Вероника серьезной тенью замаячила сзади:
– Теть Лен, давайте тарелочки и приборы, я накрою!
Какая милая у меня будущая невестка! Она пошла в комнату с посудой, и я услышала ее строгий голос:
– Сережа, иди переоденься!
Я засмеялась и переглянулась с мамой. Та подняла брови домиком и улыбнулась.
– Ничего, пусть привыкает слушаться…
– Ой, мам…– Я вздохнула. – Лучше бы привыкал к ответственности. А то сейчас слушается нас с тобой, потом – жену… А случится что, кому разруливать? Веронике?
– Это что тебя на такие мысли потянуло?
– Да так. Понимаешь, наши мальчики даже не знают, что такое самостоятельность, ответственность не только за свою судьбу, но и за судьбы живущих рядом людей. Хорошо, если его жизнь будет гладкой и спокойной. А если не будет рядом того, кто бы за него подумал и решил проблему?
– Перестань, я за папу всю жизнь думаю. И прожили-то мы все эти годы хорошо.
– Мам, ты думаешь за него, когда пойти на рынок или съездить в деревню… Я имею в виду совершенно другое. Мы, женщины, принимаем решения относительно того, что касается жизни в семье. И это – правильно. Но иногда к тебе приходят проблемы из внешнего мира. И ты встаешь перед выбором, словно витязь на распутье, не зная в какую сторону метнуться. Разве отец в такие моменты не брал решение этих вопросов на себя? И потом, разве ты его заставляла в свое время искать работу, где хорошо платят? Нет, он сам знал, что благополучие его семьи – дело собственных рук. Да, ты давала задание – он делал. Но ты же не разжевывала ему путь из точки А в точку Б. И не водила за руку. Понимаешь? Он свой путь просчитывал сам.
– Ну да. – Согласилась она. – Но ведь так и должно быть?
– Должно. – Закончила я разговор и слила картошку. Затем растолкла, растопив в ее горячих недрах масло.
И скоро мы впятером сидели за столом. Негромко говорил телевизор. Мама смотрела «Карнавальную ночь» и подкладывала папе кусочки. Сережка что-то нашептывал на ушко Веронике. Было тепло и уютно. За окном незаметно ушло спать солнышко, а на город упала светлая и звездная ночь. Снег закончился, и лишь редкие белые точечки иногда пролетали мимо освещенного окна.
Я собрала посуду и поставила ее в мойку. Налитый по самое горлышко чайник завел свою шумную песню. Опершись о кухонную столешницу руками, я задумалась. Вот тут еще сегодня днем сидел Борис, а я смотрела на его светлые волосы и запутавшиеся в них солнечные лучики… Все, хватит. Заварив чай, я понесла в комнату чашечки и расставила их на столе. Мы пили чай с пирожными, которые купил днем Панкратов, и разговаривали обо всем подряд.
– Леночка, мы сейчас с папой поедем домой, а завтра вечером заберем ребят и сразу – в деревню.
– Пап, тебе по такой дороге как ехать? Ты же плохо видишь!
– Не промахнусь. – Философски заметил отец. – На обочинах – снег. Машин нет, все празднуют. Доедем потихонечку.
– Может, вы уедете днем, а я привезу их сама?
– Нет–нет! Пока мы встанем… Я вообще не смогу спать, пока вы катаетесь по этому ужасному городу!
– Ма-ам, там полиции полно! А поеду я по навигатору, не собьюсь! Погуляем немножко и обратно!
– Да, баб, ложись спать, – услышал сын последние слова бабушки, – и вообще, там будет так интересно, да, Вероника?
Та кивнула головой.
– А твой друг Макс едет или нет? – Поинтересовалась я. – Вы бы созвонились…
– Да, мы уже договорились. Он к нам в половине десятого подойдет.
– А поедете вы во сколько? – Все переживала моя мама.
– Как придет, так и поедем. Не переживай, дороги в это время уже опустеют.
– Ты заправилась? Незамерзайку залила? – Это подключился отец.
– Все я залила. Езжайте, отдыхайте. И вам надо поспать немного и ребятам отдохнуть.
Вероника скромной тенью собрала пустые чашки, и вскоре на кухне полилась вода.
Мама с папой одевались в прихожей, когда в дверь позвонили.
– Это кто? Уже Макс?
Я пожала плечами и открыла замок. А там, с двумя букетами ослепительно-белых роз стоял Борис.
Мы втроем сначала замерли, а потом меня захлестнула такая волна счастья, что я чуть было не прыгнула ему на шею.
– Добрый вечер! – Нарушил он минуту молчания. – Дамы, позвольте мне поздравить вас с наступающим Новым Годом!
И шагнул внутрь.
Мы с мамой растерянно шуршали целлофаном. Она – от удивления, я – от радости. Первым, как ни странно, пришел в себя отец. Он протянул руку Борису:
– Михаил Викторович Шацкий, Леночкин папа.
– Борис Александрович Панкратов. Друг Вашей дочери.
У мамы поползли вверх брови, а глаза округлились. Они прекрасно знали, как звать моего шефа, а также то, что еще позавчера у меня друзей с таким именем не было. Но мой отец был выше расспросов.
– Мы уже уходим, нам пора, – потянул он за руку маму.
– Но… – растерянная бабушка, наконец, похлопала ресницами и сообразила, что за вчерашний день произошло нечто, о чем я предпочла умолчать.
– Нет, подождите, – Борис был само обаяние, – я купил чудесный тортик и вкусный ликерчик. Надо же проводить Старый год! Он был к нам хорошим и добрым. Так за что же его обижать?
Мужчина скинул куртку и нашел тапочки. На странный шум в коридоре выскочил сын и его подруга.
– Ты – Сергей? Будем знакомы – Борис Александрович. А Вас, барышня, как звать?
Та покраснела и пошептала:
– Вероника…
– И мне приятно. Поставьте чайничек и возьмите тортик.
И Борис первым прошел в комнату. Мама с папой обменялись взглядами и решительно разделись. Вечер перестал быть томным и стал интригующим.
– Я думала, ты уехал… – шла я за ним собачонкой. – Почему ты остался?