– Тогда кто это мог быть?
– Мой брат, хоть и не интересовался личной жизнью Светы, выяснил фамилию, имя и адрес ее бывшего мужа. Думаю, ответ надо поискать там.
– А почему ты думаешь, что не у нас?
– Она была Сашиной женщиной. Это знали все. Тихой и спокойной. Значит, умысла ни у кого быть не может. А в маньяка, забравшегося в ресторан, не верю. Я поручил одному Сашиному человечку составить список всех гостей поименно, бывших в тот день на корпоративе. И всех сотрудников ресторана. Но пока не ясен мотив, имена нам ничего не дадут. Мне кажется, надо повидаться с ее мужем.
Он потер глаза и оглянулся по сторонам. Светило уже заваливалось к горизонту, а индикатор уровня бензина – к красной линии.
– Ну и что мы стоим? – Спросил он. – Вперед!
– Куда? – Вздохнула я, выезжая из элитного комплекса.
– На заправку, в ресторан, а потом – домой. И спать!
– Это просто здорово! – просияла я и полетела на любимую бензоколонку при въезде в город.
Закатное солнышко окрасило ярким оранжевым светом несколько автомобилей, приткнувшихся у колонок. Не дожидаясь одинокого дядьку-заправщика, я привычно обошла машину и сняла пистолет, как из пассажирской двери вылез Борис и махнул рукой.
– Садись в салон. Я оплачу и заправлю.
Я пожала плечами и вручила ему шланг. В конце концов, он – мужчина. Раз принял такое решение – не мне его отговаривать. Пусть соответствует. Я вернулась на место и задумалась. Как подчас странно складывается жизнь! Столько лет проработав вместе с Александром Панкратовым, я даже и не подозревала, что этот успешный и красивый человек носит в своем сердце такую драму. Женскую натуру не изменишь и, естественно, когда я только устроилась на работу к нему в контору, то по чисто дамской привычке пыталась кокетничать с шефом и стрелять глазками в его сторону. Но он был холоден, как айсберг в арктическом море. Постепенно я перестала обращать на него внимание, как на мужчину, и у нас установились вполне деловые отношения. И потом мне кто-то рассказал про то, что он женат, а Света – его официальная любовница. Кто бы мог подумать, что жизнь этого человека – сплошное испытание на прочность! Вроде расплатился с долгом, встал крепко на ноги, все уважают его, как профессионала своего дела и как человека… И на тебе: лишился последней своей отдушины! И как все странно получилось: Света забеременела, а он свободен от долгов… В моей перенапрягшейся голове забрезжил неясный свет: вот еще немного, еще чуть-чуть, и меня осенит идея!
В салон забрался Борис и с улыбкой посмотрел мне в лицо:
– Такое ощущение, что ты только что отрыла клад…или выиграла миллион! Рассказывай, что надумала.
Я тронулась с места и, проехав по центральной улице метров сто, снова развернулась в сторону города. Глядя на поздние экскурсионные автобусы у древних монастырей, я раздумчиво произнесла:
– Борь, а как ты думаешь, может, Свету заказал Синельников?
И скосила на него глаза.
У Бориса сначала вытянулось лицо, а потом он рассмеялся.
– И что же тебя сподвигло на такие мысли, а, Леночка?
– Смотри: Александра долг больше не держит рядом с Людмилой. Что ему мешает пристроить мэрскую дочку в психушку и жениться на женщине, ждущей от него ребенка?
– Элементарная порядочность. Василия Елизаровича и Сашу связывают не только родственные, но и деловые отношения. Ты же знаешь сама – из этих связей выбраться практически невозможно. Да и не хочет он разводиться: считает, сам виноват, самому и расплачиваться. Нет, Синельников скорее прикопал бы собственное чадушко, нежели Светлану. Кстати, он о ней знал почти с самого начала их связи. И одобрял зятя.
– Бедный Александр! – Посочувствовала я шефу. – Такой жизни не позавидуешь. Кажется – живет в раю… а на деле – сущий ад!
– Ты просто всегда думала только о себе и своих близких, не интересуясь остальными. А если заглянуть в чужие жизни, там можно обнаружить такие драмы… – Он вздохнул и замолчал.
Я ехала по своему городу, в котором жила с рождения. Солнце быстро село, и вдоль дороги засияли оранжевые фонари. В невысоких домишках засветились теплым светом окна, и темные человеческие тени скользили по занавескам. Кто-то повесил прямо на рамы елочные гирлянды, и они перемаргивались разноцветными огоньками. А вот тут живет моя бывшая школьная подруга. Совсем недавно мы столкнулись в магазине и чуть не пробежали мимо друг друга… Пара слов, оценивающая улыбка, и мы снова полетели по своим делам. А я даже толком не поинтересовалась: как же ты живешь, Катенька? И совершенно не помню, кто у нее: мальчик или девочка? Прав Борис: людьми надо интересоваться. Вдруг кому-то из старых знакомых или соседей требуется помощь или моральная поддержка? Как трудно, когда со своей бедой не к кому пойти и хотя бы поплакаться в жилетку!
– Борь, может, домой? – Нарушила я молчание.
Он посмотрел на меня усталыми, блестящими в темноте, глазами. И в этой тьме, подсвеченной приборами и наплывающим уличным освещением, я вдруг разглядела морщинки у его глаз и рта. Молодой человек неожиданно оказался стариком. Я тряхнула головой.
– Устала? – Улыбнулся он. – А я хотел покормить тебя в ресторане…
– Нет, – рассмеялась я, – у меня теперь на них аллергия! А в морозилке лежит пакет с домашними пельменями. И сметана в холодильнике ждет своего часа…
– Ты умеешь готовить? – Попытался съехидничать мужчина. – Я думал, ты питаешься йогуртом и травкой.
– В-общем, так оно и есть, но у меня растет парень, который… растет. И кушает. Так что приходится варить супы, тушить мясо…
Я, наконец, свернула в свой двор. Мерседес стоял на месте и ждал хозяина. Позади пустовало освободившееся парковочное место, на которое я тут же занырнула. Привычно взглянув на свои темные окна, я выключила зажигание и поставила машину на передачу.
– Давно не встречал женщин, катающихся на «механике». – Заметил Борис и выпрыгнул наружу. А потом с удовольствием потянулся.
Пикнув сигнализацией, я обошла свою ласточку и поинтересовалась:
– А с женщинами, у которых машинки на «автомате», ты встречаешься регулярно?
– Ревнуешь? – Он крепко взял меня под локоть и повел в подъезд.
Занавески на окнах соседей дрогнули. Я расхохоталась: голод и нервное напряжение сделали свое черное дело, и у меня началась истерика. Я смеялась и не могла остановиться. Когда мы зашли в подъезд, Борис неожиданно развернул меня к себе лицом и крепко обнял:
– Тихо, тихо, девочка. Все уже прошло. И все будет хорошо… Смотри: фантомы пельмешек уже летают над нами, помахивая крылышками… а вот воспарила сметана… Какая она густая… Помнишь, как в фильме «Ночь перед рождеством» пузатый Пацюк ел галушки? И мне уже кажется, что я чувствую их мясной, такой сочный запах…
Я взяла себя в руки и отстранилась от его куртки, слегка благоухающей французским мужским парфюмом и бензином. Капнул случайно на заправке?
– Спасибо! – Уже спокойно улыбнулась и открыла дверь.
Наперегонки отметившись в санузле, мы сняли верхнюю одежду и рванули на кухню. И скоро кастрюля уже пузырилась кипятком на сильном огне, а пельмешки лежали в мисочке рядом. Всыпав соль в кастрюлю, я булькнула туда полуфабрикат и прибавила огня. На столе закипал электрочайник. Борис, вытряхивая из заварочного ситечка старый чай, улыбнулся мне глазами. «Господи! – Внезапно для себя взмолилась я. – Если ты меня слышишь, пошли мне вот такого же доброго и теплого мужчину… и чтобы его души хватало не только на меня, но и на Сережку, моих родителей… чтобы он полюбил то, что любим мы… чтобы у нас были общие интересы и похожие увлечения… И чтобы мне не надо было самой ездить в этот гребаный автосервис!»
Пельмешки всплыли пузиками вверх. Я схватила тарелки и шумовку. Сняв кастрюльку и выключив газ, быстро-быстро разбросала эту горячую вкусноту по тарелкам. Борис уже сидел за столом со сметаной наготове…
Как же мы с ним набросились на еду… Даже «спасибо!» в его исполнении выглядело, как поднятая вверх ложка. А бульончик с замороженным летом укропчиком пах просто одуряюще!
Наевшись так, что животику стало тесно в джинсах, а чай и вовсе проходил через горло малюсенькими глоточками, мы переползли в комнату. Борис упал в кресло и сощурил глаза, словно кот, всю ночь гулявший по улице.
– Ле-ен! – Позвал он.
– У? – Поинтересовалась я.
– Можно я буду невежливым, помоюсь и упаду спать?
Я важно покивала головой.
– Даже нужно! Майку дать? Трусы, извини, в нашем доме только детские и женские.
Тот ухмыльнулся.
– Я сплю исключительно раздетым.