Точка Скольжения. Архипелаг. Часть вторая

Она бежала. Бежала так, как никогда не бегала, и пришла в себя только уже в одиночестве, в квартире Мирралда, зная, что любимый мёртв.

И отчётливо помнила, как выла нечеловеческим голосом в пустоте его квартиры, как сидела на диване, на котором утром даже не успели убрать постель, обняв себя за колени и уткнувшись в них лицом, чувствуя, что жизнь кончилась.

И к вечеру, уже немного придя в себе за бокалом кшадо – того самого, Немвальского, пятилетнего – вспоминала, что это должен был быть последний заказ.

Последний.

Их.

Заказ.

Тогда она и поклялась себе. Что отыщет всех, кто виновен в смерти Мирралда. И отомстит.

Одно имя она уже знала:

Ниас Нинкоро.

Глава 12

Восточное море, воздушное

пространство Селлестии,

к востоку от острова Тихуес.

Зима потихоньку вступила в свои права, и даже здесь, в подогретом экваториальным течением Восточном море, уже чувствовалось её холодное дыхание. В той же Сиборсии сейчас было не в пример холоднее – тёплое океаническое течение с экватора ударялось о северную оконечность материка Геллия, встречало северо-восточный берег Федерации Драгман, спускалось от экватора к Южному Полюсу вдоль берегов Менадии к Немвалу, закручивало лихой водоворот в Море Лазурном, что лежало в самом изгибе материка. Омыв северную часть Королевства Неолон, оно сворачивало на северо-восток, вдоль берегов Селлестии, рассекало Ветреное Море, которое своими ветрами как раз этому течению и было обязано. И только затем, миновав северо-восточную часть Геллии: сначала богатый глубокими бухтами Бьюкенсес, а потом и изрезанный ветрами высокий скалистый берег Лангеса, течение срывалось и уходило на юго-восток, в пролив между островами Йала-Арайес и Ситай. Там оно огибало рассыпанные между ними клочки суши Жингконского Архипелага, растекалось по мелководью, цвет воды в котором с высоты птичьего полёта был из-за маленьких глубин именно зелёным.

Отсюда начиналось море Зелёное, получившее такое прозвание за свой цвет. Тёплое течение согревало в нём воду, подогревало воздух в Архипелаге, чуть-чуть делясь теплом с западным побережьем Сиборсии. Здесь течение уже порядком остывало и теряло скорость. И только потом оно сталкивалось с холодными водами Южного Океана, теряясь в них и сходя на нет, отдавая последнее тепло в виде постоянных испарений, порождавших весной и осенью вереницы облаков, формировавших порой сильные циклоны. Но прежде чем пройти этот путь, течение успевало прогреть воздух вдоль всего северо-восточного побережья Геллии, отогнать холода, сделать климат мягче. Именно поэтому он здесь был не в пример теплее, чем в той же Сиборсии, лежащей на тех же высоких широтах.

Там уже вовсю задували холодные, пронизывающие ветра близящейся почти бесснежной зимы, налетающие с ледяного панциря Южного полюса. А здесь осень была затяжной, ласковой, тёплой – и солнечные, погожие деньки не были редкостью. Разве что тёплые воздушные массы нет-нет, да столкнутся с потоком полярного воздуха.

Тогда на обширном пространстве от западного побережья Сиборсии до границы Зелёного и Восточного морей и от самых южных островов Жингкона до берегов Вивии и Сэнассии начинали закручиваться вихри циклонов, принося ветра, дожди и ненастье.

На Эмиадии практически не знали штормов и ураганов – зато резкие перемены метеорологических условий были как раз не в диковинку. Солнечный денёк мог за каких-то пару лейсов смениться проливным дождём, и не просто проливным, а ещё и косым, сопровождаемым крепким ветром. Погоду постоянно кидало из крайности в крайность, особенно здесь, на восточном побережье материка.

Но сегодня погода была вовсе нейтральной – прошла летняя невыносимая духота, несильный ветер еле-еле задувал с юга. В небе повисла облачность средней плотности, и оно словно было поровну поделено между клочьями плотных облаков и просветами белёсой голубизны неба, из-за чего Белува то проглядывала, то опять скрывалась за массами испарившейся влаги. Тень от них была широкой и не менее плотной – облачность была низкая, и слабый ветерок не торопился её рассеивать. Именно такая погода и была нелюбима пилотами – когда серая, сырая хмарь затягивала пространство, наиболее удобное для полётов, так называемые «рабочие» высоты.

Правда, не всеми пилотами: перехватчикам подобные условия как раз были в радость – их машины, приспособленные для высокого полёта, с удовольствием прятались за облаками. Так гласила теория тактики боя – затаиться, чтобы труднее было наладить визуальный контакт, а потом обрушиться на противника сверху, следуя одному только радару. Его всевидящие глаза спокойно и без помех могли глядеть сквозь облачный покров, безошибочно угадывая высоту и местоположение противника, не оставляя без внимания и такие важные для воздушного боя параметры, как курс и скорость.

И там, наверху, за облачным покровом, как раз и проносились сейчас две машины, уже закончившие учебное патрулирование и возвращавшиеся на базу. То появляясь в просветах между облаками, то снова теряясь за массами испарившейся воды, два авиалёта неслись на запад – для них облачности словно и не существовало, там, над облаками, всегда было ясно, всегда разливался дневной свет. На высоте ветер был быстрее, крепче – машины то и дело сносило на север, из-за чего пилотам постоянно приходилось немного класть штурвал влево, к югу, чтобы сохранить курс не по азимуту, а по ориентиру, коим была взлётно-посадочная площадка базы Риемкоро.

Широкие отверстия воздухозаборников, чтобы захватывать достаточное количество кислорода на высоте, там, где его как раз мало. Мощные, суженные к хвосту турбины, чтобы развивать максимальную скорость из возможных. Широкие плоскости хвостового оперения, чтобы машина лучше слушалась управления. Более длинные, тонкие и скошенные назад крылья, чтобы уменьшить сопротивление воздуха при той же подъёмной силе. Эти крылатые машины были созданы для высоты, для скорости, чтобы хищными металлическими птицами стремительно рушиться с высоты на свои жертвы. Наносить им смертельные раны и так же стремительно исчезать – снова в высоту, туда, где можно разогнаться в неплотном воздухе, туда, где есть пространство для головокружительных виражей, где можно не опасаться малой высоты и складок местности. И опытный, намётанный глаз сразу определил бы, к какому типу принадлежит эта пара авиалётов. И губы бывалых пилотов гражданской транспортной авиации при виде этих машин сами по себе с уважением и оттенком зависти шептали:

Перехватчики…

Впрочем, не только бывалые летчики произносили название этого типа авиалётов с оттенком благоговейного трепета: те юные, едва освоившие управление этими машинами пилоты тоже называли свои машины с трепетом и волнением. Но их трепет был вызван не завистью и не уважением – а гордостью за себя, вчерашних обычных парней, а ныне – хозяев заоблачных высот.

Солокс – хлёсткое, и в то же время певучее имя, донельзя точно отражающее характер машины. Самая распространённая на палубах кораблей модель – «семёрка», лёгкий универсальный перехватчик. Из всех машин, базирующихся на «Риемкоро», эти были менее всего вооружены. Авиалёт, предназначенный не для глубоких проникновений во вражеское воздушное пространство и не для проведения атак на находящиеся вдалеке авиационные соединения противника – нет, для этого служили другие модели, такие, как двухпилотные «Корноды» или «девятки» того же завода «Солокс».

А вот «семёрка» была машиной охраны и обороны своих авиалётов от перехватчиков противника, для уничтожения бомбардировщиков и штурмовиков, угрожающих своему кораблю. «Семёрка» на наземной базе вообще была исключением из правил – куда более распространены на них были «девятки» и «Корнод – с1» – собратья по типу, тоже перехватчики, но уже другого класса. «Солокс-9» был средним универсальным перехватчиком и потому мог справляться даже катерами, да и дальность его действия была всё же повыше, чем у принадлежащей к классу лёгких машин «семёрки». А «Корнод-с1» был перехватчиком тяжёлым, приспособленным работать чуть ли не на упреждение, уничтожая цели на трижды безопасном расстоянии от своей базы. Ведь база, не может спасаться от превосходящих сил врага бегством – она, как известно, в отличие от корабля неподвижна.

Поэтому именно «семёрка» стала самой распространённой на Восточном Флоте моделью перехватчика – это была самая лучшая машина для борьбы с другими авиалётами, даже в схватке со своими собратьями по классу – «девяткой» или «корнодом – эс-первым» у неё было преимущество в скорости и маневренности. Именно для боя с вражескими аналогами – такими, как Кентийские «Эткорс» и «Мессати» или Неолонские «Ринкенас» и «Крайнегир», и создавалась эта модель. Седьмой «Солокс» был машиной, как нельзя лучше приспособленной для уничтожения себе подобных, но расплатой за это стала практически полная беспомощность перед теми же катерами или даже простым солдатом с крупнокалиберной винтовкой. Именно поэтому «семёрка» находилась в наземном базировании не как боевая единица, а как единица учебная – на таких посадочных площадках, как та, что на «Риемкоро», её просто не могло не оказаться. Эта база готовила пилотов именно для палуб кораблей, и именно на этих самых палубах седьмая модель «Солокс» и нашла своё самое широкое применение.

Сегодня не было ни учебных стрельб, ни отработки атак, ни воздушных виражей – словом, ничего. Просто облёт заданной территории, уже в который раз. Занятие скучное, монотонное, однообразное – и безопасное. Под учебное патрулирование специально освобождался заведомо безопасный квадрат, в котором не могло оказаться ни чужой авиации, ни учебных целей для стрельб. Но, всё же, боевое вооружение авиалёты несли. Оба пулемёта, способных резать металл обшивки авиалёта противника словно ножом, под завязку забиты боеприпасами. На кончиках крыльев – пары лёгких маневренных ракет, прекрасно приспособленных для боя на ближней дистанции. На серединах крыльев – тоже парные блоки, на сей раз – уже ракеты с более высоким радиусом полёта и мощным зарядом. Это – на случай появления бронированных и медленно летящих целей, вроде Кентийских бомбардировщиков «Трелорн», оснащённых пулемётами в верхней и хвостовой частях фюзеляжа, да и не просто пулемётами – самыми что ни на есть башнями со стрелками внутри. К таким монстрам просто так не приблизишься – по слухам, пока не подтверждённым данными разведки, к пулемётам вдобавок Кентийцы начали ставить на башни системы защиты хвоста и фюзеляжа ещё и пусковые установки ракет ближнего радиуса.

В таком случае, атака как на показательных стрельбах уже не годилась – попробуй-ка тут подлететь по прямой! Несколько мгновений – и прозрачная полусфера башенки уже развернётся на тебя, а уж стрелок не преминёт возможностью открыть огонь из всего, что есть в наличии, по удобно соблюдающей прямую траекторию цели. Нет, как раз тут и пригождалась маневренность седьмой модели «Солоксов», не имеющая равных в мире – зайти на атаку лихим пикированием, да ещё и с боковым поворотом, с выходом на курс перехвата в последний момент….

И выстрелом – внезапным, неожиданным – но зато смертельно точным и неотвратимым. А после: виражом вверх, вверх, мимо уже сбитого и дымящегося бомбардировщика, чья неуклюжесть так и не смогла компенсироваться ни бронированием жизненно важных узлов, ни двумя башенками. Как бы ни были они там вооружены!

Но – это всё разворачивалось в мечтах, ибо тем, кому выпало служить на Восточном флоте, встреча с «Трелорнами» вряд ли грозила. Потому как это был бомбардировщик дальнего радиуса действия и поэтому – наземного базирования, слишком уж тяжёл он был для палуб авианосцев. И это несмотря на то, что Кентия, как и Немвал, в своём флоте имела немало кораблей этого класса. К слову, соседний с Селлестией Неолон авианосцев в чистом виде вообще не имел, отдавая предпочтение мобильным наземным базам. Именно Неолон мог похвастать самой лучшей организацией вспомогательного флота. Корабли-базы, не являясь боевыми судами, могли приземляться на ровной площадке в практически любой точке материка, после чего корабль мог превратиться в укрепленный наземный форпост, станцию технического обеспечения для наземной техники, опорный пункт войск или – в наземную базу для авиации.

Специфика, специфика и ещё раз специфика – у каждой страны она была своя, применительно к тем условиям, в которых чаще всего оказывался задействован флот и прикрывающая его авиация. В этом плане впереди всех была Селлестия – самое большое количество авиалётов стояло на вооружении именно в её вооружённых силах, но при этом авианосцев было всего три. Напряжённое экономическое положение не позволяло строить громадные корабли, наподобие дредноутов Неолона. Дредноуты были именно оружием нападения, а Селлестия была больше озабочена защитой от набегов. Поэтому и корабли требовались не тяжеленные и громадные, а, прежде всего, универсальные и очень мобильные. Поэтому основой флота Селестийцев, его костяком стали не имеющие аналогов в мире авианесущие крейсеры.

Они представляли собой гибрид крейсера с авианосцем, являясь, по сути, новым поколением в семействе тяжёлых крейсеров. Но там, где тяжёлый крейсер нёс блок орудий, у авианесущего располагалась посадочная площадка. Стоит ли говорить, что такой корабль не требовал мощного эскорта, и со многими задачами справлялся практически самостоятельно, без опаски отправляясь в одиночные походы. Те же средние или, как их иначе называли, ударные крейсера требовали для себя неизменного сопровождения в виде миноносца и фрегата прикрытия, а тяжёлые так вообще чаще всего ходили только в составе эскадры.

В итоге один авианесущий крейсер вполне справлялся с целым рядом боевых задач, для которых обычно использовалось целое соединение кораблей – это позволяло неплохо экономить деньги на выполнении флотом задач обычных, повседневных, а сэкономленное тратить на те же нужды флота.

Потому-то палубная авиация флота Селлестии и была самой массовой в мире – в отличие от тех же Неолонцев, то и дело разворачивавших базы для безопасной переброски наземных войск, селлестийский флот решал такие вопросы сбросом десанта. Тут тоже выручали авианесущие крейсера, на палубе которых, помимо авиалётов крыла прикрытия, стояли ещё и два десантных птицелёта. Обнаружена точечная цель, которую нельзя накрыть огнём корабельных орудий? Отлично, тогда – авиалётам взлёт, пусть они решают эту задачу, подобравшись на удобную для стрельбы по цели позицию. А остатки всегда могут добить полсотни десантников – и не нужно ни опорных точек, ни сложных операций по развёртке войск и последующему наступлению.

Мало того – нужен массовый сброс десанта? Ещё лучше – задействуем катера, благо, на каждом крейсере их целых два. Пусть птицелёты сбросят дюжину десантников, которые займут небольшой плацдарм, а уж катера высадят остальных. В итоге операцию наземных войск можно развернуть быстро и оперативно, малыми силами, достаточными для выполнения поставленной задачи, а кроме этого – с минимальными затратами. Сделал дело – всё, грузимся, братцы десантники, обратно в птицелёты и катера, а потом, под прикрытием средней авиации – авиалётов то есть – возвращаемся на корабль. После чего – всё, авианесущий крейсер, по скорости превосходящий крейсера тяжёлые, спокойно может уходить восвояси, не дожидаясь ответного удара…

В итоге авианесущие крейсера благодаря авиации на палубах становились кораблями именно универсальными, приспособленными для самостоятельного решения любых задач. А если объединить авианесущий крейсер с построенным именно для ближнего боя эсминцем и приспособленным для поражения противника на безопасной дистанции фрегатом, то такое соединение становилось боевой силой, у которой уязвимостей нет вообще. Примерно та же тактика была применена и у авиации – крыло, состоящее из авиалётов всех трёх типов, могло не только успешно атаковать любую цель, но и обороняться от практически любого врага.

Отсюда родилась и комплектация посадочных площадок авианесущих крейсеров авиалётами: четыре звена по три авиалёта каждое образовывали крыло, дополненное тринадцатой машиной, которую пилотировал командир, обеспечивающий общее руководство и координацию. В зависимости от того, какой тип авиалётов преобладал, крылья бывали штурмовыми, истребительными или перехвата. Три звена – это перехватчики, штурмовики и истребители. Четвёртое – это дополнение для усиления какого-либо из звеньев, ещё три машины одного из основных типов.

Пилотам двух проносящихся сейчас за облаками перехватчиков это уже было известно прекрасно. Обучение их медленно, но верно шло к концу, и основы тактики группового воздушного боя они усвоили железно. При этом, применительно к своей специализации. За нехваткой беспилотников именно перехватчики становились средством разведки воздушного пространства, их радары, превосходя по дальности обнаружения целей радары всех остальных типов авиалётов, тем не менее, не могли отличить стоящий на земле вражеский танк от обычного куска железа или валуна побольше. Различать и распознавать наземные цели – это дело штурмовиков и истребителей. Пилотов-перехватчиков готовили к другому – различить по силуэту свой крейсер от, к примеру, неолонского. Или даже различать по одному лишь виду свои крейсера: авианесущие от тяжёлых, а тяжёлые от ударных. Или отличить свой эсминец от своего фрегата, а фрегат – от корвета или торпедного корабля противника. Отличить лишь по одному силуэту авиалёты завода «крайнегир» от «ринкенас», а «эткорс» от «мессати» – и при этом не только по модели, но и по типу. То есть перехватчик от истребителя, а истребитель – от штурмовика.

– Голова уже пухнет от этого, – признался Каринеш по рации.

– Это, видимо, правило такое, – ответил Дементьев, скосившись на датчики температур турбин, – Помнишь, первое время нас тоже загружали информацией до головной боли, а дай нам теперь тот же объём, что на первых днях обучения, так он нас даже не нагрузит.

– Тоже верно, тренировка позволяет с каждым разом добиваться всё больших результатов. А иначе и тренироваться не стоит, – согласился Дерас, – Стало быть, теоретические занятия по совместительству служат и тренировкой мозгов для усвоения всё большего и большего объёма информации за то же время…. Погоди-ка, нас, кажется, опять снесло к северу.

Два перехватчика, проносившиеся над водами Восточного Моря, то и дело брали южнее, чтобы компенсировать ветровой снос на север. Ветер задувал с юга, а одним из правил, которое пилоты усвоили на уроках инструктора Валенсес, было: «тело, двигаясь в подвижной среде, движется относительно неё; если среда движется относительно другой среды, то и тела будут двигаться вместе с ней».

Авиалёты двигались в воздушной массе, та двигалась над водами моря, а стало быть, машины то и дело должны были брать южнее, чтобы сохранить направление на свою базу.

– Попозже свернём южнее, – вяло ответил Дементьев, – Надоело уже то и дело влево брать, пусть снесёт посильнее, там и свернём.

– Тоже верно, – согласился Каринеш, который сейчас выступал в роли ведущего.

Если взять длину корпуса «солокса» и отложить то же расстояние назад и влево, то получится как раз та самая дистанция, на которой находился ведомый перехватчик, пилотируемый Дементьевым.

– Скорее бы уже отпуск, – вздохнул Дерас, – Хоть двадцать дней, но отдохнуть перед отправкой на корабль.

– Можно подумать, ты так устал от учёбы, – хмыкнул Серёга.

– Не то, чтобы устал, – раздался ответ в наушниках шлема, – Просто… Перемена обстановки бы не помешала.