Воспоминания биржевого спекулянта

В конце концов мне это надоело. Я не намеревался позволять им портить мне игру всякими жульническими приемами, поэтому решил преподать им урок. Я выбрал акции, которые одно время ходили в фаворитах у спекулянтов, а потом выпали из их внимания и стали неактивными. Такие акции называют «промокшими». Если бы я выбрал акции, которые вообще не были активными, это могло бы вызвать подозрения. Затем я заказал покупку этих акций всем пяти конторам, с которыми работал, – каждой по сотне. Когда приказы были приняты к исполнению и оставалось только ждать появления очередных котировок на ленте, через биржевой дом, с которым у меня была прямая связь, я заказал короткую продажу сотни этих же акций на рынке. При этом я очень просил их сделать все как можно быстрее. Можно себе представить, что происходило в зале биржи, когда поступил заказ на продажу этих акций: всеми забытые, неактивные акции комиссионный дом почему-то хочет срочно продать по заявке из провинции. В итоге кто-то купил их по дешевке. Но цена сделки отразилась на тикерной ленте, и именно по этой цене было выполнено и мое поручение о покупке 500 акций, которое я дал пяти конторам. Таким образом, у меня на балансе была чистая покупка 400 акций по низкой цене. Брокеры, видя это, поинтересовались, что мне известно об этих акциях, и я ответил, что получил наводку из осведомленных источников. Перед самым закрытием торгов я передал легальной брокерской фирме, имевшей связь с биржей, поручение – не теряя времени, закрыть мою короткую позицию, выкупив обратно сотню акций по любой цене. Они передали заявку в Нью-Йорк, поступивший приказ о выкупе 100 акций сразу взвинтил цены, и я тут же дал распоряжение своим лжеброкерам продать мои 500 акций. Все получилось как нельзя лучше.

Поскольку псевдоброкеры никак не унимались, мне пришлось повторить этот фокус несколько раз. Я не стремился наказывать их так сурово, как они того заслуживали; обычно речь шла об одном-двух пунктах на сотне акций. Но это позволяло мне собрать деньги для очередной попытки покорить Уоллстрит. Иногда я варьировал процесс, играя на понижение, но не злоупотреблял этим, довольствуясь шестью-восемью сотнями долларов чистой выручки от каждой такой операции.

Однажды операция прошла настолько удачно, что курс акций качнулся сразу на 10 пунктов, а это далеко превосходило мои ожидания. К тому же произошло так, что у одного из моих лжеброкеров заказ был на двести акций вместо обычных ста, хотя в остальных четырех конторах я заказал по сто акций. Это было уже слишком. Они ужасно обиделись и начали телеграфировать мне всякие оскорбления. Тогда я отправился на встречу с их менеджером, который всегда так волновался, как бы я не перестал быть их клиентом, что всякий раз, когда я уличал их в каких-либо шалостях, старался уладить дело полюбовно.

– Спрос на эти акции фиктивный, и мы не заплатим вам ни гроша! – заявил он.

– Вы не считали спрос фиктивным, когда приняли мой заказ на покупку. Вы дали мне открыть позицию, а теперь не позволяете ее закрыть? Вы можете назвать это честной игрой?

– Да, могу! – заорал он. – Я могу доказать, что вам кто-то подыграл.

– Кто?

– Кто-то!

– И все-таки кто? – не сдавался я.

– Кто-то из ваших друзей. Это ясно как день, – сказал он.

– Но вы же прекрасно знаете, что я всегда играю в одиночку, – возразил я. – Об этом все знают. Поэтому хочу дать вам дружеский совет: пошлите за деньгами и отдайте их мне. Я не хочу доставлять вам неприятности, поэтому просто сделайте так, как я прошу.

– Не буду платить! Это жульничество! – снова заорал он. Мне эти препирательства надоели, и я сказал:

– Вы заплатите мне здесь и сейчас.

Он еще немного поломался, обзывая меня бесчестным наперсточником, но деньги в конце концов отдал. Остальные брокеры вели себя более смирно. А один из управляющих, как выяснилось, внимательно следил за моими трюками с неактивными акциями, и в этот раз, получив мой заказ, прикупил на одной из бирж немного акций для себя и тоже хорошо заработал. Эти ребята не боялись обвинений в жульничестве со стороны клиентов, потому что заранее заботились о хорошей юридической защите. Но они боялись, что я добьюсь ареста на их мебель и прочее имущество! Деньги в банке арестовать было нельзя, потому что они заранее побеспокоились о том, чтобы не подвергать себя такой опасности. Эти конторы не боялись прослыть жуликоватыми, но репутация людей, отказывающихся возвращать долги, была бы для них убийственной. Клиент, теряющий деньги в брокерской конторе, – явление отнюдь не редкое. Но если клиент сумел выиграть, а ему не вернули деньги, – это наихудшее из преступлений в кодексе спекулянтов.

В конечном счете я получил все причитающиеся мне деньги, но этот скачок курса на 10 пунктов положил конец приятному занятию – обдиранию обдирателей. Теперь они были настороже, опасаясь, что я снова выкину финт, с помощью которого они сами обманывали сотни несчастных клиентов. Я вернулся к своей обычной методике игры, но рынок не всегда был готов подстраиваться под мою систему, да и брокеры подрезали мне крылья, ограничивая размеры ставок, поэтому возможностей сыграть с размахом стало намного меньше.

Всем этим я занимался больше года, используя любые методы, чтобы заработать побольше. Я жил на широкую ногу, купил автомобиль и не ограничивал себя в расходах. Мне нужны были деньги для игры, но ведь на жизнь деньги тоже нужны. Когда мне удавалось правильно предугадать движение акций, я зарабатывал значительно больше, чем мог потратить, и каждый раз что-то откладывал. Если же мне случалось ошибиться, денег я не получал, а значит, и потратить их не мог. Наконец я собрал довольно приличную сумму и решил вернуться в Нью-Йорк, поскольку, как уже было сказано, зарабатывать в пяти лжеброкерских конторах становилось все труднее.

У меня была собственная машина, и я пригласил приятеля, который тоже играл на акциях, прокатиться со мной в Нью-Йорк. Он согласился. По дороге мы остановились перекусить в Нью-Хейвене. В гостиничном ресторане я встретил старого знакомого, тоже игрока, и тот, в частности, рассказал мне, что в городе есть бакет-шоп с телеграфом и торговля там очень бойкая.

Мы покинули ресторан, намереваясь ехать дальше в Нью-Йорк, но я поехал по улице, где располагался бакет-шоп, чтобы посмотреть, как он выглядит снаружи. Обнаружив его, мы не смогли противостоять искушению и зашли внутрь. Интерьер был не слишком роскошный, но котировочная доска находилась на месте, клиентов хватало и игра шла полным ходом.

Тамошний управляющий напоминал не то актера, не то политического оратора. Очень внушительный господин. Он сказал «доброе утро» с таким выражением лица, как будто десять лет изучал доброту этого утра в микроскоп и теперь щедро одаривает вас этим великим открытием, а также небом, солнцем и банковским счетом своей фирмы. Он видел, что мы приехали на спортивном автомобиле, и, поскольку мы выглядели молодыми и беззаботными (мне на вид было не больше двадцати), он, естественно, принял нас за студентов Йельского университета. Я не стал его разубеждать. Не давая нам опомниться, он выступил с пространной речью. Он так рад нас видеть! Не хотим ли мы сесть в эти удобные кресла? Рынок сегодня утром, как мы сможем вскоре сами убедиться, благоприятствует обогащению, как никогда; он, по сути, просто умоляет пополнить карманы господ студентов, ведь известно, что у студентов лишних денег не бывает. Именно здесь и сейчас, благодаря удачно складывающейся рыночной конъюнктуре, даже самые маленькие инвестиции легко обернутся тысячами долларов отдачи. Нам достаточно только руку протянуть, чтобы набить карманы деньгами.

Я решил, что было бы просто невежливо лишить этого милого человека возможности пополнить наши карманы, поэтому сказал, что последую его совету, поскольку наслышан о том, сколь многие люди зарабатывают приличные деньги игрой на бирже.

Я начал играть помаленьку, но по мере того, как выигрывал, увеличивал ставки. Мой друг во всем мне подражал.

Мы остались в Нью-Хейвене на ночь и наутро уже без пяти минут десять снова переступили порог этого гостеприимного бакет-шопа. Оратор был рад нас видеть, рассчитывая, что сегодня он отыграется. Но я содрал с него без малого полторы тысячи. Когда мы снова явились на следующее утро и передали заявку на короткую продажу 500 акций Американской сахарной компании, он явно колебался, но все-таки принял заказ – на этот раз молча. Курс снизился на один пункт, и я закрыл позицию. Внеся пять долларов маржинального залога, я заработал ровно 500. Казалось, деньги приклеились к вспотевшим пальцам управляющего, но он все-таки нашел в себе силы отдать их мне. Скрестив руки на груди, он прикусил нижнюю губу и уставился в окно за моей спиной.

Когда я сказал, что хочу продать в шорт двести акций U.S.Steel, управляющий даже не шелохнулся. Он словно не слышал меня. Я повторил свою заявку, но увеличил ее с 200 до 300. Управляющий повернулся ко мне. Я ждал, когда он что-нибудь скажет. Но он только стоял и смотрел. Потом причмокнул губами и сглотнул, словно собирался начать обличительную речь против продажных политиков. Наконец, махнув рукой в сторону денег, которые я держал в руке, он сказал:

– Убери это с глаз!

– Убрать что? – переспросил я, не вполне понимая, к чему он клонит.

– Куда едешь, студент? – спросил он внушительным тоном.

– В Нью-Йорк, – ответил я.

– Это правильно, – сказал он и кивнул раз двадцать. – Совершенно верное решение. Вы сейчас уедете отсюда, потому что теперь я точно знаю две вещи. Две, студент! Я знаю, кто вы есть и кем вы не являетесь. Да, да, да!

– В самом деле? – очень вежливо сказал я.

– Да. Вы оба… – он сделал паузу, а затем перестал быть похожим на оратора, выступающего в конгрессе, и зарычал: – Вы двое – самые страшные акулы в Соединенных Штатах Америки! Студенты? Как бы не так!

Мы оставили его разговаривать с самим собой. Скорее всего, ему не столько денег было жалко. Ни один профессиональный игрок не стал бы так переживать по поводу проигрыша. Это все-таки азартная игра, а в игре судьба переменчива. Его гордость уязвило то, что он так в нас ошибся.

Вот так я вернулся на Уолл-стрит, чтобы сделать третью попытку. Естественно, я много думал, пытаясь понять, в чем конкретно ошибочность моей системы, из-за чего я систематически проигрывал, торгуя в конторе Фуллертона. Мне было двадцать, когда я заработал свои первые 10 тысяч, а потом их проиграл. Но тогда я знал, как и почему разорился: я играл тогда, когда этого делать не следовало. Когда ситуация не позволяла мне действовать согласно моей системе, я все равно играл, но делал это просто наудачу. Я играл с надеждой на выигрыш, а надо было делать это только тогда, когда твердо знаешь, что не можешь не выиграть. Когда мне исполнилось двадцать два, я заработал 50 тысяч, но все их спустил девятого мая. Но тогда я знал, как и почему это произошло. Главной проблемой в тот день было сильное отставание информации о котировках на ленте биржевого телеграфа от реального движения цен на бирже, да и сами движения в тот день были беспрецедентно резкие. Но я по-прежнему не понимал, почему проигрывал после возвращения из Сент-Луиса и после окончания паники, наблюдавшейся девятого мая. У меня были некоторые теории на этот счет и гипотетические способы решения тех проблем, которые, как я думал, имели место в моей игре, но все это надо было проверить на деле.

Лучший способ понять, чего делать не надо, – это потерять все, что имеешь. И когда ты знаешь, чего не надо делать, чтобы не проигрывать, начинаешь учиться тому, что надо делать, чтобы выигрывать. Поняли? Значит, вы уже начали учиться!

Глава V

Одной из проблем в игре «тикерных охотников», или «ленточных червей» (как они порой себя называют, имея в виду тикерную ленту), средней руки является их чрезмерная специализация. Их стиль игры утрачивает гибкость, и порой это обходится слишком дорого. В конце концов, спекулятивная игра не сводится исключительно к математике или набору заранее установленных правил. Читая ленту, я вижу не просто цифры, указывающие на рост или снижение котировок. Лента отражает то, что я называю поведением акций, позволяющим судить о том, будут ли текущие котировки меняться в соответствии с теми прецедентами, которые мне случалось наблюдать в прошлом. Если курс ведет себя не так, как должен был бы, лучше эти акции не трогать. Ведь если не знаешь, что с ними не так, то не угадаешь, в каком направлении будет изменяться ситуация. Нет диагноза, нет и прогноза. Нет прогноза, нет и прибыли.

Следить за поведением курса и изучать его поведение в прошлом – идея старая, как мир. Когда я впервые очутился в Нью-Йорке, в одной из брокерских контор познакомился с французом, любившим поговорить о своих графиках – чартах. Сначала я решил, что это какой-то юродивый, которого фирма держала просто по доброте, а потом понял, что он на редкость убедительный и интересный собеседник. Он говорил, что в этом мире не лжет только математика – просто потому, что не умеет лгать. С помощью своих графиков он мог предсказывать движения рынка и анализировать их. К примеру, он мог объяснить, почему Кин действовал правильно, спровоцировав игру на повышение с привилегированными акциями компании Atchison, и почему позже он оказался не прав в истории с акциями Southern Pacific. Время от времени кто-нибудь из профессиональных биржевиков пытался использовать систему француза, но потом все они возвращались к своим старым, далеким от науки методам торговли. Они говорили, что метод проб и ошибок обходится им дешевле, чем эта хитроумная система. По словам француза, сам Кин признавал его методику анализа на 100 процентов правильной, но утверждал при этом, что она слишком медлительна, чтобы ее можно было практически использовать на активном рынке.

Графики ежедневных изменений цен вычерчивали еще в одной конторе. Это позволяло одним взглядом ухватить, как менялся курс различных акций в течение нескольких месяцев. Сравнивая кривые для отдельных акций с кривой для рынка в целом и имея в виду определенные правила, клиенты могли оценить, много ли шансов пойти в рост у тех акций, которые им посоветовали купить без всякой науки. Люди использовали эти графики как вспомогательное средство. Они относились к ним как к дополнительному советчику. Сегодня графики движения курсов можно обнаружить в очень многих комиссионных домах. Их готовят профессиональные статистики, причем не только для акций, но и для сырьевых товаров.

Должен сказать, что чарты помогают тем, кто умеет их читать или, точнее, усваивать прочитанное. Однако среднестатистический игрок, изучая чарты, обычно склоняется к чрезмерно упрощенному представлению о том, что сам процесс биржевой спекуляции сводится к анализу ям и вершин, первичных и вторичных движений. Если слишком доверять графикам, крах неизбежен. Я знаю одного чрезвычайно способного человека, в прошлом партнера известного брокерского дома, который закончил знаменитый технический вуз и получил превосходное математическое образование. Та к вот, он разработал систему графического анализа, основанную на тщательном, детальном изучении динамики цен на многих рынках – акций, облигаций, зерна, хлопка и т. д. Он собрал данные за многие годы, вычислил коэффициенты корреляции и размах сезонных колебаний – словом, все, что можно. Затем он многие годы применял свои графики, играя на бирже. По существу, этот человек использовал в своих интересах некоторые разумно подобранные среднестатистические значения. Мне говорили, что он регулярно выигрывал, пока мировая война не поставила все с ног на голову, сделав бесполезными все прошлые расчеты и прецеденты. Я слышал, что он и его многочисленные последователи потеряли миллионы, прежде чем смирились и отказались от своей системы. Но даже мировая война не может остановить рост акций, когда все прочие обстоятельства способствуют росту, или, наоборот, остановить падение, когда рыночные условия потворствуют «медведям». Чтобы зарабатывать на бирже, человек должен уметь правильно оценивать рыночные условия и приспосабливаться к ним.

Когда я вспоминаю свои первые годы на Уолл-стрит, в голову неизбежно приходят подобные мысли. Сейчас я знаю то, чего не знал тогда, и когда думаю о тех ошибках, которые совершал в силу своего невежества, то понимаю, что это те самые ошибки, которые из года в год продолжают повторять среднестатистические биржевые спекулянты.

Вернувшись в Нью-Йорк, чтобы в третий раз попытаться обыграть рынок, я торговал очень активно. Я не рассчитывал на такие же успехи, каких мне удавалось достичь в бакет-шопах, но надеялся, что со временем чего-то добьюсь, поскольку у меня уже был больший запас прочности и я мог дольше гнуть свою линию. Однако теперь я понимаю, что моей главной проблемой была неспособность понять фундаментальную разницу между спекуляцией и азартными играми. Тем не менее, поскольку у меня были уже семилетний опыт игры и определенные природные способности к ней, деньги, которые я ставил, приносили если не настоящее богатство, то в любом случае весьма высокую отдачу. Я, как и прежде, то выигрывал, то проигрывал, но суммарный результат был положительный. Чем больше я зарабатывал, тем больше тратил. Это свойственно большинству людей – и не только тем, кому деньги с неба падают, а всем тем, кто не стал рабом накопительского инстинкта.

У некоторых людей, например у таких, как Рассел Сейдж, одинаково сильны инстинкты зарабатывать деньги и копить их, поэтому немудрено, что они умирают чрезвычайно богатыми.

Ежедневно с десяти до трех меня занимала исключительно игра, но после трех я жил обычной жизнью. Не поймите меня превратно. Я никогда не допускал, чтобы развлечения мешали делу. Если проигрывал, то лишь потому, что ошибался в расчетах, а не вследствие мотовства или распутства. Я никогда не допускал, чтобы расшатанные нервы или трясущиеся с похмелья руки испортили игру. Я просто не мог позволить себе все те вещи, которые подвергли бы угрозе мое физическое или психическое здоровье. Даже теперь, в своем нынешнем положении, я ложусь спать не позже десяти. В юности я никогда не засиживался в компаниях допоздна, поскольку недосып помешал бы мне заниматься делом. В среднем я выигрывал значительно больше, чем проигрывал, поэтому не видел необходимости лишать себя основных радостей жизни. Рынок ведь всегда на месте, чтобы пополнить мои карманы, если что. Постепенно я приобретал уверенность в завтрашнем дне – уверенность, которая приходит к человеку, профессионально и бесстрастно относящемуся к своему методу зарабатывать на хлеб с маслом.

Первое, что я изменил в своей методике игры, касалось расчета времени. В конторе Фуллертона я не мог с уверенностью ждать до последнего, а затем снимать прибыль, когда курс изменится на 1–2 пункта, как делал это в бакет-шопах. Если я хотел поймать нужную котировку, то должен был действовать на опережение. Иными словами, я должен был внимательно следить за происходящим и предвосхищать движения рынка. Это звучит как совершеннейшая банальность, но вы понимаете, что я имею в виду. Самым главным изменением в моей игре стало изменение моего отношения к ней. Я понемногу постигал разницу между игрой на мелких колебаниях курса и предвидением неизбежных движений рынка в ту или другую сторону, иными словами, между азартной игрой и настоящей спекуляцией.

В изучении истории движения интересующих меня акций мне теперь приходилось заглядывать в прошлое значительно глубже чем на час, тогда как игра в бакет-шопах таких дальних экскурсов не требовала. Я стал интересоваться финансовыми отчетами компаний, коммерческой статистикой. Теперь мне нравился не только сам процесс игры, но и процесс подготовки к ней. Мне казалось интересным и захватывающим все, что помогало играть более разумно. Прежде чем решить проблему, я должен четко сформулировать ее для себя. Когда мне кажется, что нашел решение, я должен доказать себе свою правоту. И я знаю только один метод доказательства – сыграть на свои деньги и выиграть.

Со стороны мой прогресс может показаться медленным, но, оглядываясь назад, я должен признать, что учился так быстро, как только мог, особенно если принять во внимание, что в целом играл в плюс. Если бы я проигрывал чаще и больше, тогда, может быть, это подстегивало бы меня в учебе и я раньше замечал бы свои ошибки и заблуждения. Но я все-таки не уверен в пользе проигрышей, поскольку, если бы проигрывал больше, у меня было бы недостаточно средств для проверки тех усовершенствований, которые я вносил в свой метод игры.

Исследуя свои удачные операции, я пришел к выводу, что, хотя зачастую оказывался стопроцентно прав в диагностике рыночных условий и общего тренда, мне все равно не удавалось выиграть столько, сколько я вроде как «заслуживал», зная то, что знал. Почему так получалось?

Частичная победа содержит в себе не меньше полезных уроков, чем полное поражение.

Например, на «бычьем» рынке я имел изначально «бычий» настрой и подкреплял его покупкой акций. Котировки возрастали, как я и предвидел. До сих пор все шло очень хорошо. Но что я делал дальше? Прислушивался к мнению старейшин и обуздывал свои юношеские порывы. Я уговаривал себя быть мудрым, играть осторожно, благоразумно. Каждый знает: осторожная игра предполагает необходимость фиксировать прибыль, а затем снова покупать акции на коррекции курса. Я так и действовал, точнее пытался действовать. Я фиксировал прибыль и ожидал коррекции, которая так и не наступала. Вместо этого только что проданные мною акции взмывали еще на 10 пунктов вверх, а мне, такому мудрому и осторожному, приходилось довольствоваться четырьмя пунктами прибыли. Говорят, что, если регулярно фиксировать прибыль, бедным не станешь. Да, это так. И богатым не станешь, если довольствуешься четырьмя пунктами прибыли на рынке «быков».

Там, где были все возможности заработать 20 тысяч долларов, я зарабатывал две тысячи. Вот к чему приводила осторожность. Примерно тогда же, когда понял, как мало зарабатываю по сравнению с тем, сколько должен был бы, я узнал еще кое-что: простофили делятся на категории в зависимости от имеющегося опыта.

Простофиля-новичок не знает ничего, и это известно всем, в том числе ему самому. Но простофиля более опытный, простофиля второго уровня, сам думает, что много знает, и вводит в заблуждение других. Он считает себя опытным, но на самом деле он изучал не рынок как таковой, а лишь относящиеся к нему комментарии и советы, щедро раздаваемые простофилями более высоких уровней. Простаки второго уровня знают некоторые способы уберечься от больших потерь, в чем, конечно, превосходят зеленых новичков. Именно такие полупростофили, а не простофили стопроцентные, являются основным источником дохода для брокерских домов. Их средняя продолжительность жизни на бирже составляет три с половиной года, тогда как простаки первого уровня выдерживают от трех до тридцати недель. Полупростофили очень любят цитировать правила игры на Уолл-стрит и афоризмы биржевых китов. Они прекрасно знают поучения старожилов рынка о том, чего нельзя делать, но не знают самого главного правила, которое гласит: «Не будь простофилей!»