Когда уходит печаль

– В последнем. И билет последний оказался. Мне повезло.

– А как вы узнали, что я буду этим поездом ехать?

– Разведка донесла, – улыбнулся он.

Из вагона послышались тяжёлые шаги, дверь в тамбур распахнулась, и в проёме появилась Любина сменщица, неповоротливая Антонина Валерьевна. Ей было сорок пять лет, и она всей душой ненавидела свою работу. Как и каждая из проводниц поездов дальнего следования, Антонина шла на любые ухищрения, чтобы заполучить Любашу в свои напарницы. Но если кому-то хотелось работать с Любой из-за её лёгкого характера, то у Тони были свои, более меркантильные, интересы – она очень не любила трудиться и потому прикладывала все усилия, чтобы это вместо неё делали другие. Вот и сейчас она разыскивала замешкавшуюся Любу только с одной целью – устранить лужу на полу в туалете, на которую ей пожаловался один из пассажиров, весьма вредный дедок. «Небось, сам же эту лужу и устроил», – желчно подумала Тоня, хмуро выслушав его жалобу, и тут же поспешила на поиски Любы.

– Любаша, что ты возишься! – недовольно обратилась она к девушке, не взглянув на нового пассажира. – В туалете надо прибраться, жалуются уже. А я «лушку[1 - Форма ЛУ-72 (Бланк учёта).]» заполняю, у меня же не сто рук!

– Сейчас приду! – вспыхнула Люба.

– Меньше слов, больше дела! – хмыкнула Антонина и, остро мазнув по лицу парня внимательными глазами, скрылась за дверью.

– Кажется, опять я виноват! – огорчился Глеб.

– Ну что вы! Вы тут совсем ни при чём! У нас тут каждую минуту что-нибудь случается, такая работа… Вы проходите на своё место, а я к вам потом загляну, хорошо?

– Обязательно! Нам с вами о многом надо поговорить, Люба!

На этой загадочной ноте они и расстались – Глеб направился к своему купе, а Люба, зайдя в свой отсек за хозяйственными принадлежностями, побежала исполнять рабочие обязанности. И впервые она совершала их в каком-то нервном волнении, из-за которого всё валилось из рук.

Выполнить обещанное ей удалось не скоро, постоянно находились ещё какие-нибудь дела, требующие от проводницы личного участия. Антонина почти не выходила из служебного купе, жалуясь на «больные» ноги, поэтому Любе приходилось крутиться самой, попутно помогая также проводнице из соседнего вагона – в этом рейсе они работали втроём на два вагона. Она бегала из вагона в вагон, но каждый раз замедляла шаг, приближаясь к девятому купе, из которого улыбался ей новый пассажир. И, словно поддерживаемая этой улыбкой, Люба с ещё большей энергией спешила продолжать свои дела.

Только ближе к вечеру наступил долгожданный перерыв. Поезд стремительно нёсся вперёд, следующая большая остановка предстояла через три часа, пассажиры мирно сидели по своим купе, кто-то спал, кто-то читал, кто-то тихо разговаривал с соседом, и Люба, заглянув в зеркало и отметив уж слишком блестящие свои глаза, вышла из служебного отсека. Глеб будто почувствовал, что настало время и для него, – он уже стоял у окна перед своим купе, дверь которого была плотно задвинута.

– Сделать вам чаю или кофе? – словно оттягивая момент предстоящего разговора, спросила девушка, приближаясь к нему.

– Не нужно, Люба. Просто постойте со мной, пожалуйста.

– Хорошо…

Она остановилась за шаг от него и тоже повернулась к окну, облокотившись руками о поручень. Мимо пролетала какая-то деревенька, сверкающая окнами в лучах заходящего солнца. Пронёсся последний её домишко, и вскоре показались кресты старого кладбища.

– Вчера было сорок дней, как умерла бабушка, – тихо сказал Глеб.

– Я чувствовала это! – вырвалось у Любы. – Хотя надеялась…

– Да, мы тоже все надеялись… Но… Она прожила хорошую долгую жизнь…

– И умерла в окружении любимых людей! А это ведь так важно, правда?

– Очень! – Он повернул к ней голову. – Вы ведь сейчас о своей бабушке подумали, Люба? Вы сожалеете, что…

– …что она не смогла облегчить свою душу перед смертью. Да, я очень часто теперь об этом думаю. Мне кажется, ей было очень тяжело и страшно… одной…

– Вам нужно съездить туда, Люба.

– Но я… – она смятенно посмотрела на него. – Я не смогу!

– Сможете. Потому что я поеду с вами.

– Вы?!

Она смотрела на него широко открытыми глазами – но не удивление чувствовала сейчас, нет, она как будто совсем не удивилась его ответу, но какое-то другое, доселе неведомое ей чувство вдруг проникло в её душу. Она не могла описать его словами, но ощущала его биение где-то в самой сердцевине своего существа.

– Я, Люба. Ведь я здесь именно для этого.

– Чтобы поехать со мной… в Мариинск?

– Чтобы забрать вас отсюда.

– Но… почему?

– Ведь вы сразу это поняли, когда увидели меня… – он накрыл её ладонь своею. У Любы ослабли ноги. – Потому что я полюбил вас, Люба, ещё прежде, чем увидел сейчас.

– По фотографии! – вырвалось у неё.

– Фотография была завершающим фактором, – улыбнулся Глеб. – Мамины рассказы тоже сделали своё дело, конечно. Но главное в другом. Я давно искал вас, Люба.

– Я приходила к вам в сновидениях? – усмехнулась она.

– Пару раз, – он улыбнулся. – Но вообще-то всё гораздо прозаичнее. Я уже видел вас, Люба. Давно. Вы ещё были девочкой, которая помогала своей маме в её нелёгком труде проводницы. Это прозвучит странно, но я влюбился в вас именно тогда. Вы поразили мальчишеское воображение, и я с тех пор думал о вас, мечтал о вас. И искал – но что мог сделать пацан, полностью зависящий от родителей? Когда я стал постарше, взрослая жизнь увлекла меня. Студенчество, работа… Но я не переставал думать о вас, хотя попыток искать больше не совершал. Во мне вдруг проснулся страх… ошибиться.

– Вы боялись разочарования…

– Я стал понимать, что мои мечты могут разбиться вдребезги от встречи с той реальностью, какой я не мог предугадать. Да, я очень боялся разочарования и тогда решил, что лучше оставить всё как есть. А потом вас встретила мама. Тут-то я и понял, что иногда действительность оказывается даже лучше представления о ней. И тогда я решил, что найду вас, чтобы сказать об этом. Только сразу не мог этого сделать, потому что умерла бабушка и надо было поддерживать маму с дядей, помогать со всякими делами… Но теперь я здесь, Люба. А это значит, что без вас я никуда не уйду!

Последнее предложение он произнёс так решительно, так безапелляционно, что невольно вызвал у Любы внутреннее сопротивление. Только что она чутко внимала его горячей речи, и вдруг словно строптивый чертёнок в ней проснулся. Как будто бабкины гены в одну секунду проросли в ней сквозь мягкость и доброту.

Она отняла свою руку и выпрямилась.

– Звучит самонадеянно!

– Я бы сказал – уверенно.

– Ваша уверенность зиждется на вашем незнании меня! Разве ваша мама не сказала вам, что я не желаю другой жизни, чем та, которой живу? – Прежняя убеждённость в своей правоте вернулась к ней, и она сейчас как никогда остро ощутила, что никак не может и не хочет потерять всё то, чем дышала всю свою жизнь. Её голос стал ещё твёрже, ещё уверенней. – Вы зря меня искали, Глеб! Я никуда с вами не пойду. Я останусь здесь, здесь мой дом, здесь моя семья, здесь…

В этот момент загрохотала дверь тамбура, и в вагоне появился Василий. Люба даже не успела ничего обдумать, как её язык всё решил за неё:

– …и здесь мой жених! – звонко закончила она, протягивая руку навстречу Васе. Тот ошалело поморгал глазами, делая шаг к ней. – Познакомься, Вася, это сын Ирины Вячеславовны, помнишь такую?

– П-помню…

– А это мой будущий муж Василий, – твёрдо заявила девушка и сжала руку «жениха».

– Будущий муж, – подтвердил Вася и расплылся в счастливой улыбке.

Однако Глеб, похоже, ничуть не расстроился, выказывая своё понимание человеческой природы. Он даже будто был готов к такому повороту событий.