Вот Светлана Павловна замедлила шаг, завернула за угол, и я чуть не вскрикнула – я узнала дверь, из которой вчера выходил незнакомец. Мы каким-то непонятным образом оказались на другой лестнице.
Алекс с удивлением посмотрел на меня.
– Ты что?
– Светлана Павловна! – прошептала я. – Подождите, пожалуйста!
Она оглянулась, остановившись у самой двери.
– Да?
– Вы ведёте нас к тому парню, своему подопечному, который… который вчера…
– Да! – нетерпеливо воскликнула она и схватилась за ручку двери.
– А как же Антонина? Ведь мне Антонина звонила…
– Так она тоже там!
Не дав мне опомниться от удивления, она распахнула дверь и переступила порог.
Он лежал на койке, положив голову на колени сидящей Антонине. Глаза его, обрамлённые густой синевой, были закрыты, и при нашем появлении ни одна мышца не дрогнула на белом лице. Тоня, опустив голову, гладила его по стриженной макушке – ещё вчера голову парня украшали густые русые волосы, и эта потеря отчего-то больно ударила меня прямо в сердце. Сейчас облик обитателя больницы для душевнобольных вполне соответствовал ауре заведения – передо мной был человек, который остро нуждался в помощи и опеке.
– Он жив? – вырвалось у меня невольно, и я схватила Алекса за руку.
– Что вы такое говорите! – с лёгким возмущением воскликнула Светлана Павловна. – Конечно, жив!
Она засуетилась, поправила полотенце, висящее на крючке у двери, кинулась к дальнему углу комнаты, где стоял стол с кучей каких-то пузырьков, и зазвенела там чем-то.
Антонина подняла на нас измождённое от усталости лицо.
– Заснул, – прошептала она, не переставая поглаживать стриженую голову. – Слава богу! Вы простите меня за панику, можно было и завтра вопрос решить. Простите, Василиса…
Я, отпустив руку Алекса, сделала шаг вперёд.
– Тоня, так это он звонил тогда с вашего телефона?
– Нет, что вы! Я не знаю, кто звонил!
– Не знаете? – я растерялась. – Но тогда я совсем ничего не понимаю. Зачем вы… зачем я сюда приехала?
– Вы посмотрите там, пожалуйста, – она кивком головы указала в сторону тумбочки, белеющей справа от кровати. – На верхней полке. Я не знаю, может быть, я сама сошла с ума?
Странные её слова заставили меня переглянуться с Алексом, который слегка пожал плечами. Медленно, боясь разбудить жильца этой комнаты, я подошла к тумбочке, присела, пошарила рукой на верхней полке и вытащила оттуда какую-то папку из синего пластика с тонкими белыми завязками. Я с недоумением обратила взгляд на Антонину.
– Открывайте, открывайте! – нетерпеливо сказала она.
Я послушалась. Вскоре мною на свет были извлечены примятые листы бумаги разного оттенка – явно не из одного набора. Тут были и плотные, похожие на ватман, и совсем тонкие, как пергамент, но между ними была схожесть в одном, самом главном, – со всех них на меня смотрело лицо одного и того же человека.
Я медленно опустилась на стул, сражённая ошеломлением.
– Что там, Алиса? – Алекс сделал шаг ко мне.
– Посмотри сам…
Я передала ему рисунки и следила за выражением его лица, которое менялось по мере просмотра.
– Это ты, – выдохнул он. – Сомнений нет.
– Я, – покорно согласилась я. – Или моя сестра-близнец.
– У вас есть сестра-близнец? – тихо ахнула Антонина.
– До сих пор не было, – мрачно сказала я.
– Значит, всё-таки это вы…
– Да, Тоня. Или мы все тут сошли с ума. Но говорят, что это происходит только по одиночке…
– Я их случайно увидела, Василиса. Саша… – она бросила взгляд на парня, – всегда очень трепетно охранял свои вещи, знаете, никогда к тумбочке никого не подпускал… Даже Светлану Павловну.
– Пыль не давал протереть, – с обидой в голосе поддакнула Светлана. – Один раз вообще коршуном налетел, хотя парень он тихий, не скажу ничего плохого.
– А сегодня, – продолжала Антонина, – случилось с ним что-то. Мы не поняли даже, почему и что тому послужило причиной. Он… буйствовать начал, а когда я прибежала к Светлане на помощь, стал рисунки эти разбрасывать по всей палате с криками…
– Она бросила меня! – из своего угла кинула Светлана.
– Что? – вздрогнула я.
– Он так кричал, – пояснила Антонина. – Будто его кто-то бросил. И швырял в нас с какой-то неистовой злобой листами этими. Я, конечно, сразу же узнала ваше лицо, Василиса… И позвонила, потому что мы справиться с ним не могли. Ну а потом Вениамин Викторович примчался, его доктор лечащий, – он в другом крыле был, вкололи Саше лекарство, ну и вот… – она тяжело вздохнула. – Простите меня, Василиса! Можно было и завтра, на свежую голову всё обговорить, зря только вас потревожила.
– Нет, не зря!
Я опустилась на корточки у её ног, не решаясь коснуться лежащего человека.
– Значит, его зовут Саша…
– Саша, – тихо сказала Тоня.
– Алекс, тебе это имя ничего не говорит?
– Сашкина девица? – пробормотал догадливый Александр.
– Ага. Вредный старик про него говорил… – я вздохнула. – Значит, Беляев тут ни при чём…
– Беляев? – встрепенулась Антонина. – Игорь Георгиевич?
– Игорь Георгиевич. Мы его подозревали, Тоня.