Священник из Ада

«Она роется в моей памяти, – трава была покрыта росой, и пиджак священника уже промок насквозь, но он этого не замечал. В уме крутились мысли о том, как поскорее вырваться из ловушки – Для чего она показывает мне воспоминания о прежнем мире? Сомневаюсь, что она хочет сделать мне приятно. Нет, она ищет. Ищет, что показать».

Палач вдруг осознал, что именно нужно было в его голове ведьме. Хоть яркое солнце грело его изувеченную спину, по ней все равно пробежал холодок. Каин застыл на месте, выпучив глаза.

Внезапно где-то рядом послышались голоса. Каин дернул головой в сторону звука, а сам подумал:

«Она нашла…»

В нескольких метрах от него по траве шли два парня и, казалось, не замечали развалившегося на земле священника. Тот, что шел впереди, громко смеялся и что-то рассказывал; от ослепительного солнца его глаза щурились, а светлые, почти белые, волосы полыхали в ярких лучах. По беззаботному выражению лица, можно было понять, что юноша очень весел. Но второй юноша был другим. Каин сразу узнал его, а потому в его глазах застыл молчаливый ужас. Да и как можно было не узнать самого себя? Священник знал, что это за воспоминание. Смерть Авеля.

Молодой Каин шел, понурив голову. В солнечном свете его черные волосы казались еще чернее, чем на самом деле. На лице застыла неприкрытая ненависть, и юноша часто поднимал тяжелый и яростный взгляд на своего брата. Тонкие губы подрагивали от гнева.

Священник вздрогнул. Каждый новый шаг братьев вырывал из его памяти фрагменты, которые постепенно складывались в творящееся на глазах событие. Палач не мог вспомнить все сразу. Обрывки медленно появлялись из темноты, и он мог помнить только то, что должно произойти через мгновение. Единственное, что он знал наперед…

Новый фрагмент всплыл на поверхность, и, уцепившись за него, как утопающий за спасательный круг, юноша с ужасом наткнулся взглядом на камень, что острым краем торчал из травы. Палач ощутил подступающую к горлу тошноту. Он уже вспомнил, для чего ему пригодился его острый скол.

– Нет… пожалуйста… – прохрипел он, широко раскрытыми глазами глядя на валун.

Его испуганный взгляд метнулся к мрачному юноше, и палач с ужасом осознал, что он тоже обратил внимание на камень.

– Нет! – палач постарался приподняться, но боль острыми зубами вгрызлась в руки, и они тут же подкосились. Священник рухнул на траву, и все его тело вспыхнуло в агонии. Из глаз брызнули слезы. – Стой! – крикнул он в надежде, что парень его услышит.

Юноша склонился над травой и поднял камень. Воспаленный ненавистью взгляд с ликованием смотрел на острый выступ. Авель, все также смеясь и что-то рассказывая, шел дальше.

– Прекрати! Пожалуйста, не делай этого! – палач вонзал пальцы в траву и, невзирая на будто охваченное огнем тело, тянул себя вперед. Безжизненные ноги волочились следом. Он уже давно не чувствовал себя таким беспомощным. Юноша изо всех сил пытался подняться, но боль острыми лезвиями терзала плоть. Она проникала в мышцы толстыми иглами, превращая их в желе. Палач прикусил губу. Онемевшие руки дрожали.

– Пожалуйста!

Каин начал медленно красться к брату. Тяжелый камень был таким черным, что буквально поглощал солнечный свет, а скол настолько острым, что, казалось, разрезал на нити падающие на него лучи. Авель даже не оборачивался. Он легко шел вперед, пиная сандалиями траву.

– Черт! Черт тебя побери! Хватит! – священник оскалился от отчаяния и боли. Все тело горело. На шее вздулись толстые вены и поползли на красное и мокрое от пота лицо. Каждая мышца будто бы разрывалась. Внутренние органы завязывались в узлы и тянулись, норовя порваться. От перенапряжения Каина стошнило на траву. Дрожащие пальцы впились в землю.

– Умоляю тебя! Прекрати!

Он не мог больше ползти. Стонущая шея не смогла больше держать голову, и палач упал лицом в собственную блевоту.

«Пожалуйста! Умоляю! Не надо!»

Каин вплотную подкрался к брату. Камень на вытянутых руках поднялся над его головой.

Палач в последней попытке простер руку вперед, надеясь, что сможет использовать телекинез. Ладонь бессмысленно повисла в воздухе. Губы священника раскрылись и задрожали. Утонувшие в слезах глаза с надеждой и отчаянием смотрели на камень, будто умоляли его остановиться. В зрачках блеснули детское бессилие и страх. Сердце било по ушам и сдавливало виски. Каин почувствовал, как был жалок в этот момент. Он отдал бы руку на отсечение, нет, все конечности, лишь бы это прекратить. Не задумываясь нарушил бы приказ Девы, и сам убил немезиса Ворденклифа.

– Не-е-ет! – вырвался его истошный вопль. Пальцы хватали воздух, точно маленький ребенок пытался дотянуться до игрушки.

Камень полетел острием вниз.

– Сто-о-ой!

Глыба обрушилась на голову Авеля, и громкий хруст костей иглами вонзился в сердце палача. Тугая струя крови ударила в грудь молодого Каина. Брат даже не вскрикнул и сразу повалился в траву.

– Хва-а-атит! – перед глазами священника все померкло. Земля, на которой он лежал, словно потеряла гравитацию. Все стало иллюзорным и ненастоящим. Ему показалось, что он оглох. Сквозь тишину, окутавшую его уши, он слышал чей-то крик, но не мог понять кому он принадлежал. Ему показалось, что это кричал еще живой Авель, но потом понял, что голос принадлежал не брату. Это он сам кричал.

Среди травы раздался стон. Тонкие руки заляпанные кровью простерлись вверх, то ли пытаясь защититься, то ли в попытке что-то схватить. Обезумевший Каин опустился возле брата и вновь занес окровавленный камень.

– Каин… почему ты…

Глыба обрушилась на лицо Авеля, и раздался треск. Брызги крови оросили подернутое ненавистью лицо Каина. Глаза горели лихорадочным огнем.

– Хватит! – рыдал священник и бессмысленно болтал перед собой руками. Слезы застилали глаза. Когтистые пальцы пытались схватить силуэт юноши, пытались дотянуться и отнять камень, но тот против его воли раз за разом опускался в траву. И слышался хруст. И Каин кричал, пытаясь заглушить пугающий его, точно раскат грома в детстве, звук.

– Прошу… Каин… – раздался хрип среди травы. Кровавая рука простерлась к брату, но тот обрушил на нее камень и переломил.

– Умри уже! – вопил юноша и бил камнем брата по голове. – Умирай, я сказал!

Сломанная рука упала в траву.

Палач чувствовал это раньше. Бессилие. Бессилие перед отцом, перед Богом, перед дьяволом. Он так хотел стать сильнее, чтобы иметь возможность влиять хоть на что-то, но в этом чужом мире он не мог ничего изменить. Каин снова был лишь безвольной куклой, которая только и могла, что наблюдать за ужасом, не имея возможности его прекратить. Он бы убил себя, лишь бы не дать Авелю умереть. Каждая капля крови, что орошала кожу его прошлого, чувствовалась и на нем самом. Теплая и липкая, навязчивая, как вечное клеймо, которое он уже сотню лет пытался смыть. Кровавые цепи, из которых он уже век старался освободиться, но безрезультатно. Эти кандалы сдирали кожу и мышцы, и боль от них была ужаснее любой из всех, что ощущало его тело. Его плоть могла регенерировать, но душа – нет. Он был бессилен. Священник не влиял на этот мир. Мир памяти шел своим чередом, а он мог лишь наблюдать.

– Пожалуйста… – прохрипел он. Слабость ударила в голову, и палач уронил лицо в траву. Горящая огнем грудь начала содрогаться в рыданиях. Священник подтянул ноги и обнял их руками, упершись лбом в колени.

Бледное лицо молодого Каина обратилось к небу. По щекам к подбородку текла густая кровь брата. Он выронил камень из рук и стер ее с глаз. Пустой и безжизненный взгляд устремился в небо, где яркий солнечный диск приближался к земле. В небе нарастал гул и свист. Воздух прорвал сокрушительный рев труб, точно гиганты, сидящие в облаках, играли на громадных инструментах. Белый свет заполнил собой все вокруг, и по небу вокруг солнца побежали диски. Звезда приближалась к земле.

Каин опустил голову и посмотрел на заляпанную кровью одежду. Лицо не выражало страха, а наоборот, было преисполнено безразличия. Огромный луг зелени вдруг замер. Трава разом полегла к земле, обнажив изувеченный труп Авеля.

– Бог… – сорвалось с губ юноши, и свет поглотил его.

Палач уже не рыдал. Он бессмысленно смотрел куда-то перед собой, и шевелил раскрытыми губами. Трупное лицо покрывалось светом. Горящие глаза погасли, а длинные волосы облепили заплаканное лицо.

– Прости меня… Авель… Прости…

Огромные кулаки обрушились на Каина и с грохотом вбили его в бетон. Осколки камня разлетелись вокруг, а из-под пальцев монстра поползли трещины, которые тут же заполнились кровью священника. Немезис поднял руки, и на его безобразном лице показалось подобие улыбки.

Каин лежал в неестественной позе. Одна нога была вывернута против колена, а руки переломаны, точно прутья высохшего дерева. Потухшие глаза смотрели в разные стороны, а нижняя челюсть, лишившаяся всех зубов, болталась у шеи. Из груди торчали сломанные ребра.

– Да, я не могу использовать телекинез, – голос монстра состоял из обрывков звуков. Он напоминал смесь клокотания, рева, стона и криков разных существ, слившихся в одном отчаянном и истошном хоре, – но телепатия – мой конек.

Чудище вновь занесло громадный кулак, но вдруг остановилось, уставившись на священника.

Большая буква «М» на лбу юноши пульсировала, словно магма под остывшей коркой. Красное биение нарастало, уменьшая паузы между вспышками.

Монстр отодрал прилипшее к бетону тело и поднес к лицу. Веки палача медленно раскрылись, и на монстра посмотрели безразличные глаза. Священник не шевелился. Ни один мускул на бледном лице не содрогался, превращая его в маску безразличия. Складывалось впечатление, что юноша все еще лишен сознания, однако четыре подвижных зрачка, что рассматривали монстра, говорили о том, что палач не спал. Ему просто было все равно.

Существо вздрогнуло и завертело головой, точно в его руке оказалась бомба или что похуже. Уродливое лицо исказилось яростью, и громадные пальцы сомкнулись на теле палача. Раздался хруст костей, и на землю ручьями потекла кровь. Немезис расплылся в омерзительной улыбке, наблюдая, как она струями бьет меж пальцев и орошает кожу, но вновь посмотрев на юношу, тут же перестал улыбаться.

Запрокинутая голова священника все также не шевелилась. Пустой взгляд падал прямо на монстра, и в нем будто читалось: «Ты уже не сможешь сделать мне больнее».

Немезис взревел и бросил тело палача в руины. Стена, в которую врезался священник, разлетелась как при взрыве. Колонна, стоявшая рядом, со стоном обрушилась сверху. Облако пыли взмыло в воздух, и обломки камня, подпрыгивая и перекатываясь, разлетелись по сторонам.

Монстр опустился на четыре конечности и с проворностью ящерицы понес свое многотонное тело к месту падения.