Точка Скольжения. Архипелаг. Часть первая

– Нет её, твоей Ники! Не вернётся она! Потому, что никогда её и не было, понял?!

Развернувшись, она забежала в бар – Андрей успел заметить, как блеснули в свете огней над парадным входом «Сатурна» дорожки слёз на её щеках.

Дементьев направился к друзьям. Старался держаться молодцом, конечно, но все трое заметили – парень, практически, рыдает. Молча. Кто-то как-то сказал, что если мужчина плачет – то это либо огнестрельное, либо перелом. Но бывает ещё третий случай. Когда в сердце.

– Надо было сматываться им оттуда, – сказал Вовка, перебив рассказ Андрея, – Просто бывает, что ситуация так… поглощает, что вроде бы очевидные вещи – и те доходят только потом.

Он поднял рюмку, отсалютовал мне – начальное его недоверие прошло, да и атмосфера располагала к откровенности. Андрей открыл форточку на кухне, чтобы вытянуло сигаретный дым, снял с плиты сковородку со шкворчащей яичницей с колбасой и поставил на подставку, что уже стояла на столе. Посмотрел на уже почти пустую бутыль и заметил:

– Одной, чувствую, не отделаемся…

– Ничего, завтра выходной, – похрустывая огурцом, сказал Вовка.

– У тебя когда поезд?

– Завтра вечером, – сказал я, – С гостиницами у вас тут как? Я нашёл одну в центре, места есть, но цена кусается. Найдём подешевле?

– Никаких гостиниц, у меня останешься, – возразил Андрей, – Денег много, что ли?

Стало быть, спешить некуда. Вот и отлично. Можно и побольше подробностей.

Трубников-младший, как несложно догадаться, и крик услышал, и зарёванную пассию свою увидел. Выскочил на крыльцо и, конечно, сразу о причине смекнул, глядя в спину уходящему Дементьеву.

На окрик остановиться Серёга не отреагировал. Сам Трубников соваться не рискнул. Распахнул дверь бара, кликнул Броню, а тот уже вышел с друзьями. Когда на глазах у Андрея четверо повалили Дементьева и начали пинать ногами, выбора уже не оставалось. В толпу с разбегу кинулся Лёха.

А Андрей из ножен на ремне джинсов достал Серёгин подарок на день рождения.

– Двоих он порезал хорошо, – кивнул Вовка на Андрея, – Не проткнул, именно порезал. Ну, так, чтоб без летальных последствий. У Брони так теперь шрам на лице на всю жизнь. И правильно. Так ему, чтоб помнил, – и матом в три этажа.

– Я в шею хотел, – признался Андрей. Шла вторая бутылка, и недоверия промеж нами уже не осталось, – Настолько злость меня взяла, за Серёгу, – тоже в три этажа, да и покрепче, чем Вовка до этого, – Думал, убью сволочь. Собраться бы однажды всем городом – и всех их…

– Они говорят, им нельзя рисковать. Потому, что у них есть дом, – задумчиво напел Вовка песню Цоя, и показал мобильник: – Лёха отписал. Сел в такси, сейчас будет.

– Серёгу они не сильно помяли, – продолжил рассказ Андрей, – Зимняя одежда, плюс руками он голову сразу закрыл. Ну и мы успели, конечно. Второго я бы и трогать не стал, там главное Броню было выключить. Это ж как собаки – без вожака разбегаются. Но второй тоже нож выхватил, я его по руке и полоснул. Лёха Серёгу выхватил, и мы – ходу сразу, в сторону реки. Ну чтоб со следа сбить, чтоб не нашли. Пока они там хлопотали вокруг Брони, мы уже ушли. Чего там… В городе сто тысяч человек, братва под градусом, плюс темень – хоть глаз выколи – не нашли бы они нас потом. Они, конечно, кричали в спину, что из-под земли достанут, но мы-то знали, что это так, от бессилия. Ни Броня, ни Трубка – они ведь не из серьёзных бандитов, так, отморозок на зарплате у коммерса. А вот Серёга взаправду воспринял. Ну, мы дали крюк, вышли к дому когда – возле Сатурна уже никого, у дверей квартиры Вовка стоит, ждёт. На нас только глянул, сразу всё понял, молодец.

Вовка отсалютовал рюмкой и подхватил рассказ дальше.

Когда вошли в квартиру, Дементьев был похож на зомби. В глазах царила такая пустота, которая бывает только у людей, потерявших всё. Вовка чуть ли не заставил его раздеться, казалось, парень рухнет у порога. Утащил в кухню, пока Андрей помогал Лёхе остановить кровь из рассечённой чьим-то ударом брови. Залепили пластырем, чтоб шрама не осталось.

Там, на кухне, Вовка наплюхал чуть ли не половину стакана водки из бутылки, извлечённой из холодильника. Плеснул себе.

– Пей, – сказал он Дементьеву, сунул ему в руку стакан. Тот не реагировал, так и сидел, уставившись в точку где-то перед собой. Пришлось чуть ли не насильно, за локоть, заставлять того выпить. И видя, что парень поперхнулся от такого количества алкоголя, – Вот так, вот так, ничего… на-ка, закусывай. Давай-давай. Вот сигарета, на, кури. Это ничего всё, это пройдёт. Целый? Рёбра, почки?

Серёга кивнул.

– Бывает, брат, бывает. И у меня было. Не один ты такой. И она не одна такая. Их много, таких. Хороших, правда, больше гораздо. Но хорошие в барах не снимаются, потому и найти их труднее… Найдёшь ещё. Вон, Лёха сколько искал – нашёл же… А эта – нужна она тебе, такая?

Дементьев не выдержал. Разрыдался в голос, упав лицом в стол. Выл раненым волком, выпуская всё, что накопилось за эти дни неопределённости, всю обиду, всю боль. Вовка похлопывал по плечу, Андрей и Лёха ушли в гостиную, чтоб не мешать. Оба понимали – парню надо выговориться, а для этого важна обстановка. Мало того, Андрей ещё и чувствовал, что Серёга тянется за ним, старается быть похожим на него – и такое, настолько личное, вряд ли доверит. Это было что-то сродни боязни упасть в глазах того, на кого хочешь быть похожим.

– Нет, – возразил Дементьев Вовке тогда, продолжая разговор, – Чем она от нас отличается? Мы ведь тоже цели какие-то всё перед собой ставим. Ты сам говорил – человек без цели это труп. Живая рыба держит нос против течения, только дохлая плывёт себе по. Вот и у Ники цель. Разве плохая?

– Цель, может, и неплохая. Вот только средства должны быть такими, чтобы никого по дороге к ней не калечить. Этим мы с тобой и отличаемся от них, от тех, что в «Сатурне». Торгуй наркотой, как Труба, или смешивай хорошую водку с палёной и продавай потом в магазины, как его отец. Трави и калечь людей, грабь, отжимай бизнес, кидай партнёров – и? И счастливы они? Я тебя как-нибудь в «Сатурн» свожу. Посмотришь на них. Хмурые все. Смеются – и то будто выдавливают смех. И боятся. Друг друга, людей снаружи. Всего. Ты такого хочешь?

– Зато могут позволить себе таких, как Ника.

– Ты на Лёху с его Натальей посмотри, – возразил Вовка, – Будут у него деньги, не будет их – она всё равно будет с ним, всё равно будет рядом. Завтра, скажем, прикроют бизнес Трубникова-старшего, или младшего за распространение посадят – и всё, нет Верки.

– Ники…

– Верки. Не спорь. Есть Вероника. Есть хорошая её часть, которая Ника, есть плохая, которая Верка. Ты готов принять её, как единое целое? Зная, что она отказалась от тебя из-за денег? Что она не поверила в тебя, что ты найдёшь, что заработаешь?

– Я ей уехать предложил…

– Ты пей, пей. На-ка вот. Пей. Ну? Вот, молодец… Ты с ней хоть на край света, а ей деньги подавай? Это реальность, брат. В большом городе ты был и устроиться не смог, и она это знает, правда?

– Да.

– Ну вот и ответ. Тогда ты на себе в её глазах крест и поставил. Хочешь, я тебе сейчас такую же, как она, приволоку? Даже две?

– Таких же я любить не буду…

– Так и эту не люби, всего делов…

– Кто говорит «всего делов», тот не знает падежов.

– Да куда уж мне, автомеханику… Андрей! Ты говорил, тут феечки прилететь должны?

– Через полчаса должны быть! – донеслось из гостиной.

– Вот и ладно, вот и славно… Ты пойми, Серёга, если есть в человеке гниль – он либо вытравит её из себя, либо она будет разрастаться дальше. Выглядит это как лесенка. Ступенечка за ступенечкой, вниз, вниз…. Сначала один плохой поступок – гнильца зародилась. Потом простил его себе, совершил второй, уже хуже – после первого не так страшно – а там и третий, и четвёртый. И вот ты уже ниже, ниже. Знаешь, как они все начинали? С малого. Разок захотелось им ещё пива в баре – а тут мальчики, которые угощают. А потом продолжим праздник дома? Ну и там уже рано или поздно, а за угощение придётся расплатиться. И вот одни из них – те, кто больше никогда, а другие – как ни в чём не бывало. И понеслось. У одной мама заболела, у второй пальтишко износилось, и – лесенка, лесенка… Понял? Ты пей, пей.

Дементьев пил. Давился, но пил – чувствовал, что становится легче. Боль ушла, осталась только обида, обида на весь мир – просто за то, что он так устроен. Что одним с рождения ничего, а другим – деньги на содержание Вероник.

Может, будь устроено всё иначе, ей не пришлось бы?

Вовка в желании поддержать, сам того не зная, наступил на ещё кровоточащую рану.

– Нет справедливости, кроме той, что мы делаем сами. И по справедливости этой – не заслуживает Верка быть любимой.

– Она хотела просто узнать, каково это, – сказал Дементьев.

– А тут ты, наивный и влюблённый. Ну конечно, попользуем парня, а каково ему потом – дело десятое. А ещё вдруг и у него деньжата окажутся – чего ж нет-то? Но деньжат не оказалось. Мда… Всё у этой Ники получится. Только на край света за ней уже никто не пойдёт.

– Найдёт такого же, как я, когда выучится.

– Нет. Знаешь, почему? Гнильца, брат, гнильца. Её становится всё больше, и наружу она со временем тоже вылезет. Заметил, как внешне Вероника твоя изменилась? Как это…. Вульгарно?

– Мгм. Заметил.