать для наших целей другую активистку. К счастью, он не обратил на меня никакого внимания и, удостоверившись, что всё спокойно, быстро ушёл.

Меня давно занимал вопрос: неужели «нарушители порядка» всегда так спокойно позволяют их фотографировать? Почему никто не пытается убежать или просто отвернуться? Спрятать лицо под капюшоном, надеть тёмные очки..? Скорее всего, боятся. Что будет только хуже. «Оранжевые» всё равно выследят их, найдут, подкараулят у дома – и начислят на «штрафной счёт» ещё больше баллов. Однако только что я своими глазами увидел, что доведённые до отчаяния люди всё же готовы оказать сопротивление. Думаю, именно они первыми примкнут к новой партии контранархистов, как только мы дадим о себе знать. Да, не самый приятный контингент, но нам важна любая поддержка, если мы действительно хотим изменить это общество.

Я вынырнул из тени, снова приблизился к Адель и поинтересовался:

– И часто такое случается?

– Нет. Это первый подобный инцидент за целый год.

– И в чём конкретно провинились эти ребята? В том, что пили на улице, разбили бутылку или ругались?

– А вы считаете, они нормально себя вели?

– Совсем нет. Но ведь общество у нас вроде как свободное. И разве это не их право – расслабиться и повеселиться в субботний вечер?

– Нет, – отрезала защитница Сатья-юги.

– Вы слишком категоричны, Адель. И легкомысленны. Я беспокоюсь за вас, – я и сам не понимал, говорю я серьёзно или подшучиваю над ней, – Вам лучше держаться подальше от таких ребят. И от таких, как я, тоже.

– Благодарю за заботу, Герберт. Так о чём мы с вами говорили..?

– О том, что вы хотите мне помочь. Я согласен. Научите меня быть таким же жизнерадостным и счастливым, как вы.

Услышав эти слова, Адель расцвела. Маска суровой блюстительницы порядка спала, и под ней оказалась милая девушка. Исчезли стальные нотки, голос стал мягким и бархатистым.

– С удовольствием. Я постараюсь. Тогда, может быть…

– …встретимся как-нибудь и погуляем? – перехватил инициативу я.

– Я хотела пригласить вас на открытый урок по танцам в эту среду.

– Танцы – это прекрасно, но давайте для начала просто побеседуем. Прогуляемся по парку, да вот хотя бы завтра вечером. Обожаю поздние прогулки в ноябре. Особенно по безлюдным и тёмным местам. Особенно с красивыми девушками.

Казалось, я делал всё, чтобы предупредить её. Чтобы показать, что со мной связываться не стоит, что я немного не в себе. Чтобы вызвать у неё подозрение. Но она не понимала моей иронии и только бесконечно улыбалась, чем невероятно меня раздражала. Я назвал время и место завтрашней встречи; она с лёгкостью согласилась. Что же, тем хуже для неё.

***

Чтобы хоть как-то справиться с непонятным волнением, я прыгала на скакалке в центре комнаты. Я прыгала уже пятнадцать минут, но легче не становилось. Меня только всё сильнее бросало в жар. Надо будет принять холодный душ.

Почему меня так тянет к этому мужчине? Почему я теряюсь под его взглядом и всё время боюсь покраснеть, как девочка? Почему постоянно о нём думаю? Он меня одновременно привлекает и отталкивает – разве так бывает! Да, конечно, он курит, любит выпить, наверное, и как будто с презрением относится ко всему, что нам так дорого… Он грубый, надменный и циничный, и это отвратительно, но… Герберт совсем не похож на других нарушителей, которых я столько фотографировала, этих алкоголиков, дебоширов и неудачников, которые только и делают, что жалуются на жизнь, ноют, ругают Партию и пьют днями напролёт. Большинство из них абсолютно пустые внутри! В нём же есть что-то. Не понимаю, что именно, какой-то стержень, какая-то наполненность… Его выдаёт умный и проницательный взгляд. Какая-то внутренняя сила. Мне кажется, он хороший человек, просто что-то сбило его с пути.

Он пригласил меня на прогулку. Это просто встреча. Просто беседа. Нет, мне не нужно весь вечер к ней готовиться. Неважно, что я надену! Это ведь не свидание. Я не буду надевать платье. Он сказал, что я красивая девушка.

Возможно, в какой-то момент он потерял ориентиры и нацепил на себя эту дурацкую маску циничности. Он не безнадёжен. Такие люди нужны нашей эпохе, нужно только вразумить его, вернуть к нормальной жизни! Я смогу это сделать? Я попробую! Иначе грош цена всем моим пылким речам. Вот он, мой шанс проверить на практике – смогу ли я помочь кому-то на самом деле измениться! Да, надо признаться, мною движет не только желание помочь ему и подарить нашему обществу ещё одного полноценного во всех смыслах человека, но и собственное тщеславие… что ж, буду бороться с этим пороком в процессе.

А ещё… Ещё его лицо не выходит у меня из головы. Меня завораживают и гипнотизируют его печальные глаза и эта дерзкая, нахальная, язвительная, но в то же время такая грустная усмешка.

Глава 9 – Свидание в парке

– Герберт, я очень рада, что вы всё-таки решили со мной поговорить, – мы идём по вечернему проспекту, Адель несколько смущённо нюхает три красные розы, которые я ей преподнёс, сам не знаю, зачем, и учит меня жизни, – Но, правда, не стоило дарить мне цветы. Вы же не пытаетесь меня задобрить, чтобы я вас больше не фотографировала?

Я решил её позлить.

– Ну что вы, Адель. Конечно, не пытаюсь. Если позволите, я бы сейчас с удовольствием закурил – и можете фотографировать меня, сколько угодно. Мне осталось всего девять снимков до «капсулы». Сделайте их сразу все – и, уверяю вас, вы спасёте себя и наше светлое общество от опасного преступника.

Она остановилась и с недоумением взглянула на меня своими огромными бледно-зелёными, почти прозрачными глазами, жирно обведёнными чем-то чёрным.

– Я всё никак не могу понять ваши шутки. Герберт, вы странный человек. Вы единственный, кто так спокойно относится к фотографиям. Обычно все волнуются, боятся, оправдываются и просят…

– Я не привык унижаться, – я аккуратно беру её под руку и мягко, но настойчиво веду в тихий парк у реки. Девушка вдруг совсем смущается, её рука становится жёсткой и напряжённой.

– Знаете, я что-то очень замёрзла. Зайдём в кафе на берегу, выпьем чая? – как-то неожиданно робко предложила она.

Чёрт возьми! Если я откажусь, это будет выглядеть слишком странно, и она может насторожиться… Если я пойду в это проклятое кафе, мне придётся лишние полчаса выслушивать её глупости. А моим товарищам – ждать меня в холодном сыром парке. Кроме того, мы можем не успеть. Наше время ограничено. Но делать нечего.

Я нервно посмотрел на часы и вспомнил предостережение Экхарта: «Я отключил Городскую Систему Слежения. Не волнуйтесь, ваше лицо не зафиксирует ни одна камера. Девушка исчезнет, не оставив следов. Машину мы поставим со стороны пустыря, там сканеров нет. Номера с неё сняты. Нас никто не сможет отследить. Но вы должны успеть за пятьдесят минут. Запомните: у вас есть ровно пятьдесят минут, чтобы завести её в глухую часть парка, где нет фонарей с камерами».

Мы зашли в тихое уютное кафе и устроились на застеклённой террасе с видом на мрачные воды реки и тёмные силуэты деревьев с кривыми лапами-ветками. Я боялся, что кто-нибудь запомнит моё лицо, и потому заранее накинул капюшон на голову и снял его только тогда, когда уселся на диван спиной к залу. Мы сделали заказ через сенсорные панели на столах; я оплатил его не со своего основного счёта, а с анонимной банковской карты, которую завёл однажды специально для того, чтобы регулярно ходить в «полузапрещённые магазины», не привлекая к себе внимания.

Заметив краем глаза, что к нам приближается бармен с подносом, я сделал вид, будто выронил карточку, и наклонился под стол. «Вам помочь?» – участливо поинтересовался он. «Нет-нет, спасибо. Я уже почти нашёл», – нервно ответил я из-под стола. К счастью, он быстро ушёл, и я вылез, на секунду перехватив удивлённый взгляд своей спутницы. Наверное, я сейчас выгляжу в её глазах полным идиотом.

Адель утопала в мягком кресле, куталась в плед и пила горячий травяной чай. Я потягивал безалкогольное пиво. Девушка, как ни странно, молчала. Чтобы чём-то занять время и заполнить неловкую паузу, говорить пришлось мне.

– Этот чай, должно быть, очень полезный? – я поморщился, уловив резкий запах сена из её чашки.

– Конечно. Он стимулирует работу мозга, бодрит и нормализует давление. Ещё освежает дыхание, уничтожает микробы во рту, укрепляет зубы.

Не девушка, а настоящая энциклопедия здоровья, пользы и позитива. Стремление к саморазвитию, доведённое до абсолюта. Энтузиазм в квадрате, помноженный на десять. Я почувствовал, как на меня накатывает привычная волна раздражения.

– А что, Адель, вы даже ни разу не пробовали алкоголь? Пиво там или вино?

Она с неодобрением посмотрела на мой бокал.

– Два раза в жизни. Давно, лет в семнадцать. Мне не понравилось. Пить спиртное – это всё равно что добровольно делать себя слабее и глупее. Я предпочитаю поступать наоборот.

– Похвально. А как именно? Книжки читаете, спортом занимаетесь?