Точка Скольжения. Архипелаг. Часть первая

– Нет, тут больнее было, – со смехом тогда Андрей показал в область сердца, – И больше об этом не спрашивай.

Поэтому шрам на шее остался загадкой. В компании из четверых друзей не было прошлого. Было настоящее и будущее.

В настоящем все трое уже собрались, ждали только Сергея. Обнялись при встрече – не виделись почти месяц. Накрытый стол, и Дельфин в си-ди-приставке к усилителю сменился на лучисто-светлые аккорды Эджа под ритмы Ларри Маллена и Адама Клейтона. Один из друзей, Вовка, подпевал Боно вполголоса, ломая английский, как только мог:

– Ин дэ нэээээйм оф лооооооов!

Музыка Ю-Ту звучала в компании чаще прочих – во-первых, она не противоречила музыкальным вкусам никого из четверых, во-вторых, под атмосферу подходила как нельзя лучше.

– Проходим, рассаживаемся, – руководил застольем на правах хозяина и виновника торжества Андрей, – Подарки потом.

Но Дементьев вручил ему нож, зная о любви Андрея к оружию. Тот отбросил ножны на кресло, повертел охотничий клинок в руках, любуясь блеском на стали и изгибом острия кверху. Провёл пальцем, пробуя заточку, присмотрелся к рукояти и спросил:

– Сам сделал, что ли?

– Да, – Сергей сказал ему полуправду. На самом деле, нож был куплен за бесценок у какого-то пьяницы. Можно было бы заплатить и вдвое, и впятеро больше – но с деньгами было плохо, очень плохо. Нож, слегка тронутый коррозией от отсутствия ухода, было несложно привести в порядок. А вот рукоять пришлось переделывать полностью, да и на создание ножен у Дементьева ушёл не один час в отцовском гараже.

Это была полуправда – полуложь, и кто-то из великих называл именно это «наихудшей» ложью. Но Дементьев, сильно отличавшийся от сверстников и, тем не менее, вынужденный находиться в их обществе, научился «перекрашиваться» – казаться таким как они, нет, не быть, именно казаться. Просто он не знал, каково это – быть беззаботным подростком, ходящим в спортзалы и на свидания, гуляющим допоздна, сидящем на лавочке и щёлкающим семечки, размышляя, когда же родители подкинут денег на дискотеку. У него всего этого просто не было. Отсюда и привычка к полуправде.

Но здесь он был собой. И полуложь сорвалась с языка, скорее, машинально, по привычке.

Именинник ножом восхитился. Показал подарок, конечно, и двум другим друзьям – те одобрили, но Лёха скосился на Серёгу недоверчиво: слишком уж хороша сталь для самоделки, сказал он.

Но Андрей возразил – мол, почему же – на «рапидку» с лесопилки похожа.

Дементьев пожал плечами – возможно. Действительно, сталь для пил, в несколько секунд разваливающих брёвна на доски, что прозывалась тамошними мастерами «рапидовой», отдавала таким же голубоватым блеском, так же хорошо хранила заточку и боялась только щелочей. От того же лимонного сока, заставляющего обычную нержавейку кухонных ножей идти тёмными пятнами, с «рапидкой» обычно не случалось ничего абсолютно. Но попробуй оставить в мыльном растворе…

Вовка сощурился с видом эксперта – да, подтвердил, «рапидка». Ацетиленовым резаком для придания начальной формы клинка резана, двумя наждаками разной зернистости точена, пастой ГОИ вручную полирована. Он, автомеханик с хоть и небольшим, но уже стажем, в металлах и способах их обработки разбирался больше всех из компании.

Будущий лётчик Серёга, автомеханик Вовка, мастер из сервиса Андрей и спец по электроавтоматике Лёха – для них это была не просто «компания» из случайных людей, а нечто вроде этакого маленького и закрытого клуба для технарей. Лёха был старше Серёги на четыре года. Остальные – ещё больше.

Нож был убран в ножны, но перед этим сбрызнут алкоголем – «обмыть подарок» полагалось просто по традиции. Андрей закрепил ножны на ремне джинсов, покрасовался, получил дежурное «мужик» от друзей в знак одобрения, а затем последовал первый тост.

Полосатые жёлто-бежевые и почти выцветшие обои гостиной «двушки» в пятиэтажке хрущёвской постройки, доставшейся от бабушки, были увешены плакатами с самыми разнообразными группами. И когда Андрея спрашивали, как так получается, что Депеш Мод у него соседствуют с Эванессенс, он поначалу переспрашивал, а потом пожимал плечами, не понимая сути вопроса. Но среди плакатов, среди вечного беспорядка, который Андрей в шутку называл «творческим», Дементьеву было хорошо.

Когда я, уже позже, приехал к Андрею, он мне показал даже бутылку из-под коньяка, оставшуюся с того вечера.

– Всё забываю выбросить, – словно извиняясь, сказал он, – Да и рука не поднимается. Может, думаю, оставить на память, а? Вдобавок к ножу?

С коньяка в тот вечер они начали – «для разгону», как говорилось. После благородного напитка та же водка уже пьётся легче. Курили прямо в комнате, приоткрыв дверь на балкон, и от поздравлений быстро перешли к любимым темам. Техника. Музыка. Техника в музыке. Спорили по поводу сэмплирования – можно ли считать «живой» музыку, в которой используется аппарат, в память коего можно закладывать готовые аккорды и арпеджио синтезаторов и воспроизводить их нажатием одной кнопки?

Поклонник жанра «электро» Лёха утверждал, что менее «живой» музыка от этого не станет. Вовка всё порывался принести из соседней комнаты старую и видавшую лучшие дни акустическую гитару и показать, что такое «живая» музыка вообще. Андрей высказывался за то, что сейчас сэмплы применяют вообще повсеместно и даже привёл примеры. Дементьев сослался на старые пластинки Лед Зеппелин, Дип Пёпл и Скорпионс, что остались от отца, и высказался, что никакие сэмплеры виртуозных партий не заменят, а стало быть, и спорить не о чем.

После чего было предложено выпить и за Ритчи Блэкмора, и за Мартина Гора, и даже за всех участников Парка Горького – потому, что те добились своего не «благодаря», а «вопреки».

Четверо парней в комнате тоже добивались всего – именно «вопреки». Вопреки царящей вокруг безысходности, в городе, где из развлечений были только кабаки да бары, откуда бежала без оглядки вся творческая молодёжь, а «живой» музыкой называлось пение под «минусовку» максимально близко к оригиналу – парни из компании пытались как-то себя найти, в чём-то реализовать. Даже одно время задумывались – а не создать ли свою группу в жанре альтернативного рока. Но первые же попытки поговорить с местными деятелями культуры идею зарубили в зародыше. Те при одном только слове «рок» как-то – даже бледнели, что ли – и начали бормотать что-то неопределённое: мол, и помещений сейчас нет, и художественный руководитель нужен, и аппаратуру для репетиций мы вам предоставить, к сожалению, не можем.

По стране катился бум субкультур, но в таком городишке можно было запросто попасть в больницу только потому, что выглядишь «не так».

А рок-группе нужен художественный руководитель. В двадцать первом веке…

Потому затею бросили. Посвящали время чему угодно, и не уезжали – всё надеялись, что станет со временем лучше, станет по-другому.

Вот и тем вечером распланировали всё так, чтобы наговориться вдоволь сначала, обсудить все темы, что появились за это время. Кто-то услышал новую музыкальную группу – Ю-ту в проигрывателе сменилась на Аврил Лавин, Серёга добрался в своих изысканиях до законов робототехники маэстро Азимова, а оттуда уже разговор плавно соскользнул опять на технологии – на появляющиеся приёмники ГЛОНАСС.

День рождения проходил на славу, и потом, как и было запланировано, должны были прийти в гости девушки лёгкого нрава, с которыми созвонился и пригласил заблаговременно на вечеринку Лёха – и только тут вспомнили, что «женских» напитков в доме-то и нет.

Серёга вызвался прогуляться до магазина с Лёхой вместе – в тёмное время суток, в таком районе, да ещё с деньгами лучше не ходить одному – и сколько бы друг не отказывался, настоял на своём.

– Не хотел я его отпускать, – грустно покачал головой Андрей, вспоминая тот вечер и выпуская клуб дыма, когда мы перебрались и расположились у него на кухне, – Как чувствовал же. Вовка-то ведь всё знал про эту Нику. Машины-то в их СТО приезжали… Сам понимаешь. Такие, у хозяев которых есть деньги, чтоб спецу заплатить, а не самим выходные в моторе ковыряться. Ну и бывает, что катают они свою пассию по городу – а тут под капотом застучало что-то. Понятное дело, сразу в сервис катят. Ну и приехала однажды Вероника на такой машине. Вовка сначала и значения не придал. А Ника эта в компании у нас появилась не случайно же. С подругой пришла. Ну, подругу ту я как-то в баре подцепил, позвонил ей – мол, не составишь ли компанию, и зацепи с собой кого-нибудь, я не один. Она и зацепила. Вовка Нику эту и узнал сразу. В общем, мы поначалу вида не придали. Заинтересовала она Серёгу – да и ладно, решили, что и не первая – и не последняя уж точно. А когда парнишка втрескался до потери рассудка – поздно было уже. Вовка так сразу мне рассказал, что это за Ника и на каких машинах она катается обычно. То, что Серёге там не светит ничего, понятно было – не её тип. А тут завертелось. Ну, знаешь, бывает, что даже такие, как она, встречают кого-то. Так, что завязывают с прошлым. И мы себя успокоили – а вдруг? Эх, не надо было… Вот скажи – бывают чудеса на свете?

Бывают, конечно.

Но случай был не тот.

Они вернулись, и Дементьева было не узнать. Глаза горели, на месте не сиделось. Он увидел в окне одной из проезжавших мимо, в сторону «Сатурна», машин свою потерянную любимую – и хотел во что бы то ни стало поговорить, узнать, понять.

– Мы переглянулись тогда, помню, – рассказывал Андрей уже дальше, – И Вовка глазами кивнул – мол, пускай. У Вовки когда-то то же самое было. Прошёл, пережил, умнее стал. Мы ведь знали, что у парня ни матери, ни отца, которые всё объяснили бы. Даже ответственность за него какую-то чувствовали. Хотели объяснить – ну а как тут объяснишь? Словами? Жестковато, знаю. Сейчас бы вернуть тот вечер…

Он растоптал окурок в пепельнице каким-то остервенелым жестом. Стало понятно, что дальше без горячительного не получится. Поход в магазин, мимо того самого треклятого «Сатурна», звонки двум другим друзьям, и вот мы на кухне, и Андрей продолжает рассказ.

– Вовка вызвался вывести Нику на улицу. Уж не знаю, как ему это удалось – она ведь в баре не одна была. Наплёл что-то, похоже, у него с фантазией всегда хорошо было. В «Сатурне» всегда местная «братва» гуляла, и понятно было, что если бы Серёга туда сунулся сам, ничего хорошего бы не вышло – она ведь не одна туда пришла. Так, девочка на съём. Только одним достаточно, чтоб их пивом напоили, шашлыком накормили да на тачке покатали. А она из тех, что, если в обществе серьёзных коммерсов рот открывает, то краснеть за неё не приходится. Там расклады другие. Там ещё и содержание полагается, понимаешь?

– Содержанка? – уточняю я.

– Это так теперь называется? Ладно, пусть будет «содержанка», – Андрей грязно выругался, – Мы ведь понимали, что добром не кончится. Но и не пойти не могли. В общем, знаешь случаи, когда отцу машина надоела и он сыну покататься даёт?

– При чём тут машина?

– Да не в машине дело… Хотя и машину тоже – покататься. Понял теперь? Есть тут такой пациент, по которому диспансер тоскует – Дима по кличке «Труба». Ну, вообще, изначально – Трубка. Курить любил. Не табак. И приторговывал неплохо так. Ну и фамилия – Трубников. А у папы на зарплате вышибала – Броня, – с ударением на второй слог, – Тот ещё отморозок. Говорят, прозвище получил за то, что ему об голову сломали бейсбольную биту – а ему хоть бы что, даже сотрясения не было. Сколько людей в больницу попало от его рук – точного числа не знаю, но двое моих знакомых среди них. Ника эта – а ежели точнее, то Верка – в «Сатурн» приехала с Трубой. А вот то, что ещё и Броня там с корешами отдыхает, мы знать не могли. В общем, вышли мы на улицу, стоим, ждём, когда Вовка Нику выведет. Вовка сам подходить не стал, конечно – она же не дура, догадалась бы. Но способ нашёл, а сам внутри остался. К бару присел – и его не видно, и зал оглядывать можно. Стоим мы втроём поодаль, где нас в темноте и не заметишь. И тут выходит она. А вроде, и не она. Пока с Серёгой была, никогда так не красилась. Да и шубка новая, когда Серёга на сессию уезжал, та в дублёночке попроще ходила.

Но Дементьев её, конечно, сразу узнал. Вышел из темноты навстречу. Она даже и не удивилась, когда его увидела.

А дальше пришлось приглашать в гости к Андрею ещё и того самого Вовку, которому Дементьев и высказывал потом всё.

Ника – для Серёги, Верка – для остальных. Целеустремлённый Дементьев увидел в ней как раз некое отражение себя же. Желание вырваться в нормальную жизнь через учёбу и хорошее образование. Но его хватило на бесплатный техникум – а девушке нужно было оплачивать один из лучших ВУЗов в регионе, проезд, съёмное жильё. Всё то, чего не могли позволить родители.

Друзья стояли в сторонке, а Дементьев разговаривал со своей возлюбленной в нескольких шагах от крыльца, неподалёку от стоянки с машинами, и – друзья не ошиблись. Девушка и правда устала, что в ней видят собственность, а не личность. И в Серёге нашла этакую отдушину, благо, успела поднадоесть содержателю и время на это было.

Но Дементьев уехал на сессию, Трубников-старший решил, что пора бы взрослеть Трубникову-младшему, и перед Вероникой встал выбор – Дементьев или будущее, которое требовало денег. Завтрашний день или сегодняшнее увлечение. А может, и Труба пришёлся ей по душе – кто теперь знает, что у девицы в голове творилось? Привыкшая к тому, что её используют, она точно так же использовала Дементьева.

Достав телефон с хорошей камерой, приехавший Вовка показал мне фотографию с одного из вечеров с того самого «самого счастливого лета жизни», как называл это Дементьев в дневнике. Вот они, всей компанией друзей, на берегу. Лёха со своей невестой слева, Вовка с Андреем – справа, а в центре – Серёга и Ника. Она улыбается уголком рта, он действительно счастлив. Словно светится. Я смотрю на его лицо – обычная, даже заурядная внешность, каштановые волосы, зелёные глаза.

А вот девушка и правда хороша. Всегда удивлялся: как за такой ангельской внешностью может прятаться чёрная душа?

Мне всегда было жаль таких, как она. Но Вовка был однозначен – лучше Веронике, в тот вечер исчезнувшей из города, не возвращаться сюда никогда. Посмотрев ему в глаза, я чётко понял – сделает. И это не сиюминутное, не на эмоциях сказанное. Ведь ему, именно ему рассказывал всё Серёга. Я много раз пытался представить, что у Вовки на душе после случившегося. И ни разу не смог.

Что-то ей сказал тогда такое Дементьев. Какие-то слова, видимо, нашёл. Не подобрал, нет – в таких ситуациях слов не подбирают. В таких случаях всегда говорят искренне, от души. И что-то было, видимо, у него на душе такое, что заставило её закричать на всю улицу голосом на грани истерики: