Когда уходит печаль

– Любаша, тебе надо отдохнуть! – сказал ей однажды Артём Петрович, с которым железнодорожная судьба столкнула Любу впервые за несколько недель – его временно перебрасывали на другой поезд. Он сразу обратил внимание на осунувшееся лицо своей любимицы, но сначала списал это на бессонную ночь, а сейчас, когда смог наконец увидеть её поближе, понял, что дело в чём-то другом. Безотчётная тревога сжала его сердце. – Ты похудела, круги под глазами, а всё это знаешь, почему?

– Почему?

– Потому что совсем не бережёшь себя! Алина сказала, что ты уже третий рейс без напарницы работаешь!

– Разве раньше такого не было, дядь Артём? Вы же знаете, мне это даже в радость, люблю я полноценной хозяйкой в вагоне быть!

– В радость ли, детка? – охранник тяжело опустился на полку. – Что-то личико твоё бледное совсем о другом говорит!

– Просто я… ещё не ела сегодня, всё как-то некогда… – отвернула она взгляд в сторону.

– Похоже, ты не ела целый месяц, Люба! – Его ладонь, крепкая ладонь бывшего моряка, обхватила тонкие пальцы девушки. Она вскинула на него глаза. – Что с тобой происходит, Люба? Никогда я тебя такой раньше не видел. Заболела, возможно? Так давай на ближайшей станции к врачу забежим!

– Я себя чувствую совершенно здоровой, Артём Петрович! – искренне воскликнула она.

– Телом, возможно. А душой? Может, обидел тебя кто, Люба? Так ты признайся, я с этого негодяя шкуру спущу! Или это… Васька, подлец? То-то он от меня глаза отворачивает! Это он, Люба?!

– Да что вы, дядь Артём! Вася сам пострадал! – неосторожно вырвалось у неё.

– То есть как пострадал? – нахмурился охранник.

Люба прикусила язычок, кляня свою несдержанность. И как теперь ей выкручиваться?

– Понимаете, я по своей глупости дала Васе надежду, а потом… её забрала.

– Ничего не понял.

– Ну, – Люба с трудом подыскивала слова, – я ему сказала, что… выйду за него замуж, а потом… передумала. Вот. И он, конечно, теперь переживает из-за моей легкомысленности.

– Я никогда не считал тебя легкомысленной!

– Я тоже. Но так уж получилось, и ничего теперь с этим нельзя поделать. Поэтому Вася страдает, а я мучаюсь из-за того, что невольно его… подвела.

– Ты ведь не любишь его как мужчину, Люба. Ведь так?

– Вы правы, – не сразу ответила она, понимая, что следом за этим вопросом последует и другой. Разбивающий в пух и прах её враньё.

– Зачем тогда соглашалась на замужество?

– Из жалости, – быстро сказала она. – А потом одумалась и сказала «нет».

– Я тебе не верю. Ты не могла пойти на такой шаг из жалости, зная совершенно точно, что нет любви. Не такой у тебя характер, уж я-то тебя изучил, как никто другой! Нет, не сходится, Люба. Ты сейчас наводишь тень на плетень, но вот зачем ты это делаешь?

– Ничего я не навожу!

– И раньше ты никогда не врала! А сейчас что ни слово, то женское лукавство! – Он вздрогнул от собственных слов и, нахмурившись, вгляделся в Любино лицо. Она покраснела, но глаз не отвела. – Вот оно что! – выдохнул Артём Петрович. – Как же я сразу не догадался, старый болван? Ты влюбилась, Люба!

– Что?! – она вспыхнула и даже хотела выдернуть свою руку, но мужская хватка оказалась крепкой, как якорная цепь.

– Что слышала, голуба моя! Ты влюбилась! И человек, который забрал твоё сердечко, вовсе не Васька! Но парень наш, видать, попался под горячую руку, а после ты и опомнилась. Что, Люба, прав я? Умею я два и два складывать? Хотя тут, скорее, треугольник получается. Любовный!

– Никудышный из вас математик, Артём Петрович! – Люба упрямо вскинула подбородок, однако губы её задрожали.

– Согласен, совсем никудышный, – мягко сказал Шилов, – а психолог и вовсе никакой. Не разглядел, что девочка-то моя выросла…

Она отвернулась, сдерживаясь изо всех сил. Артём Петрович погладил её нежно по руке и спросил проникновенно:

– Что, Любаша, всё совсем плохо, да?

Она кивнула, не поворачиваясь. Слёзы подступили уже совсем близко, и гордая девушка боялась, что не сумеет справиться с ними. «Никто никогда не должен видеть тебя слабой!» – частенько повторяла ей мама.

– Он сейчас в поезде?

Она отрицательно покачала головой.

– Значит, ты отказалась выйти с ним, я правильно понимаю?

И тут Люба не выдержала. Она уткнулась в грудь Шилову и отдалась во власть жгучим слезам, которые, прорвав, наконец, преграду, рекой понеслись из её глаз, безудержные в своём потоке. Крепкие мужские руки обхватили её, словно убаюкивая своей защитой, а она всё плакала и плакала, остановиться не могла.

– Страшная штука эта первая любовь, – прошептал с тихой улыбкой Артём Петрович.

Но вот, наконец, рыдания стали стихать, Люба успокоилась и даже будто обычная радость вернулась к ней. Вот что значит искреннее участие друга! Шмыгнув носом в последний раз, она выпрямилась и посмотрела на Шилова своими прекрасными лучистыми глазами.

– Теперь готова рассказать, Любаша?

– Да!

И больше ни слова неправды не выскочило из её уст. Она поведала обо всём. О чувстве, вспыхнувшем внезапно, и о человеке, который это чувство вызвал. О собственной гордости, которая помешала ей обрести счастье, и о невозможности теперь это счастье догнать. Узнав о том, что виновник Любиного смятения – сын той самой пассажирки, что и его суровое мужское сердце захватила в плен, Артём Петрович смутился сам, однако не дал личным чувствам помешать дальнейшему разговору.

– Что мне теперь делать, дядь Артём?

– А чего ты сама хочешь, девочка?

– Ах, если бы знать!

Но, выпалив это, она тут же поняла, что знает – где-то в глубине своей измучившейся души. И Артём Петрович тоже почувствовал её внутренний ответ самой себе.

Он погладил её по голове, и она глубоко вздохнула.

– Я думаю, ты теперь лучше меня понимаешь, что дальше делать. Одно только скажу тебе, голуба. Решиться на поступок – дело непростое, конечно. Но если в душе есть ясное понимание своих желаний и устремлений, то первый шаг будет сделать совсем не тяжело. А дальше уж и того легче. Главное – эту ясность в себе видеть. Как маяк. Он не даст тебе сбиться с дороги.

– Я понимаю, дядь Артём…

– Эх, если бы и мне так же легко понимать свою жизнь, Любаша! – вздохнул Шилов. – Пойду я теперь, девочка. А ты знай: что бы ты ни решила для себя, я всегда буду на твоей стороне. Поняла?

– Поняла! И спасибо вам за всё!

Она порывисто обняла старого друга, и он поцеловал её ласково в русую макушку. Как будто прощаясь с ней, как будто предчувствуя скорое расставание…